26.12.2001 Новая встреча со старыми гостями

Это своеобразное попурри – не слишком серьёзное, хотя весёлого в минувшем году (особенно в последние его месяцы) было, согласитесь, не так уж много. Естественно, я смог включить в передачу лишь отдельные фрагменты из интервью, бесед, выступлений тех писателей, политиков, историков и литературных критиков, которые были нашими гостями. Что-то вообще не вошло. «За бортом», так сказать, остались, например, внучатый племянник последнего русского царя Николая Второго принц (так его титулуют на Западе) Димитрий Романов и президент Чехии Вацлав Гавел. Но «первую леди» России Людмилу Путину, я просто не мог обойти молчанием. Книга, которую написала о ней Ирена Питч, супруга банковского служащего из Гамбурга и немецкая подруга Путиной, вызвала достаточно большой шум в Германии. Ирена Питч познакомилась с Людмилой в 95 году и после 98, когда Путина назначили главой ФСБ, больше с ней не встречалась. Книга Питч (она называется «Щекотливые дружбы») полна сентиментальной пошлости и мелочной чепухи. И всё же какие-то вещи очень интересны. Людмила Путина, как пишет её немецкая подруга, увлекается астрологией, безгранично верит в гороскопы, собирает «паркеровские» ручки и красивые записные книжки. Ни вина, ни водки почти не пьёт из-за перенесённого когда-то гепатита. Очень любит сыр. Поёт русские народные песни. Любит поспать. Всегда всюду опаздывает. Когда разговор заходит на эту тему, Ирена Питч реагирует очень бурно. «Ууу! Людмила чудовищно непунктуальна!» – говорит она.

- О, да! И у неё всегда было отвратительное настроение, когда её рано будили. А рано для неё – это одиннадцать утра. Она также не понимала, почему нужно идти за билетами в оперный театр именно сегодня, если спектакль будет только через месяц. Она просто ненавидела далекоидущие планы.

Удивительно, как супруга гамбургского бюргера, которая сама-то, наверняка, по-немецки пунктуальна, могла всё это переносить...

- С трудом. Но я боролась с собой до конца. Людмила говорила, что придёт в пол-десятого, но её не было и в пол-одиннадцатого. Бывало неудобно перед другими гостями. Я видела, что она старается придти вовремя, но у неё это никак не получается.

Ещё одна любопытная деталь. Говорят, что после страшной аварии, которая описана, в частности, в известной книге «От первого лица», жена российского президента очень редко сама садится за руль. Но вот в Германии, где с ней встречалась Ирена Питч, водила машину:

- У неё в Гамбурге была небольшая машина, которую она взяла напрокат. По-моему, «пежо». За рулём она – камикадзе. Обычно мой муж садится рядом с водителем, но когда ехали с Людмилой, он пересаживался на заднее сиденье.

Рискованная езда – это, пожалуй, единственное отклонение от нормы, которое позволяет себе Людмила Путина. В остальном она – совершенно обыкновенная женщина. Разумеется, аура власти, которой обладает её супруг, и звание «первой леди» страны, накладывают свой отпечаток – но, скорее, не на характер и не на образ поведения Людмилы Путиной («Я никогда не буду такой, как Раиса Горбачёва», – говорит она), а на то, как воспринимают её другие люди. В книге Ирены Питч «Щекотливые дружбы» читаем:

«У Людмилы есть стиль, – подумала я... – Я наблюдала за тем, с каким естественным достоинством она держится, смотрела на её красивый профиль с маленьким, слегка курносым носом, на её тоже маленький, но выразительной формы рот с толстоватой нижней губой, в которой было что–то упрямое... Дама. Настоящая дама. Вот она сидит в своём скромно–элегантном пиджаке, очень мало накрашенная и, тем не менее, очень ухоженная... Её можно было бы принять за жительницу Гамбурга».

Это была, напомню, Ирена Питч, автор книги «Щекотливые дружбы», в которой жена немецкого банковского служащего рассказала о своей «русской подруге» Людмиле Путиной.

Об автомобилях и дорожном движении шла речь и в другом интервью, которое прозвучало в одной из передач «Читального зала» в минувшем году. Я знакомил вас с авторами книги «Стереограммы. Москва – Берлин» - немецкими и российскими писателями, эссе и очерки которых вошли в этот сборник. Немцы писали о российской столице, россияне – о немецкой. Михаил Рыклин так говорил о своих самых сильных впечатлениях от Берлина:

- Первое ощущение, когда я приезжаю из Москвы, что это абсолютно другие отношения между пешеходом и водителем. Тебе машины уступают дорогу. Даже, если ты нарушил какие-то правила, на тебя, тем не менее, не полезут. Тебе, может быть, будут сигналить, но давить они тебя не будут. Такое чувство, что ты попадаешь в другой мир, где другие отношения между людьми, и где люди в принципе стремятся договариваться – в отличие от России, где люди часто пытаются не договориться, а силой утвердить свои права. Это огромная разница.

О различиях между Берлином и Москвой говорила и московская поэтесса Татьяна Щербина:

- Вот такая вещь (это не только в Германии) – метро или автобусы. В Москве дверь открывается, так сказать, централизованно, тогда люди могут выйти из метро или из автобуса. А здесь ты сам должен нажать на кнопочку, и тогда дверь откроется. В этом смысле ничего специфически немецкого нет. Ну вот я как раз здесь об этом подумала. Ведь это как бы подчеркивает менталитет: человек хочет выйти, он нажал на кнопочку и вышел, если ему нужно. А в России это «они» открывают, кто-то. Вот «они» открыли – можешь выйти. Не открыли – выйти не можешь... То есть когда надо, тогда они откроют. А когда не надо - не откроют. Здесь, на Западе, есть такой акцент на активность и самостоятельность - ты должен произвести какое-то действие. А в России наоборот. Такая тенденция была все советские годы и даже раньше: стремление людей к тому, чтобы был кто–то, кто открывает, кто за всё отвечает, всё знает. А ты только ждешь, что тебя или в тюрьму посадят, или дадут что-нибудь, или накажут, или похвалят, или наградят чем-то. Есть такое...

Вообще о литературных связях Германии, с одной стороны, и России и Украины, с другой, часто шла речь в «Читальном зале». Одна из передач была посвящена Пушкинской премии, которую вручает немецкий Фонд Альфреда Тёпфера. Тёпфер был крупным предпринимателем и знаменитым меценатом. Он учредил в своё время и несколько литературных премий. Одна из них (она носит имя Пушкина) с 89 года вручается русским писателям и поэтам. В уходящем году лауреатом стал Юз Алешковский. Боюсь, что это имя известно далеко не всем нашим радиослушателям. Правда, проза Алешковского, которая в советские времена ходила лишь в самиздате и издавалась только на Западе, сейчас опубликована и в России (в Москве даже вышел трёхтомник). Но больше всего были остаются всё же не повести и романы Алешковского («Николай Николаевич, «Маскировка», «Рука», «Кенгуру» и так далее), а его песни, давно ставшие народным. Вот такая, например:

Песня о Сталине

Товарищ Сталин, вы большой ученый,
в языкознании знаете вы толк,
а я простой советский заключенный,
и мне товарищ серый брянский волк.

В чужих грехах мы сроду сознавались,
этапом шли навстречу злой судьбе,
но верили вам так, товарищ Сталин,
как, может быть, не верили себе.

Так вот, сижу я в Туруханском крае,
где конвоиры, словно псы, грубы,
я это всё, конечно, понимаю
как обострение классовой борьбы.

То дождь, то снег, то мошкара над нами,
а мы в тайге с утра и до утра.
Вы здесь из искры раздували пламя,
спасибо вам, я греюсь у костра.

Мы наш нелегкий крест несем задаром,
морозом дымным и в тоске дождей.
Мы, как деревья, валимся на нары,
не ведая бессонницы вождей.

Вы снитесь нам, когда в партийной кепке
и в кителе идете на парад.
Мы рубим лес по-сталински, а щепки,
а щепки во все стороны летят.

Вчера мы хоронили двух марксистов,
тела одели красным кумачом.
Один из них был правым уклонистом,
другой, как оказалось, не при чем.

Он перед тем, как навсегда скончаться,
вам завещал последние слова,
велел в евонном деле разобраться
и тихо вскрикнул: «Сталин – голова!»

Живите тыщу лет, товарищ Сталин,
и пусть в тайге придется сдохнуть мне,
я верю: будет чугуна и стали
на душу населения вполне!

Именно песни принесли Алешковскому настоящую славу. И вот парадокс: как раз эта слава и стёрла его имя. Потому что песни стали народными, а значит – анонимными. Лауреат немецкой Пушкинской премии Юз Алешковский живёт сейчас в Соединённых Штатах, в городке Кромвелл (штат Коннектикут). Но в Москву приезжает часто. Происходящее в России он по-прежнему принимает близко к сердцу, и элементы абсурда, присутствующие в российской жизни, подмечает очень точно. Впрочем, на пресс-конференции, состоявшейся в связи с вручением ему премии Фонда Альфреда Тёпфера, Алешковский проявил осторожный оптимизм:

- В суждениях о нынешнем положении в России я осторожен, поскольку живу вдали. Может быть, что-то издали видится и абстрактнее, и понятнее, но, приближаясь к действительности, или находясь в её прелестной «каше», что-то ощущаешь по–другому. Это, скорее, уже мир чувств, а не абстрактного понимания действительности.

Не было (во всяком случае, за столетний период) в российской истории безмятежных времен. То одно, то другое, то третье. Но, конечно, напасть, которая началась в 1917 году (а, может быть, даже с 1914, если приплюсовать к октябрьской катастрофе первую мировую бойню) - это чудовищное историческое время. Поэтому всё, что происходит сейчас – при всех уродствах, недоделках, непродуманностях и прочих делах такого рода, – всё же вызывает у меня надежду. Я надеюсь, что всё, кряхтя и нехотя, так-то или эдак, но всё как-то идёт и структурируется, хотя и с большим трудом.)

А конкретно говорить о каких-то язвах действительности, я думаю, не стоит. Их так много, они общеизвестны, и я был бы нелеп, перечисляя их.

А теперь – о представителе совершенно другого поколения, более космополитического, если хотите. И, в общем-то, другой литературы. Одним из самых популярных писателей советского происхождения является сейчас в Германии Владимир Каминер. Я так достаточно коряво выразился: «советского происхождения», - потому что Каминер родился и вырос в Советском Союзе, но живёт уже больше десяти лет в Берлине и пишет на немецком, а не на русском языке. Сегодня он почти культовая фигура в Германии. Его книга «Руссендиско» – «Русская Дискотека» - распродана в количестве более чем 50 000 экземпляров. На чтения Каминера трудно попасть. Общение с ним доставляет немецкой публике огромное удовольствие.

Популярность Владимира Каминера удивляет, прежде всего, конечно, потому, что пишет он не на родном русском, а на немецком языке. История литературы знает прецеденты подобного рода. Вспомним Эльзу Триоле, родившуюся в России. Или в наши дни - Андрея Макина. И тот и другая были удостоены во Франции Гонкуровской премии. Но оба знали французский с раннего детства. С Каминером было иначе.

- Я приехал 11 июля 1990 года в тогда еще Восточный Берлин. По-немецки мы не знали тогда, конечно, ни слова. Я одолжил у своей мамы книжку – справочник–словарь 1956 года, где многие немецкие предложения были написаны в русской транскрипции. Первое предложение запомнилось мне на всю жизнь: «Скажите, пожалуйста; как мне пройти к советскому посольству?» Там были собраны различные предложения такого рода, призванные помочь советскому человеку избежать провокаций со стороны западных жителей. Это было единственное предложение, которое я успел выучить в поезде, по дороге в Восточный Берлин. Хотя, мы, понятно вовсе не собирались идти к советскому посольству.

Обстоятельства моей жизни сложились так, что я вот уже 11 лет живу в Германии. Семья моя, мои родители тоже живут здесь. Поэтому и писать я стал на немецком языке. Собственно, это было решение практически подсознательное. Я стремился к максимальному расширению круга возможной публики, и поэтому начал писать по-немецки. По-русски я тоже пишу, но немного, для русскоязычной газеты «Русский Берлин», которая издается здесь, в Германии. Но книгу... Ну, они будут переводиться, наверное, на русский язык. Какая разница, в конце концов, на каком языке писать, главное, чтобы кайф от этого был, чтоб кураж какой-то, чтобы люди читали. А язык – это уже дело техники.

Очень много русских читают мои истории. Они не различают между немецким и русским. Они - люди молодые и владеют обоими этими языками в совершенстве. А о немцах и говорить нечего».

Герои Владимира Каминера – это, как правило, иммигранты. Но среда, атмосфера, антураж, воздух – немецкие. Есть единственное исключение – книга «Militärmusik». Это название можно перевести как «Военный марш», «Военная музыка» или «Музыка военного оркестра».

- Новая моя книжка «Militärmusik» основана на автобиографических воспоминаниях. Она рассказывает о жизни в Советском Союзе в восьмидесятые годы, которая, в общем-то, особо веселой не была. Я не знаю, видимо так устроена человеческая психика, что все плохое забывается, а все хорошее, все веселое надолго остается в памяти. Конечно, например, в главе, рассказывающей о моей службе в армии, больше веселого, чем, наверно, было на самом деле. Моя мама, когда прочла эту главу, сказала: «Когда ты из армии пришел в 1988 году, что-то ты ничего особо веселого не рассказывал, наоборот, был очень рад, что ты оттуда, наконец, вырвался». Но было, конечно, было много юмора.

Вот я, например, описываю свою армию. Пишу о том, что мы жили в лесу, что нас было 20 солдат, четыре офицера и три ракеты. И люди смеются, им смешно. Какая-то смешная получается маленькая армия. Но это ведь так и было. Это была часть войск противовоздушной обороны Москвы – «второе кольцо». Все эти части так выглядели: несколько десятков солдат и четыре офицера дежурили в смену. Три ракеты стояли в лесу на «КАМАЗах». Если сейчас это так рассказать – смешно. А тогда, конечно, это никому не казалось смешным, но казалось совершенно нормальным».

Жаль, что у меня уже не осталось времени, а то бы я с удовольствием включил в передачу хотя бы фрагменты из интервью с ещё одним популярным в Германии двуязычным писателем. Это – Андрей Курков, родившийся в Ленинграде и ребёнком приехавший в Киев. В Киеве Курков и живёт. Но пишет он по-русски и на Западе популярен чуть ли не больше, чем на Украине или в России. Его роман «Пикник на льду» очень хорошо читается в Германии. Это история журналиста, который зарабатывает на жизнь тем, что пишет некрологи на ещё живых людей, и держит в качестве домашнего животного пингвина Мишу, которого не мог прокормить киевский зоопарк. Прекрасная книга. Очень советую почитать. Кроме того, книга, как известно, - лучший подарок. В том числе и на Новый Год.