Организация научных исследований в Европе

Пожалуй, самым знаменитым политехническим университетом мира может считаться Массачусетский технологический институт, сокращённо «MIT» («Эм-Ай-Ти»). Здесь, на восточном побережье США, в Кеймбридже близ Бостона, выдающиеся учёные ведут фундаментальные и прикладные исследования на высшем уровне. Видимо, желание доказать, что и Старый Свет не лыком шит, побудило нынешнего председателя Еврокомиссии Жозе Мануэла Баррозу (José Manuel Barroso) выступить с инициативой создания «EIT» («И-Ай-Ти») – Европейского технологического института, способного составить конкуренцию американскому образцу. Баррозу намерен реализовать этот амбициозный проект за время своего пребывания в должности высшего чиновника ЕС. Однако идея председателя Еврокомиссии единодушной поддержки среди видных учёных континента не нашла. Политики тоже отнеслись к этой инициативе скорее скептически. Но их возражения не связаны, конечно, с выбором образца для подражания – здесь-то как раз царит полное единодушие, об «MIT» все эксперты отзываются в самых лестных выражениях. Профессор Фридер Майер-Крамер (Frieder Meyer-Krahmer), статс-секретарь министерства научных исследований и образования Германии, до сих пор с восторгом вспоминает об «MIT», где ему довелось некоторое время работать:

Что произвело на меня самое большое впечатление, так это открытость, простота и непринуждённость атмосферы. Самые выдающиеся учёные, столпы, корифеи в своей области, были легко доступны: любой молодой исследователь мог без труда встретиться хоть с нобелевским лауреатом и обсудить с ним свою работу.

По замыслу Баррозу, в Европе роль такого «маяка», «флагмана» научных исследований призван сыграть будущий «EIT». В Брюсселе прошли первые консультации на эту тему. Называют уже и города, в которых могло бы разместиться новое научное учреждение – наиболее перспективными кандидатами считаются Страсбург и Варшава. Однако критических голосов становится всё больше, и звучат они всё громче. Не скрывает скепсиса и профессор Майер-Крамер:

Пытаться создать как бы на пустом месте нечто, равное или хотя бы сопоставимое по значению с «MIT», – это совершенно нереальная затея. Такие вещи не возникают из ничего. Тут нужен совершенно иной подход. Ведь Массачусетский технологический институт – это итог долгого процесса срастания, слияния многих институтов. Поэтому и в Европе следует сделать ставку на создание некоего объединения разных институтов и технических университетов в общую научную сеть.

Однако учёные – те самые, которым и должны быть созданы идеальные условия для научной работы, – решительно отвергают идеи, выдвинутые политиками и управленцами. Лауреат Нобелевской премии по медицине профессор Эрвин Неер (Erwin Neher), директор Института биофизической химии имени Макса Планка в Гёттингене, считает всё затею совершенно никчёмной, в какой бы форме они ни осуществлялась:

Это всё очень сложные искусственные конструкции, которые рождаются в кабинетах чиновников. Я не вижу в этой идее никакого смысла. Что это за «европейская самобытность», которую нам следует культивировать? В чём она, собственно, должна состоять? В Европе и так имеются замечательные научно-исследовательские институты технического профиля – например, Рейнско-вестфальская высшая техническая школа в Ахене. Вот они уже сегодня и являются «маяками». Если политики хотят сделать что-то полезное для науки, пусть выделят больше денег на дальнейшее развитие уже отлично проявивших себя учреждений.

Профессор Неер уверен, что – в отличие от заводов или супермаркетов – выдающиеся научные и учебные заведения вроде Массачусетского технологического института в принципе не могут быть запланированы. Более того, по его мнению, затея может нанести серьёзный урон науке:

Опасность состоит в том, что при отсутствии конкуренции такой искусственно созданный и щедро финансируемый технологический институт соберёт под своей крышей вовсе не самых лучших, а самых пронырливых. Отдача от них будет невелика. Зато финансирование остальных научных учреждений может оказаться урезанным.

Статс-секретарь Майер-Крамер видит эту опасность, а потому настаивает на том, чтобы учёные в «EIT» набирались на конкурсной основе: пусть они борются за право участвовать в работе будущего института:

Эта сеть должна формироваться гибко и открыто. Любой исследователь, который захочет реализовать свой научные проект в рамках Европейского технологического института, должен будет вновь и вновь доказывать, что достоин этого права больше других. Это заставит учёных работать с максимальной отдачей.

Однако на ведущие немецкие научные объединения – такие как Германское научное общество или Общество Макса Планка – эти аргументы не действует. В конце концов, тесное международное сотрудничество между разными научными учреждениями и промышленностью имеет место уже давно, ничего нового тут нет. А вот станут ли ведущие университеты Европы биться за право участвовать в проекте «EIT», сказать трудно. Скорее всего, не станут. Они заинтересованы, прежде всего, в укреплении своей репутации и своей фирменной марки, между тем как работа в рамках Европейского технологического института обрекает их на анонимность. А в том, что Старый Свет располагает целым рядом ведущих в мире научные учреждений, сомневаться не приходится. Примером такого рода может служить самое, пожалуй, знаменитое научное учреждение Швеции – Каролинский институт в Стокгольме. Это и понятно – ведь он присуждает нобелевские премии по медицине. Однако институт прославился не только этим, но и собственными выдающимися научными достижениями. С тех пор, как немецкие политики в области образования и науки осознали, что закосневшие структуры университетов Германии себя изжили и что финансировать их в ближайшем будущем стране станет не по карману, они зачастили в шведскую столицу – перенимать опыт. Первая неожиданность подстерегает их уже при входе на территорию института: это архитектура. В отличие от мрачных, безрадостных бетонных коробок немецких университетов, Каролинский институт встречает посетителей приветливыми кирпичными коттеджами, разбросанными в живописном парке. Однако своим международным успехом институт обязан, конечно же, не только этой идиллии. Главное – внутренняя организационная структура, – не устаёт внушать немецким коллегам многолетний ректор Каролинского института профессор Ханс Вигзелль (Hans Wigzell):

У меня побывало немало делегаций от разных немецких университетов. Например, от берлинского университета имени Гумбольдта. В ходе бесед с ними довольно быстро выяснилось, в чём причина проблем. На их месте я, прежде всего, проверил бы, нужны ли мне вообще факультеты. Во всяком случае, у себя мы их отменили в 1999-м году. Разделение на факультеты – это нередко злейший враг современного университета, заинтересованного в эффективном использовании своего научного потенциала.

С 1995-го по 2003-й годы в Каролинском институте под руководством профессора Вигзелля была проведена кардинальная структурная реформа. Ликвидация медицинских факультетов и создание на их основе множества небольших, но тесно взаимосвязанных и сотрудничающих друг с другом отделов стала лишь одним из элементов новой стратегии. Другой, пожалуй, столь же важный, состоял в том, чтобы повысить финансовое давление на исследователей. 70 процентов всех средств, выделяемых Каролинскому институту из государственного бюджета, распределяются среди учёных в зависимости от достигнутых ими успехов. Ханс Вигзелль поясняет:

Раньше любому профессору Каролинского института весь его годовой оклад был гарантирован. Сегодня гарантированная часть составляет лишь примерно три месяца. А всё остальное он должен заработать своими научными достижениями. То есть мы материально поощряем тех, кто работает с наибольшей отдачей, и наказываем тех, кто пока не может похвастаться особыми успехами.

Стратегия Вигзелля уже дала неплохие результаты. По итогам опроса, проведённого весной 2005-го года среди 1300 ведущих учёных-медиков и биологов из 88-ми стран, среди лучших медицинских вузов мира Каролинский институт занял 7-е место, пропустив вперёд лишь несколько крупнейших университетов США и Великобритании. Лучший немецкий представитель в этом списке – медицинский факультет Гейдельбергского университета – оказался лишь на 16-м месте. Профессор Карл-Юхан Сундберг (Carl-Johan Sundberg), глава Каролинского инновационного центра, хоть и гордится таким успехом, но говорит:

Это, однако, не означает, что мы удовлетворены результатом. Мы не намерены останавливаться на достигнутом, и нам предстоит ещё немало работы. В частности, мы должны форсировать интернационализацию исследований, активнее привлекать немецких, британских, индийских, американских, российских, китайских учёных. Чем интенсивнее обмен идеями, тем больше шансов на успех. И, конечно, нельзя забывать о финансовых аспектах. Этот вопрос имеет ключевой значение. Мы не можем рассчитывать на то, что государство и впредь будет выделять нам столько денег, сколько мы хотим. Нам нужно искать дополнительные источники финансирования.

Сегодня Каролинский институт лишь наполовину финансируется из госбюджета. И эта доля постоянно уменьшается, поэтому институт старается получить побольше средств от промышленных компаний, различных фондов и тому подобных учреждений. А для этого нужна продуманная работа с общественностью, своего рода реклама науки. Профессор Сундберг говорит:

Мы стараемся очень тесно сотрудничать как со средствами массовой информации и школами, так и с политиками и представителями деловых кругов. Наша цель состоит в том, чтобы не просто донести до них смысл и важность научных исследований вообще, но и продемонстрировать им конкретно значение полученных нами результатов. И тут мы являемся лидерами в Европе. Мы основали систему внедрения наших достижений, получившую название «Каролинская инициативу» («Karolinska Enterprise»). Эта структура занимается патентами, лицензиями, организацией фирм на основе наших открытий.

Иными словами, результаты научных исследований умело и настойчиво реализуются в форме конкретных рыночных продуктов. Нередко наиболее подходящий путь для этого – организация дочерних компаний. И такие самостоятельные биотехнологические фирмы действительно создаются довольно часто – в среднем ежемесячно. А прибыль от их деятельности, в свою очередь, направляется на расширение научных исследований.

Впрочем, пути повышения результативности своей деятельности ищут и немецкие институты и исследовательские центры. В частности, огромное значение в Германии издавна придаётся обмену информацией. В 1984-м году здесь появилась первая компьютерная сеть, связавшая многие вузы и научные учреждения и предназначенная исключительно для передачи исследовательских данных. На минувшей неделе в Гамбурге состоялась торжественная церемония ввода в эксплуатацию научной сети четвёртого поколения – «X-WIN».

В целом можно сказать, что пропускная способность сети выросла в 10 раз, –

говорит председатель объединения «Немецкая научная сеть» профессор Вильфрид Юлинг (Wilfried Juling). Эта сеть связывает свыше 500 вузов и исследовательских центров внутри Германии, однако она имеет, конечно, и выход на сходные сети в Европе и на других континентах. Сегодня, после ввода в эксплуатацию сети 4-го поколения, она стала мировым лидером по всем наиболее важным параметрам, – не без гордости говорит профессор Юлинг:

Скорость передачи данных может достигать 10-ти гигабит в секунду. Но это ещё не всё: на магистральных участках сети возможны скорости до терабита в секунду. Для сравнения: это в 2 миллиона раз быстрее, чем то, что способен обеспечить сегодня домашний выделенный канал в Интернет по технологии «A-DSL».

Магистральные участки сети – это высокоскоростные каналы, связывающие 43 опорных пункта. По своей структуре «X-WIN» изрядно напоминает сеть немецких автодорог: крупные города связаны между собой широкими автотрассами федерального значения; от них отходят более узкие дороги регионального значения, соединяющие менее крупные города; далее – ещё более узкие просёлочные дороги местного значения, ведущие к отдельным деревням или даже уединённо стоящим хуторам. Главная цель, которую преследовали создатели немецкой научной сети нового поколения, состоит в том, что утолить стремительно растущую потребность учёных во всё больших объёмах информации. Из года в год научные эксперименты выдают – и сами требуют – всё больше данных. Особенно это касается компьютерного моделирования сложных природных процессов, – говорит профессор научно-исследовательского центра в Карлсруэ Райнхард Машув (Reinhard Maschuw):

Возьмите, к примеру, климатологию. Чтобы делать сколько-нибудь достоверные прогнозы, мы должны просчитывать и глобальные, и региональные модели. И чем дальше, тем быстрее растёт поток информации.

Не менее остро эти проблемы стоят и перед учёными, работающими в области сейсмологии, генетики, физике элементарных частиц. По словам профессора Машува, в последнее время ограниченные возможности сети предыдущего поколения давали о себе знать всё чаще. Во всяком случае, без введения в эксплуатацию «X-WIN» осуществление ряда крупных экспериментальных проектов было попросту невозможным. Наглядным примером может служить «Large Hadron Collider» – самый мощный в мире ускоритель элементарных частиц, возводимый в пригороде Женевы:

Когда в будущем году вступит в строй «Large Hadron Collider» и там начнётся полномасштабная программа экспериментов, огромную массу полученных данных нам пришлось бы просто выбрасывать, потому что мы не смогли бы отправить их по существующим компьютерным сетям в опорные пункты. То есть у нас оказалось бы больше информации, чем мы способны переварить.

Теперь ситуация изменилась. Однако шеф научной сети профессор Юлинг предостерегает:

Мы должны исходить из того, что каждые год-полтора потребность в информации увеличивается вдвое. Это всем хорошо известный закон Мура. А наша обязанность – делать всё, чтобы сеть справлялась с растущими объёмами данных.

Иными словами, когда на рынке появятся высокоскоростные оптические ключи, сеть будет опять основательно модернизирована:

Немецкая научная сеть вот уже 22 года обеспечивает обмен информацией между учёными. Сегодня мы имеем сеть 4-го поколения. Значит, у нас в запасе не более 5-ти лет до очередного её обновления.