Во Франкфурте открылась выставка молодого искусства
Всего несколько дней осталось до открытия кассельской «Документы» - грандиозного шоу современного искусства, подводящего раз в пять лет итоги развития оного за подотчётный период. В преддверии же «Документы» о своей претензии на звание культурной метрополии заявил другой город в земле Гессен – финансовая столица Германии, Франкфурт.
Здесь получила прописку «Манифеста» – так сказать, «бродячая» Биеннале современного искусства. Проходящая с цикличностью раз в четыре года, выставка была задумана как форум для молодого, радикального искусства Европы – желающего «манифестировать» свои новые и по возможности радикальные идеи. Эта «Манифеста» – четвёртая по счёту, предыдущие прошли в Роттердаме, Люксембурге и Любляне, следующая состоится в испанском курортном городке Сан-Себастьян. Почему на этот раз выбор пал на город, который в Германии в шутку называют «Банкфуртом»?
Как сказал на пресс-конференции по поводу открытия «Манифесты номер 4» один из инициаторов приглашения выставки-скиталицы во Франкфурт, уполномоченный по вопросам городской культурной политики Ханс-Берхард Нордхофф:
- Координаторы проекта сделали выбор в пользу Франкфурта из-за его прекрасной культурной инфраструктуры – мало где есть такое количество выставочных залов и музеев, - а также выгодного географического положения в центре Германии и центре Европы.
Господин Нордхофф не упомянул о главном факторе – близости к "Документе", которая, как гигантский магнит, с начала следующей недели и до конца лета будет притягивать сотни тысяч кураторов, галеристов, коллекционеров, критиков и просто интересующихся современным искусством людей – так называемых «культурных туристов» - со всего мира.
Многие (более половины из ожидаемых шестисот-семисот тысяч посетителей) приедут из-за рубежа, в том числе – и из-за океана. И раз уж они отправились в столь далёкое путешествие, логично будет осмотреть не только кассельское супершоу – но и меньшую сестру «Документы», «Манифесту».
Что же ожидает посетителей? Этот вопрос следовало бы задать кураторам выставки. В качестве таковых выступили три дамы, весьма известные в художественных кругах: Нурия Энгуита Майо (Nuria Enguito Mayo), главный куратор фонда Тапи в Барселоне, Стефани Моистон Трембле (Stephanie Moisdon Trembley), основательница парижского объединения художников, работающих с видео, и болгарка Lara Boubnova, директор центра современного искусства в Софии.
На пресс-конференции три франкфуртские сивиллы художественного будущего рассказывали о своей работе над «Манифестой», как о забавном приключении: четырнадцать месяцев назад, когда они узнали об уготованной им чести, они не были знакомы ни друг с другом, ни с гордом Франкфуртом, и не имели ни малейшего представления, какой должна быть «Манифеста 2002». В течение прошедшего года с небольшим они проделали большую работу – это можно сказать с уверенностью.
Они объездили тридцать стран, побывали в сотнях галерей, мастерских и музеев, просмотрели работы полутора тысяч художников, из которых 80 пригласили во Франкфурт. Впрочем, во время работы, как рассказывала парижанка Стефани Моисон Трембле, кураторам было до самого последнего момента не совсем ясно, что должно получиться – Книга? Интернет-портал? Или, может, просто стоит пригласить публику в пустой зал с выкрашенными в белый цвет стенами – де, сами создавайте себе «проекты искусства будущего»? «Вы не представляете себе, как сложно найти по-настоящему интересное искусство!» - вторили ей коллеги Нурия Энгуита Майо и Лара Бубнова:
- И мы решили рассматривать недостаток опыта как достоинство нашего проекта. Мы решили не искать на художественном рынке готовые концепции и не спешить создавать собственные, а «начать с другой стороны»: мы верим в искусство, верим в художников, и мы считаем, что современное искусство – это продукт, который творится многими людьми одновременно.
Полная свобода и отсутствие какой-либо концепции как концепция: что получилось в итоге? Совокупность объектов, разобщённых как стилистически, так и чисто территориально – «Манифеста» проходит в пяти выставочных залах, зачастую находящихся на довольно приличном расстоянии друг от друга. Поскольку каждый из 80-ти проектов, как того и желали организаторы выставки, живёт собственной жизнью, общие тенденции можно усмотреть лишь в весьма общих чертах: во-первых, практически ни одной картины или скульптуры – их молодое поколение окончательно сбросило со своего корабля современности, заменив на видео, интерактивные проекты, инсталляции. Почти все проекты – на социальную или социально-политическую тематику. Не все, но подавляющее большинство весьма сырые в выполнении – зачастую настолько сырые, что непонятно, а есть ли тут вообще какая-то идея?
В видео ирландца Джерада Бёрна использован старый рекламный видеоролик, в котором менеджер концерна Крайслер Ли Иакокка беседует в Фрэнком Синатрой. Их озвучивают два актёра, так что Иакокка и Синатра оказываются в ролях мелких жуликов. Израильтянин Джоэль Бартана стоически снимает с одного из тель-авивских мостов уличное движение. В какой-то момент автомобили, как по команде, останавливаются, из них выходят люди – минута молчания в память жертв израильских войн.
«Автор пытался удержать переходную, зыбкую ситуация переполненных мест общественного присутствия» – пишет о своём проекте Калин Серапионов. Кто бы мог подумать, что за этим скрываются всего лишь замедленная съёмка пассажиров железнодорожного вокзала?
Словом, похоже, что пальму первенства в том, что касается оригинальности проектов, удерживает немец Кристоф Бюхель, продавший своё право на участие в Манифесте на интернет-аукционе Ebay. Художественный жест принёс вполне реальную прибыль – право выставиться во Франкфурте за 15 тысяч долларов купила жительница Нью-Йорка Сэл Рэндольф, пригласившая, в свою очередь, на «Манифесту» своих друзей-художников – под лозунгом «Free Manidfesta!». Непонятно только, какая ещё свобода имеется в виду.
Что же – доживём до «Документы».
«Театр – это кризис»
Директора крупнейших театров Германии обсуждают перспективы развития своей художественной отрасли
«Театр - это кризис. Он не находится в кризисе от времени к времени, а сам по сути своей - кризис», - говаривал Хайнер Мюллер. Поэтому неудивительно, что за круглым столом на тему "начинания и самоопределения немецкого театра" три генеральных директора крупнейших сценических площадок Германии – Deutsches Schauspielhaus в Гамбурге, Schauspiel Frankfurt и берлинского Deutsches Theater говорили в первую очередь о проблемах. На дискуссии о будущем немецкого театра, состоявшейся в рамках берлинского фестиваля Theatertreffen («Театральная встреча»), побывала Вера Блок:
Генеральные, сидя на сцене, истово курили, и струйки дыма фимиамом поднимались над их головами, придавая зрелищу сакральный оттенок. Паства, вернее зрители, курили в унисон с главными героями представления, всем своим видом давая понять: мы с вами, дорогие генералы театральных карьеров. Мы вас любим, понимаем и жалеем. А жалеть есть за что.
Нет, пожалуй, в театральной сфере Германии профессии более сложной, чем генеральный директор, - по-немецки «интендант» - театра. Причем уже на протяжении многих лет установилась традиция. Новый директор - новый мальчик для битья. Или девочка, как в случае с Элизабет Швеегер, которая вот уже год безуспешно сражается с ветряными мельницами общественного мнения во Франкфурте. Публика, и в первую очередь критики, изначально не приняли новую фигуру на франкфуртском поле театральных игрищ.
Вцепившись в сигарету, словно водолаз в кислородный шланг, Элизабет Швеегер пыталась объяснить, в чем же причины взаимного отторжения между нею и городом, для которого она работает:
- Я думаю, моя ситуация – это отражение общего сложного положения немецкого театра. Театр находится в кризисе, потому что публика, зрители не считают более, что театр - это место, куда приходят, чтобы подумать, выяснить что-то про себя и про общество, в котором ты живешь. Они приходят в театр за развлечением. А жизнь переполнена сейчас всевозможными развлечениями. Театр же требует определенного чувства времени, определенного подхода, концентрации, терпения. Наше сегодняшнее общество же просто не знает, что это такое.
Гораздо легче, по мнению Елизабет Швеегер, обвинить в неудачах руководство театра, чем попытаться вникнуть в суть причины пустующих залов.
Сам же конфликт заключается в следующем. Публика на представления не ходит, горстка завзятых театралов погоды не делают, а театр, будь то в Гамбурге, Берлине или провинциальном Виллингене-Швеннингеге все больше становится из вечно горящего очага культуры предприятием, работающим нагора и зависящим от доходов. Муниципальные чиновники, сенаторы и уполномоченные по вопросам культуры требуют от театров рентабельного производства. Государственные субсидии неумолимо сокращаются. Директора театров стоят перед дилеммой. С одной стороны драматический театр - краса и гордость любого города, с другой, денег на то, чтобы театр создавал интересные, спорные и в тоже время приносящие реальный доход спектакли - нет. Обращение к частным спонсорам, по словам генерального директора берлинского Дойчес театер Бернда Вильмса, дело тоже малоперспективное – уж больно разные интересы.
- Лично мне, например, кажется особенно важным, чтобы нас как театр было лучше «видно» в городе – плакаты там, афиши и так далее. Но в нашем бюджете денег ни на плакаты, ни на какие-либо другие средства привлечения публики нет. Но какой смысл спонсору оплачивать такую рекламу, на которой его имя никто и не заметит? Ведь гораздо проще и нагляднее повесить медную табличку с дарственной надписью рядом с картиной в национальной галерее, чем инкогнито отстегивать тысячи на рекламу театральных постановок.
И в тоже время Бернду Вильмсу жаловаться не приходится. Оба зала - большой и камерный - его Дойчес театер заполнены регулярно на восемьдесят пять процентов. А ведь театров в Берлине - несколько десятков. Стержень программы традиционно составляет Классика, в популяризации которой театр преуспел просто невероятно. Достаточно назвать Лессингову «Эмилию Галотти», билеты на которую раскуплены едва ли не на сезон вперед.
Но это Берлин, столица и город с большими культурными традициями. В других городах – ситуация иная. Тот же Франкфурт, по словам Элизабет Швеегер, в американском смысле слова город безкультурный, это означает, что культура не включена в жизненный цикл населения. Деловая столица Германии функционирует как буровая платформа, работающая вахтовым способом:
- Франкфурт - это working city, «рабочий город». Люди приезжают сюда на работу и в пятницу уезжают обратно. Я всегда могу сказать, будет ли публика вечером в театре, когда, проходя по городу, поднимаю голову и вижу, горят ли окна офисов в небоскребах в центре или нет. Если темно, то значит, все разъехались и в театре будет пусто. Каждый год население Франкфурта обновляется как минимум на сорок тысяч человек. Это значит, что в среднем каждые десять лет население города полностью меняется. А театру необходима для развития постоянная публика, которая могла бы оценить внутреннюю жизнь и процессы на сцене. Культуре нужно некоторое постоянство.
Как бороться за публику, - или, говоря открытым текстом, как бороться за кассу, за доходы? Об этом ломали себе головы директоры трех крупнейших немецких театров битых два часа. Сошлись в одном: немецкий театр не может себе более позволить быть элитарным. Лет двадцать тому назад представление было действом, которое происходило без комментариев со стороны труппы и режиссера. По принципу: мавр сделал свое дело, мавр может уходить, актеры появлялись на сцене и через полтора часа исчезали за кулисами. Сегодняшняя немецкая публика требует живой дискуссии. И не при посредничестве злопыхающего газетного критика, а напрямую.
«Потребность публики в посредничестве – огромна», - считает интендант гамбургского Дойчес Шаушпильхауз Том Штромберг
- Мне кажется, особенно после событий прошлой осени, чтобы не говорить снова избитое «одиннадцатое сентября», стало заметно, что люди, идущие в музей, в театр, куда угодно, стремятся к разговору, обмену мнениями. Публике необходим в наши дни, так сказать, проводник, посредник, которые ввёл бы ее в суть происходящего на сцене и дал возможность высказаться по поводу увиденного. Даже перед спектаклями совершенно классического плана, где действие происходит в хронологическом порядке, где нет новомодных экспериментов со светом и звуком, собираются по двести - двести пятьдесят человек, чтобы перед представлением поговорить о пьесе, подготовиться к просмотру.
Итак, немецкий театр ищет новые пути к публике. Ищет массового зрителя с интеллектуальными амбициями. И на этом пути немецкому театру, видимо, не обойтись без указки и школьной доски. Потому что зрителя надо не только увлечь, но и привлечь и воспитать, как подготовишку, который учит алфавит.
Пока немецкий зритель не получит аттестат театральной зрелости, театр будет находиться в кризисе.
Впрочем, в кризисе, как уже говорил Хайнер Мюллер, немецкий театр находился всегда. Вера Блок внимала дискуссии театральных директоров Германии.
«В краю лимонных рощ в цвету...»:
Casa di Goethe – дом-музей Гёте в Риме – справляет пятилетний юбилей
В сумрачном старинном палаццо на одной из центральных магистралей барочного Рима Виа дель Корсо отмечает юбилей. Ровно пять лет назад, после длительной реставрации, которая финансировалась германским правительством, здесь распахнул двери новый римский музей –мемориальная квартира гения немецкой литературы Иоганна Вольфганга Гёте, который стал одним из важных культурных центров итальянской столицы и еще одной точкой паломничества туристов. Со времени, когда будущий автор Фауста поселился в вечном городе, прошло уже 215 лет, однако дом, в котором Гёте провел более двух лет не претерпел значительных внешних изменений и до сих пор стоит рядом с одной из красивейших площадей Рима – Пьяцца дель Пополо.
Во внутренних помещениях дома мало что сохранилось с того времени, когда здесь жил великий писатель. После многочисленных реконструкций, по оценкам специалистов, от той эпохи остались лишь красивые деревянные потолки со старинной росписью. Она была обнаружена в ходе кропотливых реставрационных работ, которые начались после того, как Германия приобрела исторический особняк, принадлежавший последние десятилетия католической церкви, и решила организовать в нем дом-музей Гёте. В обставленных в стиле 18 века залах развернута художественно-историческая экспозиция, рассказывающая о жизни и деятельности Гёте. Многочисленные документы проливают свет на подробности его римских каникул.
Великий писатель прибыл в Рим инкогнито, под чужим именем. 38-летний Гёте переживал трудный период. Уставший от суеты Веймарского двора и не простой роли придворного советника, испытывая творческий кризис, писатель решил погрузиться в иную жизнь, надеясь обрести в Италии новый заряд жизненной и художественной силы. Расчет поэта оказался верным – годы, проведенный вольным художником в Италии, стали для Гете весьма плодотворными. Среди написанных им в небольшом кабинете на Виа дель Корсо работ – знаменитый трактат о цветовой классификации, оказавший поистине революционное воздействие на всю европейскую теорию живописи. Именно здесь, в вечном городе, как полагают многие исследователи творчества Гете, писателю впервые явился смутный образ бессмертного Фауста.