Немецкий анти-Фауст в двух ипостасях

Безродный солдат сменяющихся режимов, Воццек - главный герой оперы - впервые был опознан в судебных хрониках гениальных юношей Георгом Бюхнером (Georg Büchner) еще в начале 19 века и оказался героем грядущей эпохи. В начале марта он предстал на европейских сценах: в опере Альбана Берга "Воццек" ("Wozzeck") на сцене брюссельского театра "Ля Монэ" и в прочтении современного немецкого композитора Торстена Раша на сцене Кельнской оперы. Всего три пьесы… Георг Бюхнер, драматург, ученый и революционер, прожил очень короткую и бурную жизнь. Бюхнер скончался от тифа в возрасте всего 24 лет. Но к этому моменту он успел стать участником двух революций, начать преподавать анатомию в Цюрихском университете, написать диссертацию на тему "Нервная система окуня" и заложить фундамент реалистической драмы - ключевого жанра последующих двух веков. Всего три написанных им пьесы - "Смерть Дантона", "Леонс и Лена" и в первую очередь "Войцек" - до сих пор являются репертуарными для театров Европы. Исходный материал для "Войцека" Бюхнер, подобно Достоевскому, почерпнул в судебных хрониках своего времени. И его Раскольникова действительно звали Войцек: 2 июня 1821 года сорокалетний солдат-цирюльник Йохан Кристиан Войцек в темной лейпцигской подворотне заколол из ревности свою возлюбленную - 40-летнюю вдову Йоханну Кристиану Вост. "Дело Войцека" всколыхнуло всю мыслящую Германию и побудило Георга Бюхнера к началу работы над "реалистической драмой". Свою драму Бюхнер не успел завершить. После его смерти сохранилось 26 сцен, которые, однако, более чем законченно выражают мысль автора. Кроме того, подобно незавершенной картине, в которой художником нарисован лишь силуэт и проработаны лишь лица и кисти рук центральных фигур, классицистическая драма неожиданно оказалась соответствующей экспрессивной стилистике последующего столетия. На оперной сцене

В 1915 году венский композитор Альбан Берг начинает работу над оперой "Воццек". Полтора часа музыки представляют собой столь интенсивное музыкальное переживание, что ставятся обычно одним блоком, без антрактов. По этому пути пошли и в брюссельской опере - знаменитом театре "Лю Моне", в свое время ставшем колыбелью "оперной революции" и начала освобождения Бельгии от Нидерландского владычества. За постановку на сцене одного из самых продвинутых театров Европы взялись двое представителей молодой оперной гвардии: англичанин Марк Вигглворт, музыкальный руководитель спектакля, и австралийский режиссер Дэвид Фримэн.

Постановка психологически и визуально минималистична - мы видим буквально только то, что значится в тексте Бюхнера и музыке Берга. Последняя столь мощна, столь полно востребует все возможности восприятия, что то, что видит глаз, кажется еще более блеклым и второстепенным. На сцене есть земля, в которой возятся герои, чтобы стать снова прахом и глиной, вода, в которой плещутся дети и тонет Воццек, и полностью отсутствуют другие декорации. "Историзированные" и аскетичные костюмы из дешевого холста и шерстяной фланели дают нам в физическом ощущении то время, когда человеку полагались одни порты - и уж тем более одна шинель.

Припоминая беспомощность и навязчивый психологизм предыдущих постановок Воццека, хочется поблагодарить режиссера Фримэна, сценографа Михаэля Симона (Michael Simon) и художника по костюмам Анну Айцерман (Anna Eizermann), за стильную и красивую кулису, пусть и лишенную драматизма. Чуда оперы - слияния визуального и звучащего, музыки, текста и образа - здесь не происходит, режиссер кладет оружие к ногам композитора, даже не начав поединок. Это, по крайней мере, честно...

"Воццек" полвека спустя В Кёльне почти одновременно состоялась премьера оперы "Роттер", написанной композитором Торстеном Рашем (Torsten Rasch) по драме восточногерманского драматурга Томаса Браша. Созвучие имен не должно вводить в заблуждение: композитор и драматург даже не были знакомы. Томас Браш (Thomas Brasch) родился 1945 году в Лондоне в еврейской семье. Своим английским паспортом он очень гордился и всю жизнь неизменно носил его при себе. В юности он, сын заметного партийного функционера, коммуниста Хорста Браша, принадлежал к восточногерманской "золотой молодежи" - с типичным для этого круга диссидентским уклоном. "Уклон" кончился выездом на Запад. Знаменитым драматургом Браш не стал, хотя его фигура несогласного интеллектуала весьма показательна для восточногерманской интеллигенции. Браш умер в 2001 году. Его наследие оказалось в руках его спутницы жизни - Катарины Тальбах (Katharina Thalbach), очень известной и прекрасной театральной актрисы и не слишком выдающегося, но усердного режиссера. Именно Катарина Тальбах, в недавнем прошлом - звезда труппы Берлинского ансамбля, реализовала проект оперы "Роттер, или Немецкая сказка". Она перевела текст Браша в либретто, организовала заказ музыки и сама же поставила результат на сцене Кёльнского оперного театра... Композитор Торстен Раш относительно молод (ему чуть более 40 лет), он родом из ГДР, в детстве пел в знаменитом дрезденском хоре мальчиков - Kreuz-Chor. Прославился своим циклом песен "Мое сердце пылает" по мотивам песен группы Rammstein. Альбом разошелся гигантским тиражом и даже был номинирован на престижную награду Echo Klassik. Вечно живой герой любого времени Немецкий композитор, немецкий драматург, немецкая актриса в качестве постановщицы - и бесконечно немецкая тема: все тот же винтик, все тот же Воццек, но уже в 20-м, ужасном для Германии веке: все это, конечно, подогревало интерес к проекту. Новый Воццек, которого зовут Роттер, проходит через шестеренки Веймарской республики, гитлеризма, ГДР. Мы встречаем его подмастерьем мясника, потом видим верным слугой обоих режимов, солдатом на фронте и в тылу. Воццек 20 века - вечный соглашатель. Он не убивает свою Элизабет (так по-прежнему зовут главную героиню), но делает ее глубоко несчастной. Он потакает Ульбрехту, как потакал Гитлеру. Что мясная лавка, что фронт, что стройка социализма: Карл Роттер был и остается торжеством посредственности. Сильные драматургические стороны драмы Томаса Браша, написавшего свой текст в нарочито упрощенной, аллегорической стилистике народной площадной драмы, полностью нивелируется музыкальной бессмысленностью. Постановка Тальбах утрирует приемы левого театра - все те же придуманные Брехтом и растиражированные потом по всему миру. "Воццек" - этот анти-Фауст немецкой культуры - продолжает жить и еще ждет своего нового, очередного прочтения. Анастасия Рахманова