Воспоминания посла ФРГ в Москве
В Германии выходит много документальных книг, темы которых так или иначе связаны с историей Советского Союза, России, Украины и отношений Германии с этими странами. Книга, с которой я начну сегодняшнюю передачу (она вышла в берлинском издательстве «edition q»), заметно отличается от всех остальных. Отличается не только странным и, я бы даже сказал, несколько залихватским названием: «С Богом и кальсонами». Уникально, прежде всего, то, что в ней современная история СССР, а потом и России – со времён «холодной войны» до крушения социалистического лагеря – рассказана не просто очевидцем, не просто непосредственным участником событий, но дипломатом. Чаще всего дипломаты дипломатично молчат об увиденном и услышанном и после того, как выходят на пенсию. Или рассказывают так скучно, что, кажется, читаешь официальные коммюнике. Книга Андреаса Майера–Ландрута – совершенно другая.
В течение четырёх десятилетий Андреас Майер–Ландрут работал на дипломатическом поприще. Из них двенадцать лет он провёл в Москве: во второй половине пятидесятых годов был скромным секретарём посольства ФРГ, позже – пресс–атташе, в восьмидесятые годы – уже послом. И даже выйдя на пенсию, он не расстался с Россией. Вплоть до июля 2002–го года Андреас Майер–Ландрут был главой представительств концерна «ДаймлерКрайслер» в Москве.
Он родился в городе Ревеле (сегодняшнем Таллинне). И, разумеется, часто приезжал в этот город как в советские времена, так и после обретения Эстонией независимости. С Ленартом Мери, который стал президентом Эстонии, автора книги связывает давняя дружба.
В университете Андреас Майер–Ландрут изучал славистику (он стал позже доктором наук в этой области), социологию и историю Восточной Европы. В марте 57–го года приехал в Москву в только что открывшееся здесь посольство ФРГ. Один из его знакомых дал ему тогда такое напутствие: «Положитесь на Бога и не забудьте взять с собой тёплые кальсоны». Отсюда название книги Майера–Ландрута. Что ещё он взял с собой? Бобровую шубу своего деда, которая в первые годы спасала его от непривычных русских морозов.
Судя по записям в сохранившемся дневнике тех лет, люди, с которыми сталкивался Андреас Майер–Ландрут, поначалу были ему исключительно несимпатичны. Они казались героями Достоевского – мрачными, уродливыми, боязливыми. Но шло время, начиналась хрущёвская «оттепель», немецкий дипломат узнавал этих людей ближе, и его отношение к ним менялось. Да и сами они менялись. Рецензент газеты «Франкфуртер альгемайне», рассказывая о книге «С богом и кальсонами», назвал её автора «настоящим русофилом», человеком, влюблённым в Россию. Он стал «своим» для многих из тех, с кем встречался, – не для высшей советской партийно–государственной номенклатуры, в отношениях с которой продолжал, как говорится, «сохранять дистанцию», но для актёров и писателей, художников, представителей научной интеллигенции, людей, разделяющих его давнюю любовь к лошадям... «Андрей Павлович» (так называли его российские друзья) стал постоянным гостем Московского ипподрома. Но его можно было встретить не у касс тотализатора или на трибунах, а, так сказать, «за кулисами», среди конюхов, жокеев, наездников. Здесь Майер–Ландрут занимался выездкой. Конный спорт он полюбил ещё в юности.
Книга бывшего посла ФРГ в Москве написана очень увлекательно. Мы найдём в ней как исторические документы, так и очень личные впечатления автора, цитаты из газетных публикаций – и анекдоты, смешные рассказы о том, как «Андрей Павлович» плавал в Чёрном море вместе с Брежневым и поддерживал Франца–Йозефа Штрауса, который боялся поскользнуться на льду у Кремлёвской стены. Интересно читать и о более серьёзных вещах – о том, как Майер–Ландрут тайно передавал на Запад рукописи Солженицына после того, как писателя выслали из Советского Союза, как он общался с диссидентами и (уже в новейшие времена) защищал дом–музей Пастернака в Переделкино...
Мы найдём в его автобиографической книге много интересных страниц, которые не имеют непосредственного отношения к Советскому Союзу и России: например, касающиеся того периода, когда Майер–Ландрут был стаатссекретарём (то есть заместителем министра) в министерстве иностранных дел и руководил ведомством президента ФРГ. Но всё же самое интересное, на мой взгляд, – именно то, что касается советской, российской истории. Истории, одним из творцов которой «Андрей Павлович» Майер–Ландрут был долгие годы и остаётся по сей день.
Напомню ещё раз, что мы рассказывали о книге Андреаса Майера–Ландрута, которая вышла в берлинском издательстве «edition q» и называется «С Богом и кальсонами».
А теперь к другой теме. Речь пойдёт не о конкретной книге и даже не совсем о литературе. Но, думаю, вы согласитесь со мной, услышав репортаж Джерри Миллера из Лондона, что тема – вполне для «Читального зала». Мы расскажем о том, что написано на уличных табличках Лондона, сделав особый упор, разумеется, на «литературном» происхождении этих табличек.
Таблички с названиями улиц в британской столице почти всегда расположены на уровне второго этажа. Но это не для того, чтобы обезопасить их от любителей сувениров. Высота идеальна для пассажиров двухэтажных лондонских автобусов. Зато, правда, пешеходам приходится порою выворачивать шею. На табличке помимо названия улицы обязательно указан район (их в городе 33) и почтовый индекс.
«Улица» по-английски – street. Слово это восходит к латинскому ”via strata” – «мощеная дорога». «Мощеная» часть этого словосочетания перекочевала во многие современные языки: «штрассе» в немецком, «страда» - в итальянском. Но в английском есть и другие слова, близкие по значению к ”street”, что легко заметить на уличных табличках: ”avenue” - «проспект», ”lane” - «переулок», «drive” - «проезд», ”way” или ”road" – «шоссе», "close” - «тупик» и даже ”walk” - «тропа». Есть и чисто британские термины, такие как ”crescent” – улица, изгибающаяся правильной дугой, или "mews” – «конюшенная», «служебная» улица. Это что–то вроде заднего двора, чёрного хода – переулок для слуг и посыльных, идущий параллельно улице, на которую выходят фасады господских домов.
Естественно было бы ожидать, что все уличные указатели в Лондоне – только на английском языке. Но британская столица – многонациональный мегаполис, численность одной лишь индо-пакистанской общины превышает здесь три четверти миллиона человек. Поэтому в районах, где большинство составляют именно они, или представители других этносов, названия улиц указаны не только на английском, но также на бенгали, хинди, урду, а в «Чайна-тауне» – на китайском языке.
Происхождение многих названий улиц, районов и площадей Лондона проследить довольно просто. Центральная площадь Лондона, Трафальгарская, названа так в честь морской битвы 1805-го года у испанского мыса Трафальгар. Главная торговая улица Лондона – Оксфорд-стрит – была когда-то главной дорогой, которая вела из средневекового Лондона в университетский Оксфорд. «Ковен Гарден» - это искаженное ”convent garden", что значит «монастырский сад». На площади, известной в наши дни тем, что здесь находится Королевский театр оперы и балета, когда-то, в стародавние времена, был обнесенный стеной сад и огород, где монахи Вестминстерского аббатства выращивали овощи и фрукты.
Гайд-парк обязан своим названием древней англосаксонской мере площади hyde, соответствующий участку земли, который можно вспахать одним быком за один день.
Однако часто этимология названия улицы не столь очевидна. Наверное, самая знаменитая улица Лондона – Пикадилли. Происходит это название от слова ”picadil” – «жабо», «кружевной воротник». В начале 17 века, когда началась застройка этого района, процветающий предприниматель Роберт Бейкер, наживший себе капитал на изготовлении и производстве этих модных тогда деталей туалета, построил себе поблизости большой дом. Особняк этот очень скоро получил в народе прозвище «Пикадилли-холл» – прямое указание на главный источник богатства его владельца. Между прочим, первое после застройки название этой улицы было «Португал-стрит» в честь жены короля Карла II, португальской принцессы Катарины Браганза. Той самой, кстати, что привезла на британские острова в качестве приданого и два фунта чайных листьев (от этого факта отсчитывают историю английского чаепития).
Что касается улицы, то ту её часть, где стоит «Пикадилли-холл», несмотря ни на какие официальные наименования, народ упорно называл «Пикадилли». И в середине 18-ого века городские власти сдалИсь: название «Португал–стрит» заменили на «Пикадилли».
А кому из вас не известно название другой лондонской улицы – Бэйкер-стрит – той самой, где когда-то в доме № 221-б снимали квартиру самый знаменитый в мире сыщик Шерлок Холмс и его друг и биограф доктор Уотсон? "Baker" значит по-английски «пекарь». Однако название улицы к выпечке хлеба никакого отношения не имеет: она получила имя застройщика Уильяма Бэйкера, который в середине 18 века возводил эту часть Лондона.
Но увековеченное имя строителя – это скорее исключение, потому что чаще всего старые лондонские улицы сохранили названия, показывающие их средневековую торговую и ремесленническую «специализацию»: Milk Street, Bread Street, Wood Street – то есть Молочный, Хлебный, Деревянный ряды.
Интересно, что некоторые названия лондонских улиц стали нарицательными – но только не в английском языке.
Есть в Сити, например, Ломбард-стрит, которая дала миру слово «ломбард». Здесь несколько столетий назад купцы-итальянцы из провинции Ломбардия открыли первую лавку, где можно было получать кредит под заклад ценных вещей. В самом английском языке слово «ломбард» не прижилось, как не прижилось и слово «вокзал» – тоже родом из Лондона (это искаженное название района Воксхолл).
Если продолжить разговор о «гримасах» этимологии, то нельзя не упомянуть и такой любопытный литературно–исторический факт.
Наверняка, очень многие из вас помнят «школьную» цитату из романа «Евгений Онегин», описывающую кабинет главного героя:
«Всё, чем для прихоти обильной
Торгует Лондон щепетильный
И по Балтическим волнам
За лес и сало возит нам,
Всё, что в Париже вкус голодный,
Полезный промысел избрав,
Изобретает для забав,
Для роскоши, для неги модной, –
Всё украшало кабинет
Философа в осьмнадцать лет».
Почему Пушкин назвал Лондон щепетильным? Есть выражение «щепетильный вопрос», – то есть деликатный вопрос. Ещё говорят: «щепетильный человек» (например, щепетильный в денежных делах). Это значит: строго, до мелочей, последовательный и принципиальный. Причём здесь Лондон? И при чём здесь лондонские товары, предназначенные для «прихоти обильной»?
На эти вопросы отвечает старый добрый «Толковый словарь» Даля. Оказывается в девятнадцатом веке слово «щепетильный» имело совершенно другое значение, чем сегодня. «Щепетильными» называли всякие мелочи типа «ниток, булавок, тесёмочек, крючочков, пуговиц», а также духи, помаду и тому подобные вещи. Таких слов, как «бижутерия» или «косметика», в русском языке ни во времена Пушкина, ни во времена Даля ещё не было.