1. Перейти к содержанию
  2. Перейти к главному меню
  3. К другим проектам DW

Нельзя его забыть – чтобы он не вернулся

Гасан Гусейнов

05.03.2002

https://p.dw.com/p/22pM

5 марта 1953 года умер Сталин. Он внушал своим современникам такой звериный, утробный, глубокий ужас, заставлял миллионы людей совершать столь абсурдные поступки.

Предавать и плясать на гробах своих близких, помогать запихивать в лагеря родных "врагов народа", а потом – уже после того, как его самого закопали под кремлевской стеной, десятилетиями жить с ними, смотреть им в глаза и клясться в любви, Сталин морально изувечил несколько поколений людей до такой степени, что и почти полвека спустя то и дело раздаётся блеянье о любви к этому, прости Господи, полководцу. Но о психиатрическом феномене любви жертв и совиновников в одном лице к давно околевшему насильнику-наставнику поговорим когда-нибудь в другой раз. Сегодня интересно как раз другое – поразительная скорость забвения этой исторической личности.

Историк литературы Мариэтта Омаровна Чудакова рассказала недавно о студенте, отвечавшем на вопрос, кто был во время Великой отечественной войны главой Советского государства.

- Ну, так кто же был главой Советского Союза, - нетерпеливо спрашивает экзаменатор.

- Какой-то, какой-то Виссарионович, - пролепетал студент 2002 года.

Отлично, гражданин студент!

Даже в анекдотах советского времени не могли мы додуматься до такой формулы – «какой-то Виссарионович». Какой-то! Это же надо! И всё-таки – счастливые времена. Семь семерок – 49 лет назад земля перестала "носить какого-то Виссарионовича". Я за это сегодня обязательно выпью и всех, кому можно, призываю по мере сил виртуально чокнуться со мной за помин миллионов загубленных душ.

Но журнал наш «Бывшее и несбывшееся» – серьезный и даже где-то научный. Сегодня я обзвонил несколько известных в своем деле в Германии людей и попросил ответить на вопрос, что связывают они с именем Сталина. Что такое "Сталин" сегодня в германском политическом контексте.

С самым старшим из моих собеседников – профессором Вольфгангом Казаком слушатели передачи "Бывшее и несбывшееся" знакомы: 18-летним новобранцем он в 1945 году попал в советский плен, где выучил русский язык, потому вернулся в Германию, где переводил и преподавал, а прославился изданием большого словаря русских писателей двадцатого века, недавно выпущенного и в России.

- Как Вы встретили известие о смерти Сталина?

Вольфганг Казак:

- В это время я занимался своей диссертацией. Это были последние месяцы перед окончанием университета. Это было для меня самое важное. Политические события, конечно, мы все читали и так далее. Но, понимаете, то, что это освобождение, это люди в России пережили, а мы скорее здесь, по крайней мере, как я сегодня помню, а я могу ошибиться, скорее боялись, что всё идет дальше. Понимаете, событием был 20 съезд КПСС, начало освобождения от Сталина. Помните таких людей, как Лев Копелев, которые в 1956 году еще верили в Сталина, этот дух существовал, а освобождение в России было медленное. В лагерях люди торжествовали, это было великолепное событие, а с другой стороны в Москве – плакали, страдали, просто под влиянием пропаганды. Я думаю, действительно, для мира более серьезное событие – это 20-й съезд КПСС.

- А значит ли что-нибудь в сегодняшней Германии имя "Сталин"?

- Боюсь сказать, что да. Понимаете, другое поколение, не пережившее войны. Это, конечно, историческая фигура, это – тирания. Но то, что Сталин сделал против своего народа, это изменение мышления, уничтожение совести, это типичное последствие Сталина, об этом у нас не знают. Сегодня интерес вообще пропал. Странное явление, после того, как отношения нормализовались, не такие враждебные, как они были в те времена, интерес -–возьмем мою область – к русской литературе, например, значительно уменьшился, а тем более к политике. Посмотрите завтра в газеты. Едва ли где-нибудь упоминается это событие. Я думаю, что нет ни одной газеты, где упоминается день смерти Сталина. Вот что меня сегодня волнует: возьмем словарь русской литературы. Издан Н.Скатовым, директором академического института в Санкт-Петербурге. Для него, конечно, в Ленинграде. Где просто стиль такой, как именно во время Сталина был, такой дух – стопроцентно! – как можно было печатать до 1953 года. Значит, не сам Сталин, а дух Сталина, эта сила духа, мышления, результат пропаганды. Это – ужас!

- Но не всё же так мрачно!

- Медленное улучшение есть. Есть словари, которые после этого были опубликованы, которые свободны или немножко более свободны от этого. Движется, движется. Но, понимаете, русским виднее. Но и сегодня издаются книи, в которых поклоняются фактически Сталину.

Второй собеседник – историк и публицист из Франкфурта Герд Кёнен (Gerd Koenen), каждая новая книга которого вызывает в Германии оживленную дискуссию. Вышедшая два года назад его книга Утопия чистки. Чем был коммунизм? (Utopie der Säuberung. Was war Kommunismus?) как раз и посвящена герою нашей сегодняшней передачи, 5 марта 1953 года отошедшему в лучший, тут уж точно, лучший мир, чем тот, что Сталин оставил после себя своим подданным.

- Реконструируем ли Сталин?

- Что Сталин? Маска или историческая фигура, которую можно представить себе в несколько иначе скроенной идеологической шинели? Я думаю, что представление об обществе, очищенном от зла, от врагов, а не в этом ли смысле нужно понимать слово «чистка»? Так вот, представление о такой вот чистке – вещь универсальная. И в истории она встречалась не один раз. Чем-то подобным была католическая инквизиция. Современный исламизм – это тоже форма такогно понимания очищаемости общества. Это – реакционная утопия. Сталин был человеком, который последовательно довел эту идею до предела. Он действительно занимался производством общества, занятого постоянным самоочищением от всего вредного, враждебного и бесполезного. Нацисты были в этом отношении куда ограниченнее. Они сосредоточились в основном на евреях: это были главные «вредители». Но народное тело, так сказать, они собирались оставить нетронутым. Уникальность же Сталина, по-моему, в том, что объектом чистки стала для него вся толща общества снизу доверху, кровавая машина так называемого очищения прошла сквозь всех и вся. С этой точки зрения, я думаю, вот в этом радикализме, он остался неповторимым историческим явлением. Но сама попытка – отделить зло от добра и очистить мир от зла – сама попытка, боюсь, будет возобновляться и в будущем. Да и теперь она то и дело предпринимается. Возьмите Алжир, алжирских исламистов, искореняющих, как они говорят, своих вредителей. Эти люди пока не у власти там. Но приди они к власти, мы бы увидели то же самое, что происходило под знаком коммунизма в сталинском СССР.

Психоаналитик Анна Лещинска родилась в 1950 году в Польше. Несколько десятилетий она живет во Франкфурте-на-Майне.

- Осталось ли в Вашей памяти хоть что-нибудь, может быть, от чужих воспоминаний о дне смерти человека, чья власть к началу 50-х гг. простиралась и на Россию и на Польшу?

Анна Лещинска:

- Одно воспоминание, которое навсегда связало мою жизнь с этим историческим событием, это на самом деле была моя уверенность в том, что я была свидетельницей сообщения о похоронах Сталина. Лишь годы спустя я поняла, что это были похороны вовсе не Сталина, а Берута (B.Bierut, 1924-1956), нашего, так сказать, польского Сталина. Ведь когда умер Сталин, я была совсем мала, а во время похорон Берута мне было уже 5 с половиной лет. По радио велась трансляция, а мы всей семьей были в гостях у моей тётки. Работала радиоточка: передавали всю погребальную церемонию, настроение было торжественное, комментировал происходящее патетический голос, он говорил, какие товарищи там присутствуют, да от кого венки. В какой-то момент этот голос сказал, что теперь все должны подняться, и в знак скорби по товарищу Беруту объявил минуту молчания. В ответ на эти слова я встала, на что семья разразилась бурным смехом. Мне стало ужасно стыдно. И этот стыд усиливался оттого, что я многие годы потом была уверена, что это были похороны Сталина, чего я еще больше стыдилась. Но потом я все-таки поняла, что это не мог быть Сталин, и то, что это оказался Берут, немного утешало, хотя и к этому человеку моя семья не испытывала ни малейшего почтения.

- А есть у Вас, так сказать, психологическое объяснение этой путаницы?

- Во-первых, формы-то были общие, вообще культ личности просто прямо перенимался, а мое чувство, эта моя уверенность, что я "присутствовала на похоронах Сталина", была, видимо связана с желанием присутствовать при еще более значительном событии. Это главная причина. А другая причина состояла в том, - и я об этом потом много думала, - что вся эта форма была прекрасно приноровлена к детской душе. И это настроение, этот пафос, траурная церемония, эпитет "отца народов" и тому подобные вещи – всё это пища для детской личности. Именно поэтому я всё принимала так всерьез. А стыдно мне стало оттого, что я заметила, что я выглядела посмешищем в глазах семьи, в которой давно не было никаких иллюзий в отношении Берута, а Сталина и подавно.

- А читали ли Вы в детстве что-нибудь про Сталина? Обычно говорят о пропагандистской литературе для взрослых.

Анна Лещинска:

- Была одна книжка, которую я прочитала, должно быть, лет в 7. Это вообще была одна из первых книг, прочитаных мною лично. Обычно у нас такой литературы не бывало, а эта выпала откуда-то. Называлась она "Письмо Сталину". Это была история подростка, написавшего Сталину письмо о том, в чем он больше всего нуждается, чтобы все были здоровы, чтобы окончательно поправилась мама, одним словом, самые заветные мечты. Подросток торжественно идет к почтовому ящику и бросает конверт "Сталину-отцу". И тут он узнает, что Сталин – мёртв и никогда не получит этого его письма. Я хорошо помню эту историю и помню, как я печалилась, что письмо мальчика не дойдет до адресата. И снова – книга была идеально заточена под ребенка, для детского сознания. Умер не просто человек, но Бог Отец, и с его смертью исчезала инстанция, к которой можно было обратиться с таким вот списком пожеланий.

Этот сюжет – «письмо покойному вождю» – обыгран в старом анекдоте про Ленина. Старый еврей адресует письмо В Мавзолей - Ленину: "Товарищ Ленин, у меня множество проблем – нет работы, нет денег. Помогите!» Ответ, в анекдоте, приходит из ЦК. «Да как Вам не стыдно, товарищ, глумиться над именем вождя!? Всякий знает, что его нет в живых". "Слушайте, почему, когда надо вам, он – вечно живой, а когда надо мне, выясняется, что он умер в 1924 году".

Ну, а что думает о Сталине, умершем только 5 марта 1953 года, современный немецкий политик. Д-р Германн Кун (Dr. Hermann Kuhn) – депутат Бременского земельного парламента от фракции «зеленых».

- Сталин умер, и мертвее не бывает. Мёртв и сталинизм. Ни как движение, ни как идеология, ни как политический фактор он не играет никакой роли. Скажу больше – он перестал быть даже объектом критики. А в Германии он никогда особого интереса не вызывал. Потому что была ГДР – стена, разделенный город. Но и в Европе в целом, знаете, имя Сталина, образ Сталина политически – пустое место.

- В отличие от Гитлера, от национал-социализма?

- Да, тут громадная разница. В Германии, по крайней мере, главная тема – наша вина, это до сих пор живая тема. И в странах западной и южной Европы стояли армии Гитлера, а не Сталина. Ну да, сейчас говорят, иногда – на одном дыхании – Сталин, Гитлер, но Сталин никогда не присутствовал в Европе так, как Гитлер. А уж в Германии – и подавно.

Вольфганг Казак:

"Нельзя его забыть, чтобы он не вернулся!"

Нет, не забудем. Сами не забудем и никому не дадим забыть.

Машинистки в те далекие времена боялись сделать опечатку, маленькую такую опечаточку в имени Сталина. Понимали, что им грозит, если вместо буквы «т» встанет близко лежащая к ней на клавиатуре пишущей машинки буковка «р», раскатистое «р», которую всё никак не мог выговорить Ленин. Но Сталин умер, облегчил землю, 5 марта 1953 года.