1. Перейти к содержанию
  2. Перейти к главному меню
  3. К другим проектам DW

Биография первого канцлера ФРГ

Ефим Шуман «Немецкая волна»

11.02.2004

https://p.dw.com/p/4fFh

Сегодня я познакомлю вас с биографией Конрада Аденауэра – первого канцлера ФРГ, выдающегося политика, который стоял у истоков послевоенной немецкой государственности и экономического возрождения страны, убеждённого демократа и убеждённого консерватора. Новая книга о политическом деятеле, которого советская пропаганда называла не иначе как «оголтелым реваншистом» и «рыцарем холодной войны», вышла (и это самое интересное) не в Германии, а в России, в издательстве «Молодая гвардия», да к тому же в серии «Жизнь замечательных людей». Эта книга, написанная доктором исторических наук, профессором Всеволодом Ежовым, – первая объективная, трезвая, спокойная биография Аденауэра, вышедшая на русском языке. Причём интересный фактический материал (в работе над книгой использовано множество немецких публикаций, в том числе и принадлежащих перу самого Аденауэра) прекрасно сочетается с личными впечатлениями автора, который во второй половине пятидесятых–начале шестидесятых годов был вторым секретарём посольства СССР в Бонне, присутствовал на выступлениях и пресс–конференциях Аденауэра, на правительственных приёмах и переговорах. Нет смысла пересказывать в этой передаче книгу Всеволода Ежова. Я хотел бы остановиться сегодня лишь на трёх узловых темах, на трёх этапах политической биографии первого канцлера демократической Германии: на его становлении как политика, на том, как делалось «немецкое экономическое чудо» после Второй мировой войны, когда возрождалась Западная Германия, и, наконец, на трудных отношениях и трудных переговорах с советскими лидерами.

Политическая карьера Конрада Аденауэра началась ещё в кайзеровские времена. В 1909 году он стал первым заместителем обер–бургомистра (мэра) города Кёльна. Но долгое время занимался почти исключительно лишь повседневными городскими проблемами. Причём, несмотря на молодость (Аденауэру было тогда немногим более тридцати), зарекомендовал себя как отличный организатор и умелый «крепкий хозяйственник». И нет ничего удивительного в том, что в самом конце Первой мировой войны кёльнцы избрали его уже обер–бургомистром. Но причиной были не только деловые качества Аденауэра и его безупречная репутация. Жители города считали его абсолютно «своим». Конрад Аденауэр родился в Кёльне, он вырос в типичной для этой части Германии многодетной католической семье (родители его владели небольшой пекарней и булочной), аккуратно посещал церковь, был бережлив и скромен, не пил и не курил. Всеволод Ежов пишет в своей книге о набожности Аденауэра, об «истовом католицизме» Рейнской области, где – цитирую – «подданные Папы Римского доминировали полностью». Это не совсем так. Во–первых, не так фактически: в Рейнской области вообще и в Кёльне, в частности, жило множество протестантов и евреев (достаточно сказать, что протестантских церквей в Кёльне – несколько десятков). Во–вторых, рейнские католики всегда славились своей толерантностью, терпимостью к представителям других религий и других народов. Так что толерантность Аденауэра вовсе не была исключительной (а именно такое впечатление создаётся, когда читаешь книгу о нём). Что можно действительно можно назвать уникальным, – это его политическую прозорливость. Уже в 1919 году Аденауэр думал о создании Федеративной Республики Германии. В очень многом, разумеется, не той, которая была образована спустя три десятилетия на развалинах нацистской диктатуры, и всё же...

Нацисты, едва придя к власти, сняли Конрада Аденауэра с поста обер–бургомистра Кёльна. Сняли в нарушение всяких законов, потому что должна эта – выборная. Но уж очень был рассержен на Аденауэра фюрер.

В феврале 33–го года Гитлер, уже назначенный главой правительства, приехал в Кёльн. Аденауэр уклонился от встречи его на аэродроме. После чего, как рассказывает Всеволод Ежов, штурмовики СА устроили марш по улицам города. На домах вывесили множество партийных знамён со свастикой. Аденауэр распорядился, чтобы с административных зданий эти флаги убрали под предлогом того, что речь идёт о партийной, а не о государственной символике. Национал–социалистическая рабочая партия Гитлера ещё не была тогда «руководящей и вдохновляющей силой немецкого общества». Но очень скоро ситуация изменилась, все остальные партии запретили, и в стране установился тоталитарный режим.

Во времена гитлеровской диктатуры Конраду Аденауэру многое пришлось испытать. Хотя он подчёркнуто жил частной жизнью, чтобы не дать нацистам никаких поводов для репрессий (играл с внуками, разводил розы, избегал любых рискованных разговоров), его дважды арестовывали, допрашивали в гестапо, и лишь чудом он избежал отправки в концлагерь Бухенвальд.

В марте 45–го года в уже освобождённом пригороде Кёльна Рёндорфе, где жил Конрад Аденауэр, появились два американских офицера. Аденауэр работал в саду. Он вышел к представителям западных союзников в старой соломенной шляпе, с садовыми ножницами в руках. Офицеры отвезли его в Кёльн, где комендант города после короткой беседы предложил ему снова занять пост обер–бургомистра. Аденауэр тут же согласился. Так почти в семидесятилетнем возрасте он начал новый, самый впечатляющий этап своей политической карьеры.

Всеволод Ежов прекрасно показывает в своей книге, насколько трудным было это начало. Кёльн, подвергшийся в последние месяцы войны массированным бомбардировкам авиации западных союзников, лежал в развалинах. В огромном, процветавшем когда–то городе уцелело всего триста домов. Из почти восьмисот тысяч жителей в Кёльне осталось немногим более тридцати тысяч. Не было газа и электричества. Люди ютились в подвалах, еду готовили на кострах, которые разводили на улице. Не работал водопровод. Воду брали из немногих ещё действовавших каким–то чудом колонок. Мосты через Рейн были разрушены, и почти полностью прервалась связь между двумя частями города, расположенными по разным берегах реки, на которых стоит Кёльн.

Людей охватили безразличие и апатия. Надо было не только накормить их, но и расшевелить. Всеволод Ежов рассказывает, как Аденауэр конфисковал немногие уцелевшие частные грузовики и отправил их в сельские районы за мукой, мясом, овощами, как привёз из Бухенвальда, Дахау и Терезиенштадта кёльнцев – заключённых концлагерей, как добывал уголь для отопления, как восстанавливал жильё и налаживал торговлю... И как занялся политикой, за что снова был уволен с поста мэра города – на этот раз уже английскими оккупационными властями.

Если с американцами, которые сразу после освобождения Кёльна поставили Аденауэра управлять городом, у него сложились неплохие отношения, то с британской военной администрацией – хуже некуда. В Англии после войны пришло к власти лейбористское – левое – правительство. Лейбористы делали ставку не на консерваторов типа Аденауэра, а на немецких социал–демократов, к которым были идеологически близки. К тому же Конрад Аденауэр раздражал англичан своими интервью, в которых призывал пересмотреть отношение к немцам. В одном из них он достаточно резко критиковал британских политиков за то, что они не дают немцам почувствовать себя европейцами. Это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения англичан. Аденауэр был уволен. Спустя много лет на одном из официальных приёмов к нему подошёл бригадный генерал Бараклайф, который когда–то подписал приказ о его смещении и, не моргнув глазом, сказал: «Если бы я вас не выгнал, то вы бы так и остались мэром. И никогда не стали бы канцлером». Как ни странно, но доля правды в этом есть.

Сидеть дома и выращивать розы, не занимаясь общественной жизнью, – в то время, когда Германия лежала в развалинах, когда царил идейный вакуум, а на востоке страны, в районах, оккупированных советскими войсками, уже формировался новый тоталитарный режим, Конрад Аденауэр не мог. Он начал создавать Христианско–демократический союз – партию, которая с тех пор является одной из ведущих политических организаций Германии. Несмотря на название и на то, что Аденауэр, как мы уже рассказывали, был прилежным католиком, никакой роли в партии церковь не играла. «В политике церковь может произносить только «аминь», – как–то сказал он. Речь идёт о гуманистических ценностях, которые мы часто называем христианскими и на которые опиралась и опирается ХДС. Ещё один фундаментальный принцип, ставший с годами одним из важнейших векторов государственного развития сначала Западной, а потом и всей, объединенной, Германии, – это углубление европейской интеграции. Любопытно, что политические противники Аденауэра – социал–демократы – обвиняли его в своё время в непатриотизме, в том, что он не стремится восстановить государственное единство страны. Но первый канцлер ФРГ был твёрдо убеждён: свобода в данный исторический период важнее государственного единства. От воссоединения он, конечно же, не отказывался, и единство Германии (как политическая цель) нашло отражение в первой конституции ФРГ. Однако Аденауэр не сомневался в том, что немцы – все немцы – снова потеряют и демократические, и экономические свободы, если объединятся на советских условиях. Это косвенно подтвердила и история со специальной комиссией Организацией Объединённых Наций. В 1952–м году представители ООН решили выяснить, возможно ли провести свободные выборы в обеих немецких государствах. Побывав в ФРГ, комиссия ООН дала положительное заключение. А в ГДР её просто не пустили.

Надо стремиться к интеграции не с Восточной Германией, а с Западной Европой, – только тогда со временем удастся преодолеть раскол страны, – не уставал повторять Аденауэр. Время показало, что он был прав.

Много места в книге Всеволода Ежова отведено «немецкому экономическому чуду». Надо сказать, что сам первый канцлер ФРГ, мягко говоря, не слишком глубоко разбирался в экономике. Но, как точно замечает автор книги об Аденауэре, плановое хозяйство он отождествлял с тоталитарными режимами – нацистским и коммунистическим, а рыночную экономику – с демократическим обществом. Поэтому, не колеблясь, сделал выбор в пользу рынка. А теоретиком, главным организатором и, как принято говорить, «отцом» западногерманского экономического чуда стал баварский учёный Людвиг Эрхард. Аденауэр его по–человечески недолюбливал. Аскету, «воркаголику», всегда подтянутому и суровому, был чужд жовиальный, толстый баварец, благодушный и весёлый, любитель сигар и белого вина. Они были полной противоположностью друг другу. К тому же Аденауэр поначалу весьма недоверчиво относился к тезисам Эрхарда о рыночном саморегулировании и экономических, и социальных процессов. И всё же именно его поставил во главе реформ, предоставив ему практически полную свободу действий, потому что знал: лучше Эрхарда с этой трудной задачей никто не справится. Выражаясь несколько патетически, благо страны было для Аденауэра важнее личных симпатий или антипатий. Есть и ещё один яркий пример этого – но более анекдотичный. На пост президента ФРГ (а по конституции именно президент – глава государства) Аденауэр предложил Теодора Хойса – весьма уважаемого в стране политика из Свободной демократической партии, который избирался депутатом парламента Веймарской республики и позже не запятнал себя сотрудничеством с нацистами. В ответ на предложение канцлера кто–то возразил: «Хойс не очень дружит с церковью». На что ревностный католик Аденауэр с каменным лицом ответил: «У Хойса – набожная жена. Этого вполне достаточно».

Что касается реформ Эрхарда, то, преодолев свой первоначальный скепсис, Аденауэр вместе с ним преодолевал недоверие товарищей по партии, большинство которых считало, что надо сохранить сильные государственные рычаги экономического регулирования. В конце концов всё же была сделана ставка на частную собственность, на многочисленный и сильный средний класс, независимый духовно и экономически. Одновременно с этим Христианско–демократический союз совместно с партнёрами из баварского Христианско–социального союза разработал целый ряд социальных программ. Особенно остро стояли проблема жилья (в лежавшей в развалинах стране не хватало шесть миллионов квартир) и проблема беженцев из восточной части Германии (только за первые три послевоенных года в западную её часть переселилось более десяти миллионов человек). Надо сказать, что Аденауэр и его партия, победившая на первых выборах в западногерманский Бундестаг в августе 1949–го года, блестяще справились с решением этих – и многих других трудных задач.

Конрад Аденауэр стал канцлером ФРГ на 74–м году жизни. Бисмарка в этом возрасте уже отправили в отставку. И, как рассказывает биография Аденауэра, многие, естественно, считали, что его избрание – лишь краткий эпизод. Они ошиблись. Начинался важнейший этап в истории послевоенной Германии, получивший название «эры Аденауэра». Аденауэра избирали на пост главы правительства четыре раза. Позже, подводя предварительные итоги своего правления во время «программного» выступления в Бундестаге – парламенте ФРГ, – он скажет о том, что национальный доход увеличился втрое, о том, что построено шесть с половиной миллионов квартир... Но не менее впечатляющими и политические успехи Аденауэра. Западная Германия добилась полного суверенитета, стала частью западного сообщества, членом общего рынка (позже трансформировавшегося в Европейский Союз), союза НАТО, установила особенно тесные, дружеские отношения с Францией, решила болезненную проблему примирения с Израилем и компенсации евреям, пострадавшим от нацистов... Нормализовать отношения с Советским Союзом тоже была очень непросто, но Аденауэр справился с этим блестяще.

В сентябре 1955–го года Конрад Аденауэр прибыл с официальным визитом в Москву. Между СССР и ФРГ ещё не были установлены дипломатические отношения. Но главным вопросом переговоров канцлер считал другую проблему – возвращение последних немецких военнопленных, которые ещё находились в Советском Союзе. Никто даже точно не знал, сколько их, но не меньше десяти тысяч. Советская сторона избегала говорить на эту тему. Ответ был один: никаких пленных в СССР нет, есть лишь осуждённые военные преступники.

В Москве Аденауэра поселили в гостинице «Советской» на Ленинградском проспекте. На следующий день он встретился с Молотовым и Булганиным (челнами Президиума ЦК), а затем – и с Хрущёвым. Переговоры, как и ожидалось, оказались трудными. В какой–то момент Хрущёв начал горячо обвинять немцев в том, что они развязали войну и даже погрозил Аденауэру кулаком. В ответ канцлер встал и тоже показал Хрущёву кулак. Самое удивительное, что тот тут же успокоился и даже извинился перед Аденауэром за слишком сильные выражения.

Досталось и Молотову. «Кто пожимал Гитлеру руку – вы или я?!» – в сердцах сказал Аденауэр, преследовавшийся нацистами, бывшему сталинскому министру иностранных дел, который подписывал в 39–м году печально знаменитые соглашения с «третьим рейхом».

Переговоры, казалось, зашли в тупик. Но на заключительном приёме в честь немецкой делегации Булганин, занимавший тогда пост председателя Совета министров СССР, отвёл Аденауэра в сторону и предложил написать официальное письмо об установлении дипломатических отношений. В свою очередь он, Булганин, даёт слово через неделю отпустить всех немецких военнопленных. Поздно вечером канцлер собрал всех членов делегации и рассказал им об этом. Его министр иностранных дел, глава администрации и многие другие стали говорить о том, что русским нельзя верить на слово. Но Аденауэр решил иначе. Советские руководители сдержали своё обещание. Через несколько дней в Западную Германию стали прибывать эшелоны с возвращавшимися домой немецкими пленными.

Не слишком ли рисковал Аденауэр, когда занял столь жёсткую позицию на переговорах в Москве? То, что ему удалось добиться освобождения пленных, доказывает правильность занятой им позиции. Позиции, от которой он на протяжении всей своей политической карьеры никогда не отступал. В послесловии к книге, с которой мы вас сегодня познакомили, её автор подчёркивает: «Аденауэр оказался мудрым политиком...» Он сделал ставку на глобальную победу Запада, победу социальной рыночной экономики над советским социализмом, победу демократии и свободы над тоталитаризмом... Великий канцлер выиграл, хотя окончательная победа пришла уже при его потомках.

На этих словах историка Всеволода Ежова мне хочется завершить сегодняшнюю передачу.