Украина и Европа
Книга, которая сейчас лежит передо мной, находится не в лучшем состоянии. Но это ей (книге) и нам (её читателям) простительно, потому что дело не в том, что с этой книгой неаккуратно, неуважительно обращались, а в том, что её прочитали очень многие мои коллеги – причём как из русской, так и из украинской редакций. Этот сборник – он называется «Апология Украины» и вышел в Москве, в издательстве «Модест Колеров и Три квадрата», – составили статьи, эссе, заметки одиннадцати очень разных авторов, пишущих в разных жанрах, стилистически чрезвычайно разнородных. Нет даже единой темы. Как точно замечает составитель сборника и автор предисловия Инна Булкина, речь идёт о нескольких тематических узлах. Но идея, объединяющая идея, у книги всё же есть. И это не Украина сама по себе, а треугольник: Украина – Россия – Запад. Сначала надо, конечно, хотя бы коротко рассказать в целом о сборнике.
Сборник «Апология Украины» открывает эссе Юрия Андруховича – наверное, самого интересного современного писателя, пишущего на украинском языке. Оно называется «Введение в географию», было написано больше десяти лет назад и уже становилось предметом обсуждения в радиожурнале «Читальный зал». Что не случайно. Потому что это эссе рассказывает куда больше о Германии (точнее, о Баварии), чем об Украине. Но Андрухович задаёт тон. «Мы счастливы тем, что ничего о внешнем мире не знаем, – пишет он. – Мы ещё только готовимся совершить свой переход через Альпы... Географию следует начинать с азов. Для нас она ещё не началась». «Географическую» – вернее, геополитическую и геопсихологическую тему подхватывают другие авторы: Игорь Клех, Наталка Белоцеркивець, Александр Гриценко... Несколько особняком стоит фрагмент из известного эссе Милана Кундеры «Трагедия Центральной Европы». Кундера затрагивает такую болезненную не только для Чехии и Словакии и не только для Украины проблему, как проблема русификации. И вместе с тем не устаёт повторять: «Не Россия, а коммунизм лишает народы их сущности. Более того: первой жертвой коммунизма стал русский народ... Советская бюрократия – глубоко ненациональная, антинациональная и наднациональная – нуждается в средстве для объединения своего государства». Оксану Пахлёвску, автора статьи «Украина и Европа: десятилетие утраченных возможностей», взаимоотношения с Россией интересуют в меньшей степени, чем мера интеграции Украины в Европу. Пахлёвска убеждена в том, что «категорическая необходимость» этой интеграции не подлежит обсуждению в том случае, если будущая Украина «мыслится в категориях государства, нации, культуры, а не как одна из многих бессловесных периферий анахроничной агонизирующей империи».
К сожалению, перепад уровней в подобных сборниках неизбежен. И всё же странно читать, скажем, в статье Наталки Белоцеркивець фразы типа «Запад в поисках свежих идей охотится на восточных учёных и художников, большей частью для того, чтобы попросту выжать их, словно лимоны, для своих коктейлей». Лихо сказано. На уровне утверждения, что «Силиконовая долина» стоит на русских мозгах. Привет от Билла Гейтса. А также от других авторов «свежих идей» из Восточной Европы, например, от Хайека, Фридмана, Фукиямы и Хантингтона. Вы знаете более известных современных философов и экономистов?
Странновато – и даже отчасти смешно – читаются и некоторые рассуждения Игоря Клеха об «иностранцах», приезжающих во Львов. Эти «зачастившие во Львов швейцарцы и другие», как пренебрежительно выражается автор, «тащатся» от Львова, потому что здесь всё (цитата) – «живое, не зализано до полусмерти, как у них». Разумеется, и в Швейцарии, и в Москве (где живёт Игорь Клех) есть достаточно людей, которые романтизируют развалины и полуразвалины, но, по–моему, всё–таки жить в отремонтированных памятниках архитектуры лучше, чем в неотремонтированных, а ходить и ездить по хорошим улицам и дорогам – легче, чем по плохим. Такое, извините, плебейское презрение к отремонтированному, чистому, упорядоченному (чаще всего добавляется – но бездуховному) могло бы резануть слух, если бы оно не вписывалось совершенно органически в общий характер «заметок» (так он сам определяет жанр) Игоря Клеха. Автор поносит всех: панОв и швейцарцев, беспомощные украинские власти и «профашистски настроенные круги» (толком не объясняя, кстати, кого конкретно он имеет здесь ввиду), ругает современных галичан, поражающих автора «одномерностью и грубой примитивностью своего мышления», туристических прожектёров. Его ядовитая ирония адресована также пишущему и живописующему «люду» – но и «жучкам», которые его («люд») обирают. Он недоволен «молодняком, набранным отовсюду и спешно рукоположенным в греко–католические священники», малоквалифицированной бюрократией и (опять цитата) «другими неприятными людьми». «Неприятных людей» у Клеха – явный перебор. Ну, как тут не вспомнить великого украинца, великого русского писателя Николая Васильевича Гоголя и его бессмертного брюзгу Собакевича: «Один там только и есть порядочный человек – прокурор; да и тот, если сказать правду, свинья».
Ну, да ладно, давайте лучше о хорошем. На меня самое большое впечатление в сборнике «Апология Украины» произвела статья украинского литератора, эссеиста, политолога Мыколы Рябчука. Она называется «От Малороссии к Индоевропе». И проблематикой, и глубиной анализа, и любопытными сопоставлениями эта статья будет, несомненно, интересна не только украинскому читателю и украинскому слушателю. Как и почему мы представляем себя так, а не иначе? – вот её главная тема.
Как правило, автостереотип каждого народа в умеренных дозах соединяет в себе позитив и негатив – разумеется, с преобладанием позитива. Европейцы могут считать американцев самодовольными и высокомерными, между тем, то же, но у себя, именуют гордостью и самоуважением. Украинцы считают россиян бездельниками и лжецами, себя же всего лишь неторопливыми, несуетливыми и не лишёнными хитрости. У здоровой нации позитив никогда не абсолютизируется и не переходит в беззастенчивое самолюбование. Но и негатив никогда не предполагает «смертные грехи», ограничиваясь мелкими и, в принципе, извинительными «грешками».
Понятно, что в открытых обществах, коими являются страны Запада, реликты архаического мифологического сознания не представляют большой опасности уже в силу самой открытости системы, – пишет Мыкола Рябчук. – Свободное циркулирование информации, доминирование либерально–демократических ценностей, правовое сознание и, в частности, приоритет прав человека, соответствующее образование, наука и культура минимизируют негативное влияние стереотипов на идеологию и политику, маргинализируют их в общественном сознании...
К сожалению, совершенно иная ситуация – в закрытых обществах, которыми до недавнего времени были все страны коммунистического блока и Украина в том числе. Коммунистическая идеология по сути своей культивирует ксенофобию и стереотипы. (...) Ненависть к «другому», к тем, «кто не с нами», была в коммунизме главным источником социальной энергии и средством консолидации общества.
Фактически в сегодняшней Украине мы имеем два диаметрально противоположных автостереотипа: гипертрофированно отрицательный и – в противоположность ему – гипертрофированно положительный.
Мыкола Рябчук подчёркивает: Украина, как и любая колония, находилась под огромным влиянием метрополии. Одним из следствий этого влияния было навязывание «аборигенам» негативного представления о самих себе.
И под польским, и под русским правлением украинцы переняли и усвоили негативные проекции доминирующих культур, в частности – комплекс неполноценности. Наиболее распространённой проекцией с русской стороны стали образы «поющей и пляшущей провинциальной Малороссии», «хитрого хохла» (простоватого, необразованного, но прыткого, жуликоватого и неверного)... Глубоко внедрившееся в коллективную психику и трансформированное в собственный негативный стереотип, ощущение собственной неполноценности усложняет процесс перехода к новым, демократическим формам существования.
Преодоление крайне негативного стереотипа, привитого миллионам обрусевших украинцев, не выглядит таким легким и быстрым делом, как это казалось многим в первые дни независимости.
Лишь треть населения Украины имеет чёткое национальное самосознание и однозначно идентифицирует себя с украинской политической нацией. А две трети – это не россияне и не украинцы, это – «местные», это люди, которые пока ещё находятся на донациональном уровне развития, – считает автор статьи «От Малороссии к Индоевропе». – Потенциально они могут стать и россиянами, и украинцами, а могут и сотворить какую–то свою донбасскую, херсонскую или криворожскую нацию (наподобие «крымской», которая, похоже, сколачивается на наших глазах).
Этнический субстрат, который не стал современной нацией («малороссы», «хохлы», как их обычно называют), – это масса, не отождествляющая себя ни с Россией, ни с Украиной, поскольку вообще не мыслит в таких категориях. На уровне ксенофобских инстинктов эти «местные», тем не менее, вполне «националистически» могут недолюбливать и настоящих россиян («кацапов»), и настоящих украинцев («бандер», «щирых). Последних они, как правило, недолюбливают даже больше: потому, что те, будучи такими же «местными», «випендрюються». На фоне общепринятой (и всячески поддерживаемой ещё с советских времён) национальной индифферентности, интеллектуального огрубения и эмоциональной враждебности к любым проявлениям национального, всякое отклонение от этой «нормы» в кавычках и отстаивание своих языковых, культурных и других прав воспринимается как патология.
В контексте, в принципе, понятным становится появление ещё одного, диаметрально противоположного стереотипа, о котором мы уже говорили, – гипертрофированно позитивного. Этот стереотип основан на сугубо романтическом, идеализированном образе нации. Во–первых, это своеобразный мессианизм, вера в великое будущее украинского народа на том лишь основании, что он уже вдоволь настрадался, сполна испил свою чашу и теперь заслуживает своеобразного вознаграждения – то ли от «Бога», то ли от «Истории».
Во–вторых, это всевозможная идеализация собственной истории и безудержное её «распространение» в глубокую древность – во времена скифов, антов, трипольцев, «индоевропейцев». Причем все они едва не от неандертальцев только и думали, как создать украинское госудрство.
В–третьих, это идеализация национальных черт украинского народа – в противоположность соседям: «мы трудолюбивые, а они все ленивые», «мы никогда ни на кого не нападали, а они всё время нас завоёвывали», «мы творцы старинной земледельческой культуры, а они азиаты, кочевники, варвары», «мы защитили Европу от восточных орд, а она нас за это не отблагодарила» – и тому подобное.
Все эти стереотипы своей гипертрофированной позитивностью призваны нейтрализовать соответствующие негативные стереотипы, насаждаемые колонизаторами. На самом деле, однако, они нередко приводят к противоположному результату.
Негативный автостереотип всё ещё подпитывается бывшей метрополией через общее, в значительной степени, информационное и культурное пространство, через бывшую колониальную администрацию, которая осталась практически неизменной, вопреки формальной перемене вывесок и флагов... А главное: негативный автостереотип украинца имеет колоссальную историческую и психологическую инерцию (и вполне успешно репродуцируется) самим малороссийским обывателем. Всё это, в свою очередь, провоцирует ещё большую гипертрофию позитивного автостереотипа, творцы которого получили, наконец, возможность пропагандировать свои взгляды свободно.
Схватка продолжается, – так завершает свою статью киевский писатель и политолог Мыкола Рябчук.
Если Рябчук рассматривает проблему формирования национального самосознания на Украине через призму ментальности, обращаясь прежде всего, так сказать, к человеческому фактору, то для другого автора сборника «Апология Украины», Тараса Возняка, центральными являются общественно–политические вопросы. Вместе с тем, его очерк «Проект Украина» является своеобразным продолжением статьи Рябчука.
Одна из предпосылок успешного государственного строительства, – пишет Тарас Возняк, – это сознание определённой группы людей, понимающей себя как целое. Однако обретению независимости Украины не предшествовал процесс продолжительного формирования чувства консолидации. Более того: советская пропаганда провоцировала расколы даже внутри украинского этноса. Гласно и негласно на государственном уровне насаждалась нетерпимость к крымским татарам и евреям. В сущности, накануне обретения независимости не было какого–то сообщества, которое даже условно можно было бы назвать украинской политической нацией. В значительной мере её население объединялось лишь общностью территории. Неизвестно, на чём можно базировать политическое единство. На общности судьбы? На экономическом интересе? Но существует ли общеукраинский экономический интерес? На языке? Но даже официальный Киев не смог осознать консолидирующей роли украинского языка... – подчёркивает Тарас Возняк. – Украина не имеет общего языкового пространства, и население практически располовинено на русско–/суржико– и украинско–/суржикоязычное. Нет общего информационного пространства (оно отдано российским массмедиа), не формируется идентификация с собственным государством.
Перехватив национальные лозунги у «патриотов» и «демократов», номенклатура сохранила практическую власть на Украине. Тем самым она как бы получила определённый тайм–аут. Это дало ей время на перегруппировку сил, переброску капиталов, присвоение когда–то общегосударственной собственности, – то, что было метко названо «прихватизацией».
Существует ли какая–то единая цель, приемлемая для большинства граждан Украины? – спрашивает Тарас Возняк и даёт отрицательный ответ: «должным образом» не осознаны ни цели, ни средства. Что касается внешнего мира, то тут тоже согласия нет. Свои собственные, отличные от других, «проекты Украина» есть у России, у Соединённых Штатов Америки, у Европейского союза... По мнению автора статьи в сборнике «Апология Украины», суть «версии ЕС» состоит в том, что Украине отводится место «между» Европейским Союзом и Россией. Причём, как признаёт Возняк, основания для того, чтобы придерживаться такой позиции, у ЕС есть: сегодняшнюю стагнирующую государственно–монополистическую Украину встроить в «европейский дом» невозможно.
Вполне допускаю, что у наших слушателей, которых мы сегодня познакомили со сборником «Апология Украины», может возникнуть законный (ну, во всяком случае, понятный) вопрос: а что, собственно, предлагают авторы этого сборника? Какие конкретные советы дают? Что надо сделать для того, чтобы Украина стала полноценным национальным демократическим государством? Боюсь, что разочарую вас. Простых рецептов вы в этой книге не найдёте. Здесь, как подчёркивает в предисловии редактор–составитель сборника Инна Булкина, «вопросов больше, чем ответов». Пожалуй, единственный конкретный совет, который встречается в разных статьях и где–то даже выражен в требовательной форме, касается изучения украинского языка. Украинский язык, подчёркивает, например, Тарас Возняк, может быть очень перспективным в качестве «консолидирующего элемента потенциальной украинской политической нации».