Еврейский антифашистский комитет

Борьба мнений в ЕАК

Ввиду отсутствия в СССР иных еврейских организаций в комитет стали все чаще обращаться советские евреи. Освобожденные из гетто и концлагерей жаловались, что им не возвращают жилье и имущество, эвакуированные - что препятствуют в возвращении к родным очагам. Сообщалось, что присылаемая с Запада помощь до нуждающихся евреев почти не доходит. Обращалось внимание на резкое усиление антисемитизма (случаи оскорблений, даже избиений евреев на рынках, в магазинах, на улицах, в общественном транспорте, на рабочих местах) и отсутствие реакции со стороны местных властей. ЕАК призывали ставить эти вопросы перед партийными и правительственными органами, вести не только внешнюю, но и внутреннюю пропаганду и контрпропаганду. В письмах предлагалось ходатайствовать о восстановлении закрытых ранее еврейских культурных учреждений, обучении молодежи родному языку и т.д. и т.п.

Напор снизу вызывал у членов ЕАК неоднозначную реакцию. Одни считали нужным включить в сферу деятельности комитета все основные проблемы жизни советского еврейства (поэт Перец Маркиш, литературовед Исаак Нусинов, писатель Илья Эренбург, главврач Боткинской больницы в Москве Борис Шимелиович). Другие (Эпштейн, Фефер, партийный журналист Давид Заславский) призывали не выходить за рамки поставленных властями задач.

Михоэлс колебался, но на практике все больше времени уделял чтению писем и приему жалобщиков. "Советский еврей номер один" был в их глазах "мудрым ребе, защитником обиженных" (И.Эренбург). Однако он старался не "подставлять" ЕАК: посетителей принимал не в комитете, а в театре, ходатайства в различные инстанции подписывал не как глава ЕАК, а как "народный артист СССР", "депутат Моссовета" и пр.

Впрочем, немалое число обращений шло и от имени комитета. Под напором снизу он спонтанно превращался в орган не существовавшей в СССР еврейской национально-культурной автономии.

Крымский проект

Проявлением этой тенденции стала реанимация так называемого крымского проекта - идеи создать в Крыму еврейскую советскую республику. Еще в 20-е годы она вынашивалась руководством еврейских секций ВКП(б). В северной, степной части Крыма было создано несколько еврейских национальных районов. Но в конечном счете Кремль, исходя из геополитических соображений, предпочел учредить еврейскую автономию в отдаленном и малонаселенном уголке Дальнего Востока - Биробиджане.

Теперь руководители ЕАК решили вернуться к крымскому проекту. Они прозондировали позицию Молотова, сообщив ему об обещании "Джойнта" помочь в осуществлении плана. Молотов ответил: "Напишите на мое имя и на имя Сталина докладную записку". В феврале 1944 г. записка была подана. Из осторожности Михоэлс, Фефер и Эпштейн подписали ее не как руководители ЕАК, а как частные лица. Молотов направил письмо для ознакомления ряду членов Политбюро. Вскоре, однако, один из подписантов сообщил Лозовскому, который редактировал письмо, что сверху получен отрицательный ответ.

Через несколько лет, в 1948-1952 годах, Михоэлса (посмертно) и Фефера обвинили в том, что, находясь в США, они "вступили в преступный сговор с тамошними еврейскими националистами"; вернувшись в СССР, "информировали об этом сговоре Лозовского и других сообщников"; наконец, вместе с Эпштейном и Шимелиовичем, с ведома и согласия ряда членов ЕАК и работников Совинформбюро, составили названное письмо, "добиваясь получения территории Крыма для создания еврейской республики, которую американцы рассчитывали использовать в качестве плацдарма против СССР".

Трактовка этого трагического эпизода в литературе неоднозначна. Одни квалифицируют "крымское письмо" как акт отчаяния, порожденного Холокостом и нарастанием антисемитизма в СССР, другие - как проявление национального эгоизма. Одни считают его плодом самодеятельности руководителей ЕАК, другие - результатом коварной провокации Сталина, подбросившего еаковцам эту идею, или исходившим от него же средством зондажа позиций Запада. Одни расценивают проект еврейской республики в Крыму как вполне осуществимый, другие - как утопию и авантюру, чреватую для евреев пагубными последствиями.

По мнению Геннадия Костырченко, автора наиболее серьезных работ по данной проблематике, события развивались так. Под воздействием ужасов войны, в обстановке спонтанной "микродемократизации" руководители ЕАК предложили не вполне продуманный проект. Власть же потом воспользовалась этим, извратив цели авторов письма и раздув ошибку в преступление.

Не учли еаковцы двух факторов. Во-первых, попытка реализации крымского проекта вызвала бы массовое недовольство в стране. Во-вторых, Сталину не улыбалась перспектива иметь в Крыму "Палестину", на которую американцы, вложив туда деньги, пытались бы оказывать влияние.

После триумфального успеха своей миссии на Западе Михоэлс и Фефер, по-видимому, впали в эйфорию. Им и другим членам ЕАК стало казаться, что, подобно лидерам американского еврейства, они могут оказывать влияние на правительственные круги в интересах советских евреев. Но в условиях тоталитарной системы это было исключено.

Затухание связей ЕАК с Западом

Отрезвляющим сигналом стало и распределение поступавшей от "Джойнта" и других еврейских организаций помощи. По условиям Москвы, помощь предоставлялась без разделения получателей по национальному признаку, только через советский Красный Крест и без допуска представителей упомянутых организаций в Советский Союз. Советская сторона, однако, обещала, что помощь будет направляться в местности со сравнительно многочисленным еврейским населением.

Вскоре по возвращении из США руководителям ЕАК пришлось убедиться, что до евреев помощь почти не доходит. Обращения по этому вопросу в различные инстанции, вплоть до правительства и ЦК ВКП(б), ничего не дали. Просьба допустить представителей еврейской общественности к участию в распределении была отвергнута.

В августе 1945 г. руководители ЕАК сообщили Маленкову: многие еврейские общества, советы, братства, землячества в США, Англии, других странах Запада готовы оказывать СССР помощь, в частности в восстановлении разрушенных войной местностей. Однако они просят закрепить за ними определенные города, районы, села и пр., на которые направят свои усилия и с которыми будут поддерживать непосредственную связь. Маленков передал письмо Александрову, а тот ответил: "Предложение тт. Михоэлса и Фефера неприемлемо, ибо идет по линии приспособления советских порядков к нравам и обычаям капиталистических стран. Его осуществление дает возможность зарубежным филантропическим организациям использовать благотворительность как средство пропаганды буржуазной идеологии в нашей стране".

Видя, что помощь на таких условиях не соответствует целям и возможностям "Джойнта", с трудом справлявшегося со множеством программ, руководство комитета с 1947 года прекратило ее. То же сделали и другие еврейские организации. А с "Амбиджаном" советская сторона порвала сама, после того как госбезопасность в 1948 году обвинила его в "связи с сионистами".

С окончанием второй мировой войны, постепенным вползанием мира в войну " холодную" связи ЕАК с зарубежными еврейскими организациями вообще сходят на нет. Это относится, прежде всего, к самой крупной и представительной среди них - Всемирному еврейскому конгрессу (ВЕК). ЦК ВКП(б) не разрешил ЕАК принять участие ни в одном из мероприятий ВЕК в 1944-48 годах.

Еаковцы все более склонялись к идее, выдвинутой в 1946 году главой АКЕПАУ Бенционом Гольдбергом - организовать сепаратное просоветское международное еврейское движение. В начале 1947 года Михоэлс и Фефер обратились в ЦК ВКП(б) и Совет министров СССР за разрешением принять участие в оргкомитете по созыву Всемирной конференции еврейских антифашистских организаций и комитетов дружбы с СССР. Однако согласия не получили, вследствие чего отпала и затея с конференцией.

Осенью 1947 года Михоэлс от имени президиума ЕАК направил секретарю ЦК ВКП(б) Жданову новую записку с предложением использовать ЕАК "для более широкой и более активной работы по мобилизации еврейских прогрессивных демократических сил всех стран для наступательной борьбы с реакцией". В документе повторялось предложение о создании международной ассоциации просоветских еврейских общественных организаций, предлагалось, далее, усилить с ними "живую связь" путем обмена визитами, созвать в Москве 4-й митинг "представителей еврейского народа" с целью "мобилизации сил для борьбы против … врагов СССР во всем мире", наконец, издавать от имени ЕАК ежемесячный контрпропагандистский журнал. Не получив ответа, Михоэлс и Фефер пожаловались Молотову на отсутствие указаний от ЦК и правительства. Но и это не подействовало.

В 1946-48 годах отдел внешней политики ЦК отклонил все предложения ЕАК о посылке делегаций на всемирные и национальные еврейские конгрессы, в том числе просоветские, не позволил еаковцам посетить ни одну из зарубежных стран. Предлоги были различными, причина же отказов состояла в стремлении изолировать советских евреев от соплеменников за рубежом, прежде всего на Западе. По мере нарастания напряженности в отношениях с Западом, перерастания ее в "холодную войну", углубления раскола мира на "социалистический лагерь" и "свободный мир", герметизации разделяющего их "железного занавеса" указанная линия проводилась Кремлем все более жестко. Тем более, что лояльность советских евреев все чаще ставилась под сомнение.

Власть недовольна

Еаковцы ощущали приближение грозы. С декабря 1945 по ноябрь 1946 года их проверяли три цековских комиссии. Первая (Комитета партийного контроля при ЦК) осудила "намерения работников Комитета превратить эту организацию в какой-то Комиссариат по еврейским делам". Последняя (отдела внешней политики ЦК) повторила: Комитет "явочным порядком присваивает себе несвойственные ему функции главного уполномоченного по делам еврейского населения и посредника между этим населением и партийно-советскими органами, а также роль политического и культурного руководителя еврейских масс…"

Порочной признали методику еаковской пропаганды. В ней обнаружили "излишнее выпячивание роли и активности евреев в Отечественной войне и социалистическом строительстве". ЕАК, по мнению комиссий, показывал жизнь советских евреев "оторвано от жизни других народов СССР и раздувая роль еврейского населения и в особенности еврейских интеллигентов…"

Стремление проникнуть в еврейскую печать всех направлений было оценено как "политическая близорукость", "утрата элементарной политической бдительности". ЕАК, негодовали цекисты, "превратился в бесплатного корреспондента буржуазной еврейской прессы и приспосабливает ко вкусам и требованиям этой прессы как тематику, так и содержание своих материалов".

Этим же страдают сношения его с зарубежными еврейскими организациями. В них "постоянно выпячиваются якобы общие вопросы, касающиеся еврейского населения всего мира": вопросы "общей культуры, … Палестины, … положения евреев в отдельных странах и т.п." В результате, осудительно констатировали ревизоры, "зарубежные еврейские организации и их представители стали рассматривать ЕАК … как "свой", еврейский комитет …"

Главные выводы звучали тяжкими политическими обвинениями: "Руководство ЕАК оказалось в плену буржуазной сионистской идеологии, характерной для большинства зарубежных евреев… Работники ЕАК не только включились в общий оркестр сионистов всего мира, но и оказались в фарватере политики американских Барухов … Связи ЕАК с зарубежными еврейскими организациями не ослабляют сионистские узконационалистические тенденции, а, наоборот, в некоторой мере способствуют таким тенденциям…"

Подоплекой инвектив была изменившаяся ситуация в мире. Во время войны национальные чувства евреев, их солидарность использовались Кремлем в интересах СССР. В послевоенных условиях, в обстановке нараставшей конфронтации с Западом, те же чувства представлялись ему опасными.

Под дамокловым мечом

В конце 1945 года Комитет партийного контроля предложил либо реформировать ЕАК, четко определив круг его деятельности, либо распустить в связи с исчерпанием задач, возложенных на него в годы войны. Три года советское руководство колебалось между этими альтернативами.

В августе 1946 года ЕАК был передан из Совинформбюро в ведение отдела внешней политики ЦК. В комитет направили очередную комиссию, архив его вывезли для проверки на Лубянку. В ноябре отдел внешней политики доложил Политбюро и Секретариату ЦК, что считает дальнейшее существование ЕАК "нецелесообразным и политически вредным". В январе 1947 года с этим согласился и Агитпроп. Шеф последнего Александров подготовил проект постановления ЕАК о самороспуске, который должны были подписать Михоэлс и другие члены президиума. Однако в начале февраля архив вернули, Суслов сказал Феферу по телефону: работайте как раньше, изменений пока не будет.

Передышка, увы, оказалась недолгой. Уже в июле отдел внешней политики и Агитпроп предложили радикально преобразовать ЕАК, заново определив его задачи (пропаганда и контрпропаганда на зарубеж и сбор "полезной для советского государства научно-технической и политической информации") и "укрепив" руководство. В марте 1948 года Управление кадров ЦК представило Суслову свои соображения. Новых членов комитета, в том числе и преемника Михоэлса, предлагалось назначить из видных деятелей еврейского происхождения, в значительной мере ассимилированных, не работающих в еврейской культуре (видимо, в надежде покончить с "националистическим уклоном").

Однако тогда же министр госбезопасности СССР Абакумов направил в правительство и ЦК записку, где в отличие от предшествующих документов содержалось прямое обвинение руководителей ЕАК в националистической деятельности и связи с американскими спецслужбами. Сталин не реагировал на нее на протяжении восьми месяцев - возможно, рассчитывая как-то использовать комитет в большой игре, которую вел тогда на Ближнем Востоке.

Известно, что Советский Союз, стремясь вытеснить Англию из Палестины, ослабить ее позиции в этом регионе и создать возможность своего проникновения туда, поддержал создание Государства Израиль. Когда армии соседних арабских государств напали на него, Сталин через советских сателлитов в Восточной Европе поставил молодому еврейскому государству необходимое для обороны оружие. Однако "медовый месяц" советско-израильских отношений оказался недолгим: выявилась иллюзорность надежд превратить Израиль в советский форпост на Ближнем Востоке.

Зато внутри страны флирт с сионизмом возымел неприятное для властей последствие - подъем национального самосознания советских евреев. Те с восторгом встретили создание нового государства. В ЕАК шли письма, индивидуальные и коллективные, с предложениями начать сбор средств на закупку вооружения для Израиля, направить на помощь ему советских добровольцев-евреев. Многие просили помочь им выехать в Израиль.

Еаковсцы оказались в сложном положении. С одной стороны, им нужно было организовывать общественное одобрение советской поддержки Израиля, с другой, что было гораздо труднее, всячески сдерживать энтузиазм евреев. Письма с предложениями оказать Израилю военную помощь, заявления добровольцев ответсекретарь ЕАК Фефер и его заместитель Хейфец (кадровый работник "органов") передавали в ЦК и МГБ, что имело для авторов тяжкие последствия - их выгоняли с работы, исключали из учебных заведений, нередко арестовывали. "Несознательным гражданам"-евреям ЕАК разъяснял, что "наша родина - Советский Союз".

Положение комитета крайне ухудшили спонтанные манифестации московских евреев в связи с появлением в столице посла Государства Израиль в СССР Голды Мейерсон (Меир), собиравшие по 10-20 тысяч человек. Москва не видела подобного со времени последних открытых выступлений оппозиции в 1927 году. По воспоминаниям дочери Фефера, после демонстрации у московской синагоги тот обречено сказал: "Они (власти) нам этого не простят".