«Давай! Davaj!» - русские в Берлине

В Берлине открылась сборная выставка русских художников под названием «Давай! Davaj! Из лабораторий свободного искусства России».

• «Гутов пел, Хвостов молчал, Мухин головой качал...»
• Что думают «о содеянном» немецкие кураторы
• Юлиан Нида-Рюмелин, федеральный уполномоченный по вопросам культуры и СМИ (министр культуры Германии), о выставке русского искусства

В прошлую среду, 9 января, в Берлине открылась сборная выставка русских художников под названием «Давай! Davaj! Из лабораторий свободного искусства России». Организованная по принципу передвижной экспозиция, она заслуживает особого внимания по трём причинам:

Во-первых

, в силу своей масштабности – как-никак, а под одной крышей сконцентрированы работы почти трёх десятков российских художников, а под вернисаж отведены помещения самого модного из альтернативных выставочных залов Берлина – Постфурамта (Postfuhramt), старинного городского почтамта.

Во-вторых

, потому что за этой акцией стоят две весьма и весьма уважаемые и влиятельные европейские институции – организация Берлинер фестшпиле, «головное предприятие» фестивального хозяйства германской столицы, и венский Музей прикладного искусства (МАК), неутомимо радеющей о развитии современного искусства вообще и российского – в частности. Именно от директора МАКа, Петера Нёвера (Peter Noever), и венского куратора Беттины Буссе (Bettina M. Busse) исходила идея выставки, которая к лету перекочует на берега Дуная. Однако право первой ночи досталось Берлину тоже не случайно: новая немецкая столица, всё больше соответствующая самоприсуждённому званию «центальноевропейской культурной метрополии», путь к своей «особости» видит именно лежащим через польскую границу далее на восток.

И, наконец, в-третьих, повышенное внимание вызывает цель выставки, декларированная в пахнущем краской каталоге: представить публике наиболее радикальные художественные течения, имеющиеся на сегодняшний день в России, рассказать об искусстве «поколения П», «выросшего без цензуры и государственной опеки».

Речь шла, опять же цитируя каталог, о художниках некоммерческих и, более того, противящихся как интеграции в рыночные структуры Запада, так и попыткам западных объяснений российской художественной жизни – поскольку оные попытки неизменно навязывают российскому дискурсу статус «искусства третьего мира».

С романтизмом первопроходцев, организаторы выставки задались целью объять необъятное и представить искусство «от Москвы до самых до окраин». В девяти городах России – помимо Москвы и Питера внимания удостоились «экстремально расположенные» Калининград и Владивосток, а также Ижевск, Екатеринбург, Новосибирск, Самара и Нижний Новгород, - было решено произвести своего рода «надрезы» или «забуры» в художественной почве. Поручив подготовительную работу назначенным в каждом из городов кураторам, летом прошлого года Петер Нёвер и берлинский руководитель проекта, Кристиана Бауэрмайстер, отправились в экспедицию по России, результатом которой и стала нынешняя экспозиция.

И всё же, каковы были критерии отбора – спросила я у пребывавшего в состоянии радостного возбуждения Петера Нёвера:

О-тон

• Слово «критерий» слишком отдаёт для меня военной строгостью. Я бы сказал, что мы попытались отдаться на волю случая, относиться ко всему, как к приключению. Очень важно абстрагироваться от готовой и приготовленной информации и постараться просто смотреть вокруг себя, что мы и попытались сделать, в том числе, вдали от столичных центров. Конечно, сегодня между художниками в России существует тесный контакт, прежде всего, через Интернет, однако всё же существует разница между Москвой и, скажем, Новосибирском: чем дальше от Москвы, тем более самодостаточным становится искусство, тем меньше желание художников сравнивать себя с западными образцами. Они интересуются проектом «искусство» как таковым и хотят «делать искусство» – причём типичным для русского художника является невероятно завышенная планка требований к собственному искусству: либо он спасает мир, либо терпит полное поражение...

«Гутов пел, Хвостов молчал, Мухин головой качал...»

Итак, пора сказать, что же можно было увидеть в Берлине. Во-первых, выставка производила, так сказать, более камерное впечатление, чем того можно было ожидать по размаху подготовительных работ. Скромной она казалась не только по сравнению с художественными ярмарками, но даже с другими берлинскими выставочными залами (тем же Гамбургским вокзалом, где в прошлом году проходила весьма размашистая выставка «Гоу ист»). Впрочем, организаторы действовали по принципу «мал золотник, да дорог». Из в общей сложности тридцати девяти «физических лиц», выступавших в качестве непосредственных участников, не оказалось, в сущности, ни одного, чьё имя так или иначе не всплывало бы на российских арт-сайтах, в российской, – да и не только российской прессе. Работы Владимира Дубоссарского и Александра Виноградова (единственная на всей выставке живопись), появившиеся ещё в середине 90-ых, были, характерным образом, предоставлены для выставки из западной частной коллекции. Никак нельзя было называть неизвестным и классика московского акционизма Олега Кулика, про которого даже малые голландские и немецкие дети знают, что он «лает, но редко кусается». На выставке в Берлине «великий анималист» (и в свои сорок один год старший из участников акции) продолжил тему «звериного в нас», выставив галерею фотопортретов обезьяньих чучел размером примерно метр на полтора. Мёртвые чёрно-белые обезьяны и публика смотрели друг на друга со взаимным ужасом.

По-девичьи лиричной была работа питерского дуэта художниц Ольги Егоровой и Натальи Першиной-Екиманской, больше известных как Глюкля и Цапля. В отведённом им небольшой помещении в воздухе, как обычно, парили прозрачные платьица, походившие на рубашки убиенных младенцев или души нереализованных художественных проектов. Внизу же были расставлены по кругу чёрные ящики-шкафчик. При открытии дверцы, из ящиков доносились хорошо поставленные голоса немецких дикторов, зачитавших тексты допросов Веры Засулич, а также выдержки из её дневников и воспоминания знавших её людей. Таким образом, художницы собирались заглянуть в глубины души русской террористки.

Цапля:

«На самом деле, это удивительный факт в русской истории. Она стреляла в генерала Трепова, потом был суд, суд присяжных (один из первых судов присяжных в России, который её оправдал. И вот мы решили исследовать ситуацию и внутренний облик Веры Засулич. Во-первых, почему она пошла стрелять, а во-вторых, почему суд её оправдал».

Глюкля:

«Да, нас очень интересует то, что в человеке мы не можем обозреть...»

Что ещё?

С доброй и понимающей улыбкой смотрели посетители на инсталляцию Керима Рагимова, посвящённую деструкции новорусского символа – Мерседеса. Игорь Хвостов завешал стену собственными автопортретами, коих производит не менее трёх штук в день. Интерактивный проект «Эскейп», полностью воспроизводящий антураж бюро путешествий, предлагал поездки в Нью-Йорк или глухую деревню Матюшино с последующим перерождением личности. Как рассказывает один из «эскейповцев», Валерий Айзенберг:

Айзенберг:

«Все вокруг стараются делать настоящие произведения искусства в большей или меньшей степени. Мы стараемся уйти от поля искусства и выйти за его пределы. Или, может быть, лучше сказать, стоять на границе между тем и другим».

Замечательные фотографии влюбленных выставил нижегородец Игорь Мухин – ещё одно имя, не нуждающееся рекомендации.

Живущая в Нью-Йорке Татьяна Хенгстлер привезла фотоработы, проявляющиеся лишь под воздействием тёплого воздуха. Фены прилагались. Этот аттракцион украсил выставку, также, как и расположенный в спецпомещении «музей русского супермена Ивана Жабы» - нарочито "придурошный" проект Александра Шабурова, похоже, решившего собрать в рамках одной инсталляции всё, что накопилось в его закромах со времён раннего детства – от игрушечных лягушат до пирамиды из кетчупа, напоминающей об истерических закупках времён разнообразных кризисов.

В глаза бросалось обилие видео, как интегрированных в инсталляции (на жаргоне кураторов – в «трёхмерку»), так и ведущих независимый образ существования. Для демонстрации разнообразных видео в фойе был выстроен целый пантеон из телевизоров (характерным образом, на одном, возвышавшемся надо всеми остальными, крутился фильм о приключениях немецких кураторов в России). Подолгу и радостно стояла публика перед «Хэппи-эндом» Людмилы Горловой, заснявшей дикие пляски брачующихся пар на смотровой площадке, задерживались перед видео Евгения Уманского с программным названием «Каждый русский должен взять свой рейхстаг». Но наибольший интерес вызвало пятидесятиминутное видео Новосибирских художников, слабо организованных в группу «Синие носы». То, что каталог, изящно выйдя из положения, называл «обилием телесного низа», - странный, дикий, надрывный эксгибиционизм, - можно рассматривать как доказательство тезиса, что в Европу, а стало быть, и в Россию вернулась панк-эстетика. Или же, что Россия, наконец, породила свой панк – типичный побочный продукт развивающегося капитализма. Впрочем, можно здесь, напрягшись, вспомнить и Флоренского с Розановым и идею, что юродство есть основная форма существования искусства на Руси.

Невзирая на сии новомодные тенденции, уроженец города Сальск Валерий Кошляков, ныне обитающий между Москвой и Берлином, предался созерцанию чистой формы и воплотил в упаковочном картоне утопические идеи русского конструктивизма. Свой проект художник прокомментировал так:

Кошляков:

«Перед вами представлен последний величайший русский утопический проект величайшей русской традиции – продолжения великой архитектурной утопии. Вообще я в принципе занимаюсь формотворчеством, чистым искусством. Никакого формотворчества, ничего...»

Демонстрировали художники и пресловутую солидарность, о которой сказали столько тёплых слов организаторы выставки. Так, теоретическую поддержку Валерию Кошлякову незамедлительно оказал также небезызвестный, особенно посетителям сайта Марата Гельмана, художник и теоретик Дмитрий Гутов.

Гутов (поёт):

«Настоящий художник мыслит образами. И формой. Всё это не так просто, как Валерка вам пытается представить. Это образы, взятые с русских икон. Вы знаете русские иконы? Что там всё в обратной перспективе! Флоренского читали?».

Развею сомнения тех, кто подумал, будто Дмитрий Гутов болен редкой и изысканной болезнью, не позволяющей ему говорить, как заведено в человеческом обществе. Сие была распевка перед предстоящим перформансом под названием «Революционная опера»: правда, на состязание мейстерзингеров дискуссия об искусстве под гитару походила мало.

Кстати, одним из участников «Рев-оперы» был и Константин Бохоров – куратор московской части выставки. Поскольку он впервые увидел в Берлине плоды годовых усилий команды, тем более интересно было узнать его мнение о содеянном:

Бохоров

«Насколько я понимаю, наши германские коллеги хотели сделать срез того, что происходит в России. В принципе, я считаю, что здесь представлена довольно исчерпывающая картина всего того, что сейчас в России появилось из новых свежих явлений. И это интересный зонд в ситуацию, это открывает какие-то новые её грани».

Что думаю «о содеянном» немецкие кураторы

До последнего момента не знали, как будет выглядеть выставка, и немецкие кураторы. Что они думают об увиденном? Венский куратор Беттина Буссе:

Бауэрмайстер:

«Безусловно, нельзя констатировать наличие какого-то одного нового направления, общей новой тенденции. Но всё же общие моменты есть. Во-первых, все художники очень остро реагируют на окружающую их реальность. Искусство очень социально, очень привязано к своему положению «здесь и сейчас». А поскольку российская реальность куда более экстремальна, чем здесь у нас, то соответствующий характер имеет и искусство. У некоторых работ есть почти социологическая направленность. Другое общей особенностью является активное обращение к новым выразительным средства – в первую очередь, к видео, и к перформансу. То есть, бытие художника всё более рассматривается как своего рода «действие в обществе».

Кристиана Бауэрмайстер, хозяйка берлинской части проекта:

Бауэрмайстер:

«Мне бросается в глаза принципиально новое самосознание русских художников. Они не собираются «догонять и перегонять» Запад. Их взгляд всё чаще обращён, так сказать, «внутрь», они пытаются понять: «Что же такое есть Россия? Что есть наша традиция?». Это двадцатые годы, Малевич... Словом, можно сказать, что «русский арт» повзрослел, младенчество современного искусства России осталось в прошлом...»

Слава Богу, не обошлось без скандала: через двадцать минут после начала звукового перформанса калининградца Дмитрия Булатова (стихи в вперемежку с шумовой музыкой гремели из репродукторов военного джипа перед входом в зал) приехала полиция, дежурившая возле расположенной в пятидесяти метрах синагоги, и пороса «прекратить безобразие». «Безобразие» перенесли во внутренний двор.

Юлиан Нида-Рюмелин, федеральный уполномоченный по вопросам культуры и СМИ (министр культуры Германии), о выставке русского искусства:

На открытии выставки появился и министр культуры Германии Юлиан Нида-Рюмелин – кстати, философ по образованию и вообще человек, стоящий ближе к искусству, чем это типично для государственного чиновника в его ранге:

Рюмелин:

«Мне выставка показалось очень интересной. Во-первых, это художники, которые ещё не начали работать на художественный конвейер. Как правило, работы очень личные и экспрессивные, часто автобиографичные. Приятно и то, что это искусство, которое вполне ощутимо не делает ставки на коммерческий успех – во всяком случае, не в первую очередь. И, мне кажется, что оно отражает и социальную, общественную ситуацию в России – ситуацию, которая определяется постоянными переломами и катаклизмами, сильной тенденцией к индивидуализации, и, как мне кажется, отчасти и анархией.»

А что есть выставка для Берлина и Вены? В каком-то смысле возвращение к былой славе «центров модерна»?

Рюмелин:

«Ну... В течение нескольких десятилетий известное значение имел и Мюнхен (позволю себе скромно заметить в качестве бывшего мюнхенца). Но, конечно, вы правы. Берлин всё больше становится «европейским перекрёстком». И в первую очередь его специфика определяется открытием на Восток, в сторону Польши, Чехии и далее – России. Кроме того, Берлин обладает очень большим потенциалом для восприятия нового – именно в силу того, что и этот город и сам всё ещё находится в стадии перелома, и сам ещё не вполне справился с осмыслением собственного прошлого.»

Пока что презентация русского искусства имело характер милого, но всё же слабоорганизованного «русского парти», а мужик в ушанке и с мобильным телефоном, герой плаката выставки, подозрительно смахивал на пресловутого учёного медведя. Но осенью следующего года планируется грандиозное шоу «Москва-Берлин». Чтобы к тому времени были и новые имена, и новые тенденции. Давай-давай!

На этом позвольте откланяться. Смотреть на русское искусство в Берлин ездила – искренне ваша -