31.01.2001 Доносы и доносчики. (Часть 2.)
Здравствуйте!
Мы продолжаем знакомить вас с книгой Карола Зауэрланда «Тридцать сребреников». Она вышла в берлинском издательстве «Фольк унд Вельт» и рассказывает об истории доносительства. Неделю назад речь шла, в основном, о Германии. А закончили мы ту, прошлую, передачу обещанием рассказать о том, как царская «охрана» работала со своими тайными агентами в партии большевиков. Хорошо работала. Так, например, о проходивших в условиях строжайшей конспирации заседаниях первого большевистского ЦК на Пражской конференции РСДРП 1912 года, полиции представили подробные доклады сразу трое осведомителей.
Один из них - Роман Малиновский - сам стал позже членом ЦК и депутатом фракции большевиков в Государственной Думе. В юности Малиновский был простым уголовником. Потом стал популярным вожаком одного из крупнейших российских профсоюзов - профсоюза металлистов - и одним из немногих рабочих в руководстве РСДРП и главным большевистским оратором в Думе. Офицерам «охранки» на тайных встречах даже приходилось просить его умерить революционный пыл его речей.
Роман Малиновский был любимчиком Ленина и его «выдвиженцем». Даже когда подозрения по поводу Малиновского у многих соратников Ильича по партии уже переросли в уверенность, Ленин продолжал упорно защищать своего питомца. Между прочим, главную роль в разоблачении Малиновского сыграл... заместитель министра внутренних дел России генерал Джунковский. Человек «исключительной порядочности», как говорили о нём современники, он был против политического провокаторства и не мог допустить того, чтобы в парламенте страны сидел секретный осведомитель полиции, да ещё к тому же ранее судимый за уголовное преступление. Джунковский заставил Малиновского отказаться от депутатского мандата, пригрозив в противном случае публично объявить о его сотрудничестве с «охранкой».
И в царские времена подобные идеалисты были редкостью в тайной полиции, в советские их, кажется, вовсе не осталось. Партия большевиков и её карательные органы с распростёртыми объятиями встречали доносчиков, рвение которых было просто поразительно. Рассказывая о первых неделях после прихода к власти, Троцкий пишет в своих воспоминаниях:
- «Осведомители являлись со всех сторон. Приходили рабочие, солдаты, офицеры, дворники, социалистические юнкера, прислуга, жёны мелких чиновников. Некоторые давали серьёзные и ценные указания».
Доносительство уже не просто поощрялось - оно было объявлено величайшей гражданской доблестью. О Павлике Морозове, донёсшем на своего отца, слагались поэмы и песни, ему ставились памятники (например, на Ленинских горах в Москве, у Дворца пионеров), его имя присваивали школам и кораблям, на его примере призывали учиться юную смену... Надежда Константиновна Крупская обращалась в начале тридцатых годов к детворе Страны Советов:
- «Поглядите, ребята, вокруг себя. Вы увидите, как много ещё старых ... пережитков. Хорошо будет, если вы их будете обсуждать и записывать».
Кстати говоря, первую и самую известную песню о Павлике Морозове, которая в сталинские времена исполнялась бессчётное число раз, сочинил Сергей Михалков, автор старых советских и нового российского гимна. Писатель Юрий Дружников, написавший великолепную книгу о Павлике Морозове, вспоминая об этой песне, которую ему в детстве довелось петь в хоре, замечает: «Учитывая, что содержание подвига известно, приведём для экономии только рифмы». Последуем его примеру:
«Сером - стороне - примером - пионер.
Недаром - горячо - в амбарах - кулачьё.
Павел - учил - выступая - разоблачил.
Травы - звеня - расправой - родня.
Летний - лист - малолетний - коммунист»...
В архивах сохранилась книга Анатоля Франса «Последние страницы. Диалог под розой» с пометками Сталина, очень внимательно читавшем эту книгу. Фраза «пишите, мерзавцы, доносы» подчёркнута. И ещё тремя вертикальными чёрточками отмечена на полях. И мерзавцы писали доносы: на соседей и коллег по работе, на случайных знакомых и родственников... Все знают, как часто Сталин смотрел в Художественном театре «Дни Турбиных». Меньше известно, что другим его любимым спектаклем во МХАТе была «Любовь Яровая». В этой пьесе жена предаёт мужа. Пьеса эта, кстати говоря, вплоть до восьмидесятых годов входила в школьную программу.
"Ну, хорошо, - скажет кто-то. - Мало ли что происходило в сталинские времена. Сталин вообще был патологическим типом, параноиком, страдал манией преследования... Да и сам как будто когда-то служил в «охранке». Потом всё же настали другие времена..."
О доносах и доносчиках в послесталинскую эпоху в книге Карола Зауэрланда «Тридцать сребреников» также рассказано немало интересного. В частности, о том, сколько было тайных осведомителей в эти якобы «другие» времена. На госбезопасность Польши, например, работали в 1987 году более ста тысяч тайных осведомителей. Министерство госбезопасности ГДР («штази») получило с января 1985 года по ноябрь 1989-го (когда уже пала Берлинская стена) доносы 260 тысяч стукачей. Надо учесть при этом, что состав осведомителей, согласно секретным инструкциям «штази», постоянно обновлялся. Поэтому посчитать, сколько всего доносчиков было за время существования ГДР (или социалистической Польши, или Советского Союза) просто невозможно. Но профессор Зауэрланд приводит такие впечатляющие цифры. В Восточной Германии на каждые двести граждан приходился один штатный чекист и на каждые сто - внештатный стукач.
А как обстояло дело в Советском Союзе? Бывший министр МГБ и секретарь ЦК КПСС Игнатьев сказал однажды о десяти миллионах осведомителей. Сегодня некоторые исследователи считают, что негласным «помощником» КГБ был каждый шестой гражданин СССР. А это больше тридцати миллионов. В своём документальном исследовании о доносчиках «Рабы ГБ» (блестящем исследовании) известный журналист Юрий Щекочихин рассказывает, в частности, о деле Леонида Васильева, инженера из Казани, написавшего в 1983 году «антисоветское», как тогда говорили, стихотворение. Пятьдесят экземпляров этого стихотворения Васильев оставил в коридорах различных учреждений, на лестничных площадках, послал в редакции газет... Догадайтесь, сколько доносов пришло в КГБ? Правильно: пятьдесят! У рабочих, студентов, доцентов, профессоров и членкоров Академии наук, в руки которых попало стихотворение, была возможность просто выбросить листок, никому ничего не сказав, но нет! Все, как один, сообщили «куда следует». Васильева нашли и посадили на два года.
«Моё фамилье, имя, отчество прекрасно знали в КГБ», - пел Владимир Высоцкий. И был прав. Негласный надзор за Высоцким установили ещё в середине шестидесятых годов. Рядом с ним постоянно находилось несколько постоянных осведомителей. А после женитьбы на французской актрисе Марине Влади (это был семидесятый год) КГБ уже совершенно открыто решал, где позволено выступать Высоцкому и в каких фильмах сниматься. Когда театр на Таганке ездил на гастроли за границу, в эти поездки брали не всех актёров. Но сопровождающий от КГБ (а то и несколько) были обязательно.
В передаче «Читальный зал», как говорится, сам Бог велел особо сказать о писательской братии. Был такой Лев Никулин, лауреат Государственной премии СССР, автор романов «Московские зори», «России верные сыны», «Мёртвая зыбь» и книги с многозначительным названием «Высшая мера». В сталинские времена Никулин был одним из тех, кто приложил руку к уничтожению Бабеля. И ходила в литературных кругах эпиграмма: «Каин, где Авель?/ Никулин, где Бабель?» Потом настала оттепель, разоблачили культ личности, из лагерей вышли те, кому посчастливилось выжить... А что же стукачи и, в частности, Лев Никулин? Они продолжали спокойно заниматься тем, чем занимались и раньше - как литературой, так и доносительством. И вот уже пошла гулять новая язвительная эпиграмма: «Никулин Лев, стукач-надомник,/ Недавно выпустил трёхтомник». И ничего.
Вадим Кожевников, герой Соцтруда и лауреат Государственной премии, будучи главным редактором журнала «Знамя», получил в конце 1960 года рукопись романа Гроссмана «Жизнь и судьба». Ознакомился с романом и решил, что это произведение «очернительское». Ну, позвони Гроссману, скажи ему: «Старик, не могу напечатать - сам знаешь, почему. Забери рукопись и никому не показывай». Вместо этого Вадим Кожевников передал рукопись в «органы». Это, кстати говоря, ему в будущем зачлось: чекисты помогли Кожевникову написать роман «Щит и меч», ставший любимой книгой нынешнего российского президента.
И всё-таки речь идёт о прошлом. А что сейчас? Ведь была перестройка, гласность, пришла демократия... КГБ уже нет. Уголовных статей, карающих за «антисоветскую деятельность», тоже. Всё это так. Но вот в августе 1995 года Государственная Дума России приняла закон, гарантирующий «лицам, сотрудничающим с органами», защиту государства и даже освобождение от уголовной ответственности за заслуги в раскрытии преступлений. Доносительство интеллигентно названо «конфиденциальным содействием на контрактной основе». Закон, кстати говоря, запрещает вербовать в осведомители судей, прокуроров, адвокатов, священнослужителей и... народных депутатов. Правда, совсем недавно одного из депутатов Госдумы публично поздравили с присвоением звания полковника госбезопасности, но большинство народных избранников если и возмущалось, то разве что тем, что их коллегу так неосторожно «раскрыли».
Доносительство продолжает оставаться делом вовсе не стыдным. Была ли русская поговорка «Доносчику - первый кнут»? Её давно уже сменила другая: «Лучше стучать, чем перестукиваться». Чекистский «телефон доверия», по которому граждане могут донести, сохранив свою анонимность, и сегодня не умолкает. Конечно, сообщать «по инстанции» о парковке машин в неположенном месте любят и немцы, и американцы, и австрийцы... И хотя такой донос не ведёт к внеправовому преследованию, есть и тут что-то нехорошее. А уж тем более мерзко - поощрять доносительство.
«Белорусская деловая газета» недавно сообщила о том, что платными осведомителями должны стать все жители Пружанского района Брестской области. За сообщения о лицах, нелегально переходящих границу (это, как вы понимаете, не шпионы, а «челноки», пытающиеся избежать драконовских поборов), жители местных деревень будут награждаться не только почётными грамотами, но и денежными премиями в размере двух минимальных зарплат. Особо отличившиеся получат льготные путёвки в санатории и дома отдыха. А вы говорите: «прошлое»...
Песней чекистов, которую исполнял в своё время по-немецки и по-русски самодеятельный ансамбль Министерства государственной безопасности ГДР, мы завершили рассказ о книге профессора Карола Зауэрланда «Тридцать сребреников».
До встречи в «Читальном зале» ровно через неделю, в то же время и на тех же волнах. Обещаю, что тема будет повеселее.