Кому нужно завещание нации?
Как бы поточнее сформулировать тему нашей сегодняшней передачи? Попробую-ка я занять немножко чужого ума. Вот, например, российский историк Василий Ключевский так определил суть своей профессии: «Надобно найти смысл и в бессмыслице: в этом неприятная обязанность историка, в умном деле найти смысл сумеет всякий философ.» Английский писатель Олдос Хаксли предостерегает: «История - как мясной паштет: лучше не вглядываться в то, как его приготовляют.» А польский сатирик Станислав Ежи Лец и вовсе считает, что «после очищения истории ото лжи не обязательно остаётся правда, иногда - совсем ничего.» Ну как, удалось мне Вас окончательно запутать чужими афоризмами? Так вот, мы с Вами сегодня отправимся в центральное хранилище исторических документов Германии. Сотрудники гордо называют его «сокровищницей» «памятью» или даже «завещанием нации». На самом же деле речь идёт о попытке сохранить для потомков документы, первоисточники с тем, чтобы будущие историки не смогли по-своему переписать нашу сегодняшнюю историю. В хранилище побывал мой коллега Михаэль Марек:
Начну с разглашения государственной тайны. Правда, уже бывшей. Ещё до конца 90 годов никто в окрестностях города Фрейбурга и не подозревал, что за таинственный объект расположен в заброшенном серебряном руднике в 15 километрах от города. Три-четыре раза в год колонна грузовиков сворачивала на узенькую дорогу и исчезала где-то за деревушкой Оберрид в лесу. Шлагбаум за грузовиками закрывался, посторонним вход и въезд были строжайше запрещёны. Местные жители только головами качали: то ли склад боеприпасов там в лесу, то ли подземный командный пункт на случай атомной войны, то ли ещё какая-то опасная пакость. Склад и сегодня ещё надёжно охраняется. Но теперь мы знаем, что в заброшенном руднике хранятся не бомбы, а.... история Германии. Как она угодила в заброшенную шахту, объясняет президент федерального архива Хартмут Вебер:
«Штольня была оборудована в соответствии с Гаагской конвенцией о защите культурных ценностей в ходе вооруженных конфликтов. Опыт Второй мировой войны показал, что никто не в состоянии надёжно эвакуировать различные архивы. Просто объёмы слишком велики. А кроме того, в годы «холодной войны» сроки оповещения о потенциальной опасности постоянно сокращались. Вот тогда и было решено хранить копии уникальных документов на микроплёнке. Этот метод применяется не только в Германии, но и в Швейцарии, Франции и других странах, подписавших Гаагскую конвенцию. У нас эти микроплёнки хранятся в Оберриде. Место выбрано не случайно - вдали от больших городов и аэропортов. Здесь наши архивы надёжно защищены от влияния окружающей среды и даже от радиации в случае ядерной катастрофы. Расчётный срок сохранности - 500 лет.»
История уничтожения уникальных архивов и исторических документов началась задолго до Второй мировой войны. Достаточно вспомнить о пожарах в Александрийской библиотеке, заложенной ещё фараоном Птолемеем за 300 лет до Рождества Христова. Она горела трижды. По оценкам, было уничтожено до 700.000 рукописей. Но точную цифру уже никто и никогда не назовёт - документов-то не осталось. Немецкие национал-социалисты жгли книги неугодных им авторов. Или вот пример из новейшей истории: в ходе осады Сараево лидер боснийских сербов Радован Караджич, между прочим, считающий себя писателем, отдал приказ поджечь прицельным артиллерийским огнём построенную ещё в 15 веке турками Национальную библиотеку. Вообще, культурные ценности и просто архивы во все времена были символами национальной и религиозной самобытности народов, хранилищами их истории. Именно поэтому их и стремились уничтожить политические фанатики, которые хотели переписать эту историю на свой лад, лишить своих противников или свой собственный народ исторических корней. И эта страсть к уничтожению распространяется не только на культурные ценности, подчеркивает Хартмут Вебер:
«После окончания гражданской войны в бывшей Югославии стало ясно, что в ходе боёв сознательно уничтожались муниципальные архивы, записи актов гражданского состояния в городах и сёлах. Делалось это с целью лишить людей их родословной, лишить их имени и национальности. После войны Евросоюз даже выделил деньги специально для восстановления муниципальных архивов в бывшей Югославии.»
Но мы несколько отклонились от темы. Пора уже отправиться на экскурсию в хранилище исторических документов Германии. Итак, добро пожаловать в историю. Охрана, сигнализация, решётки, массивные стальные двери. Холодно и вроде бы даже сыро. В штольнях зимой и летом поддерживается температура в 10 градусов Цельсия и влажность в 75 процентов. Полкилометра пути по центральной штольне. Над нами - гранитная плита толщиной примерно 200 метров. Вот, наконец, одна из боковых штолен. Тяжело открывается очередная стальная дверь и, вот она - история: бесконечные ряды стальных бочек, очень и очень похожих на пивные. Всего их около полутора тысяч. А в них - более 25 тысяч километров микроплёнки, более 60 миллионов кадров. Словечки «примерно» и «около» приходится употреблять, потому что каждый год в хранилище добавляются ещё около 15 миллионов кадров. Самое большое дополнение было сделано сразу после объединения Германии: без малого 5.000 километров микроплёнки из бывшей ГДР. Что же запечатлено на микроплёнках? Официальный каталог даёт краткую выборку: строительные чертежи кёльнского собора. Булла Папы Римского Льва десятого с угрозой отлучить от церкви реформатора Мартина Лютера. Письмо Вольтера герцогу Вюрттембергскому. Протоколы совещания в Ванзее, где нацистские лидеры приняли решение об уничтожении европейских евреев. Но ни одной картины Дюрера или Хольбейна-младшего, ни одного снимка Марлен Дитрих или того же Кёльнского собора, ни одной записи концерта Берлинских филармоников под управлением Герберта фон Караяна. В архиве хранятся только копии письменных документов. Критерии отбора этих документов сформулированы так: они должны давать, я цитирую: «репрезентативный во временном, региональном и тематическом отношениях обзор». Обзор составляют федеральное архивное ведомство и архивные ведомства федеральных земель. Заместитель директора архивного ведомства федеральной земли Бранденбург Уве Шапер говорит:
«Формулировка не случайно выбрана такая расплывчатая, потому что никаких жестких норм для того, чтобы рассортировать архивные материалы по степени важности, просто нет. Нам выделены объёмы: столько-то и столько-то архивного материала какой-то эпохи можно сохранить на плёнке. Но это всё теория. А на практике каждый архивариус сам определяет важность документа. У нас ведь работают только дипломированные историки. Вот они и отбирают то, что считают особенно важным для нашего региона, земли Бранденбург или всей Германии. Знаете, инструкции ведь для того и пишутся, чтобы толковать их достаточно гибко.»
Вот и получается, что сегодняшние историки, исходя из своих сегодняшних представлений о прошлом, отбирают материал для историков будущего. Будучи сотрудниками государственных архивов, они, естественно, в первую очередь учитывают документы, собранные в этих архивах. А вот, например, документы франкфуртского института имени Фритца Бауэра, изучающего историю и последствия Холокоста, в федеральном хранилище не представлены. Нет там и материалов из Национального германского музея в Нюрнберге, где собраны уникальные документы по истории культуры, искусства и письменности всего немецкоязычного региона. Ну а уж о воспоминаниях так называемых «простых людей» даже и говорить не приходится. А ведь их взгляд на исторические события, очевидцами которых они были, явно отличался от отчётов чиновного люда. Можно ли вообще считать такие обзоры «репрезентативными»?
«Подход меняется. Мы, конечно, придерживаемся традиционной установки, согласно которой приоритет за документами из государственных архивов. Но ведь в государственных архивах хранятся не только официальные документы. Они пополняются газетными статьями, завещаниями, материалами из частных архивов, которые передаются им на хранение. Мы ведь тоже понимаем, что управленческая переписка отражает только определённые аспекты реальности, что это свой, особый угол зрения. Вот, например, Германия взяла на себя перед ООН обязательство сохранить на микроплёнке и уникальные библиотечные фонды. А это сразу расширит тематический диапазон материалов, подлежащих вечному хранению.»
Но пока это из области мечтаний. Ежегодно федеральное правительство выделяет на съёмку документов и их хранение 3 миллиона евро. Для сравнения: чтобы переснять на микроплёнку только уникальные рукописи из Баварской государственной библиотеки, потребовалось бы 120 миллионов евро. Сотрудник федерального управления гражданской обороны Роланд Стаховяк, в ведении которого и находится хранилище, объясняет проблемы с финансированием так:
«Ну, во-первых, у хранилища нет лобби, потому что в тексте Гаагской конвенции, которая определяет его статус, есть такая приписка «на случай вооруженного конфликта». Ну а любой нормальный человек просто инстинктивно отказывается всерьёз рассматривать такую угрозу. Вторая проблема - административная неразбериха. Мы отвечаем за само хранилище. Теоретически отбор материалов курирует министерство культуры. На практике он осуществляется архивами. А деньги на всё это должно выделять министерство внутренних дел. Вот вам и объяснение хронического дефицита.»
Но даже если денег выделять в 10 раз больше, остаётся вопрос: а возможно ли вообще сохранить для потомков действительно объективную или хотя бы «репрезентативную» картину исторического наследия страны или даже сегодняшних будней? Ведь любой отбор оставляет за стальными дверями хранилища огромное количество других документов. Может быть прав заместитель директора архивного ведомства федеральной земли Бранденбург Уве Шапер, когда он спрашивает:
«Мы не можем сохранить для потомков абсолютно всё. Более того, давайте зададим вопрос: а нужно ли сохранять абсолютно всё для потомков?»
Представим себе, что через 500 лет наши потомки обнаружат этот подземный кладезь памяти. Догадаются ли они вообще, что содержится в тысячах стальных бочек? Правда, в штаб-квартире ЮНЕСКО в Париже хранится международный реестр, куда занесено и хранилище в Оберриде. Но где гарантии, что этот реестр сохранится? Впрочем, давайте не забывать, что хранилище-то задумано на случай ядерной войны. И хранятся там только копии уникальных документов. Предназначены они для тех, кто переживёт эту потенциальную войну, чтобы они могли заново переписать нашу историю. А пока войны нет, эти копии так и будут мёртвым грузом лежать под двухсотметровой толщей гранита и бетона, как никому не нужное «завещание нации».
Вот и всё на сегодня. Хотя нет, я начал передачу с высказываний мудрых людей об истории и историках. Вот давайте и закончим её афоризмом английского драматурга Бернарда Шоу, я цитирую: «Что скажет история? - История, сэр, солжет, как всегда.»