Трансплантация головы
9 ноября 2001 г.
Даже сам Папа Римский признал легитимной гетеротрансплантацию, то есть пересадку человеку органов животных. Правда, он ничего не сказал о гомотрансплантации, то есть о пересадке одному человеку органов другого человека. Однако и эта практика не вызывает у общественности возражений этического порядка – во всяком случае, до тех пор, пока речь идёт о конечностях, тканях или таких внутренних органах, как почка, печень и даже сердце. Исключение составляет, пожалуй, лишь один вид трансплантации, пока, правда, не реализованный, – пересадка головного мозга или, если хотите, всей головы! Однако вскоре, похоже, и эта ситуация может измениться.
История о докторе Франкенштейне и созданном им монстре, придуманная в начале 19-го века английской писательницей Мэри Шелли, имеет, судя по всему, неплохие шансы 2 столетия спустя стать явью, пусть и в несколько трансформированном виде. С одной стороны, человеческий мозг является на сегодня единственным органом, ещё не подвергавшимся трансплантации, – так что подобная операция с точки зрения логики научно-технического прогресса не просто представляется следующим закономерным шагом, но и в каком-то – отчасти зловещем – смысле выражает саму суть, квинтэссенцию прогресса естественных наук. С другой стороны, есть вполне реальный человек, готовый и желающий осуществить такую операцию, и есть не менее реальный пациент-доброволец, готовый и желающий ей подвергнуться.
Решительного хирурга зовут Уайт, Роберт Уайт. Именно его, 74-летнего врача из Кливленда, штат Огайо, многие называют современным Франкенштейном.
Ещё в начале шестидесятых годов Роберт Уайт, будучи самым молодым в Америке профессором нейрохирургии, произвёл такую операцию на макаках-резусах: "приживил" голову одной обезьяны к туловищу другой. Правда, тогда подопытное животное прожило лишь несколько часов. Но медицина с тех пор не стояла на месте, да и сам Роберт Уайт, продолжая эксперименты, неустанно совершенствовал технологию такой операции, а потому сегодня считает, что может провести её уже на человеке. Хирург долго искал безнадёжно больного пациента, который от безысходности согласился бы на столь рискованную операцию. Искал в разных странах, а нашёл у себя на родине.
Доброволец, готовый дать свою голову на отсечение, – американец Крэйг Рэтовиц, вот уже тридцать лет прикованный к инвалидной коляске и живущий под постоянной угрозой смерти вследствие острой функциональной недостаточности внутренних органов. Несчастный больной согласен, чтобы его голову пересадили другому человеку, обладавшему здоровым телом и ушедшему из жизни из-за болезни или травмы, локализованной в голове. Впрочем, можно это сформулировать и иначе: Крэйг согласен, чтобы к его голове вместо его собственного, но больного тела приживили чужое, но здоровое.
Немедленному осуществлению планов доктора Уайта препятствует отсутствие необходимых финансовых средств (операция обойдётся, по меньшей мере, в несколько миллионов долларов). Однако намерения современного Франкенштейна вызывают и ряд других вопросов более общего характера. Их можно условно разделить на три группы. Во-первых, философские: неясно, кого же хирург получит, так сказать, "на выходе"; идёт ли речь о создании нового человека или об оживлении умершего; и чьей душой будет обладать прооперированный пациент – владельца тела или владельца головы? Во-вторых, моральные: может ли считаться оправданной с медицинской точки зрения такая операция, в результате которой даже при самом успешном её исходе пациент останется парализованным? Ведь пока ни доктор Уайт, ни кто-либо другой не умеет "сращивать" разделённый на две части спинной мозг, а в данном случае речь идёт о соединении частей спинного мозга, принадлежавших даже не одному, а двум разным людям! И, в-третьих, каковы вообще шансы на успешное проведение трансплантации головы?
Начнём с последнего вопроса. Вот как оценивает вероятность положительного исхода подобной операции профессор Боннского университета, нейрофизиолог Детлеф Линке:
- В техническом отношении она предъявляет исключительно высокие требования к хирургам, и для её осуществления необходима команда специалистов экстракласса. Но в принципе такая операция осуществима. Тут основные проблемы связаны не столько с хирургией как таковой, сколько с иммунологией – главную опасность представляет реакция отторжения. С ней трудно справиться уже при пересадке отдельных органов, а при трансплантации всего тела такая реакция будет гораздо сильнее!
Однако коллега профессора Линке, нейрохирург из клиники города Оффенбаха Петер Ульрих, придерживается иной точки зрения:
- Я полагаю, что как раз в данном случае следует скорее ожидать более умеренной реакция отторжения, поскольку мозг обладает специальной защитой – так называемым гематоэнцефалическим барьером. Эта своего рода броня не пропускает с кровью в мозг чужеродные клетки, способные расстроить его работу, – в том числе и антитела, вырабатываемые организмом в процессе иммунной реакции отторжения.
А что же сам доктор Уайт? Во-первых, он действительно боготворит Франкенштейна – так, словно это не литературный персонаж, а подлинная историческая фигура:
- Выдающаяся личность, замечательный учёный, основатель и движущая сила трансплантационной хирургии!
А во-вторых, оценивая свои шансы – и шансы пациента – на успех операции, доктор Уайт говорит:
- Конечно, все врачи охотно играют роль Всевышнего. Но на самом деле божественной силой обладают лишь нейрохирурги, что, естественно, очень болезненно воспринимается другими коллегами. Это шутка, конечно. Если же говорить серьёзно, то я считаю, что эта операция может быть проведена уже в самое ближайшее время, поскольку мы располагаем всей необходимой для этого технологией. Но я понимаю, что трансплантация тела связана с риском, поскольку, во-первых, такая операция никогда ранее не проводилась, а во-вторых, ей будет подвергнут тяжело больной человек. После операции, чтобы подавить реакцию отторжения, мы будем вынуждены давать пациенту очень сильные иммунодепрессанты. А их влияние в такой ситуации не исследовано.
И всё же Роберт Уайт готов пойти на риск и провести первую операцию, не дожидаясь, пока будет внесена ясность в вопрос о степени интенсивности предстоящей реакции отторжения и о том, способен ли пациент её пережить. Уайт также не намерен ждать, пока наука изыщет способ восстанавливать или сращивать разорванные нервные волокна, хотя исследования в этом направлении идут полным ходом. Более того, результаты последних экспериментов на крысах свидетельствуют о том, что нервные клетки при определённых условиях можно искусственно выращивать! Так что расхожее представление, согласно которому "нервные клетки не восстанавливаются", не соответствует действительности. Однако лабораторные опыты на крысах, хоть и дают надежду на перспективу, пока не позволяют использовать такую технологию в хирургической практике. Поэтому доктор Уайт заранее смирился с тем, что после осуществления задуманной им трансплантации миллионы нервных волокон останутся разорванными. Между тем, многообразие и сложность этих внутренних связей в организме изучены пока недостаточно полно.
Как же относятся к затее Уайта другие нейрохирурги? Петер Ульрих признаёт:
- Да, она меня шокирует. Впрочем, если задуматься, то намерения доктора Уайта представляются мне логическим следствием развития нейрохирургии и трансплантационной хирургии последних лет. Речь идёт о том, чтобы удалить больное тело и дать голове, то есть личности, здоровое – или предположительно здоровое – тело. Если смотреть на это операцию таким образом, то и шок, вызванный планами Роберта Уайта, и высокий накал дискуссии вокруг этического аспекта проблемы, релятивируются. В то же время я уверен: чтобы такая операция могла считаться этически корректной, должна быть внесена ясность в некоторые детали. Человек, который получит новое тело, будет испытывать в обращении с ним огромные трудности, поскольку наука не научилась пока восстанавливать нарушенную связь между головой и телом: отсутствуют нервные сигналы, идущие от периферической системы в мозг и от мозга к периферии, – в том числе к мышцам лица и к глазодвигательным мышцам. Правда, в последнее время появились сообщения о том, что в ходе опытов на крысах получены весьма обнадёживающие результаты, но напрямую использовать их применительно к человеку нельзя, да и слишком уж большое сходство нейрофизиологических механизмов у грызунов и у людей представляется всё же сомнительным. Я думаю, пройдёт не менее 20-ти лет, прежде чем все прочие – сопутствующие – направления научных исследований достигнут такого уровня развития, что подобный эксперимент на человеке – а речь идёт именно об эксперименте! – можно будет считать оправданным.
А вот мнение его коллеги Детлефа Линке:
- Когда ампутированную ногу заменяют протезом, пациент способен постепенно не только свыкнуться с ним, но и идентифицировать его как часть собственного тела. Приспособляемость человека в этом отношении поистине невероятна. У пациента даже фантомные боли пропадают, когда он носит протез! И всё же нельзя в этом вопросе заходить слишком далеко: перекрёстная трансплантация тканей и органов между двумя людьми когда-то неизбежно приведёт к проблеме идентификации – кто где? Кроме того, некоторые учёные особо подчёркивают, что тело и мозг – сугубо равноправные партнёры, что мозг не только отдаёт приказы телу, но и получает от него массу необходимой информации, и что тело обладает собственной индивидуальностью. Другое дело, что наше сознание не всегда, а вернее, очень редко воспринимает эту присущую телу индивидуальность.
Все эти соображения заставляет задаться следующим вопросом: насколько этически оправдана трансплантация всего тела, в какой степени хирурги своим вмешательством меняют душу пациента, не создают ли они своей властью монстра?
Самого Роберта Уайта, верующего католика и члена Папской Академии наук, эта проблематика и связанные с ней дебаты ничуть не смущают:
- Я бы сказал, это хорошо, что морально-этические аспекты операции вызывают бурные дискуссии. Но хочу напомнить: эта операция призвана спасти жизнь. И подвергнется ей человек, уже парализованный. Задумываясь над всеми этими вопросами – а многие из них исключительно важны, – я понимаю, что они должны быть поставлены, но не для того, чтобы воспрепятствовать проведению операции, а для того, чтобы ответить на один из фундаментальных вопросов философии и теологии: что такое человеческое "я" и где оно расположено. Так вот, я утверждаю: оно расположено между ушами и весит в среднем 3,5 фунта. Я уверен в том, что душа человека сосредоточена там же, где и его дух, то есть в головном мозге. Так что можно утверждать – и это с философской точки зрения весьма интересный аспект, – что, трансплантируя голову, мы заодно трансплантируем и душу.
Таким образом, Роберт Уайт фактически рассматривает предстоящую операцию не только как медицинский, но и как философский эксперимент, в ходе которого предстоит выяснить, где же у человека кроется душа, или, выражаясь языком современной психологии, его "я". Надо сказать, что мнение самого хирурга на этот счёт в известной мере противоречит как религиозной доктрине, постулирующей единство души, духа и тела, так и новейшим научным исследованиям, свидетельствующим о наличии тесной взаимосвязи между психическими и физиологическими процессами. В то же время профессор Линке отмечает:
- Эта операция, по сути дела, уже легитимирована нашим подходом к смерти. Когда мы слышим, что к живой голове будет пересажено чужое тело, нас это смущает, однако мы давно привыкли к тому, что юридически смерть человека наступает тогда, когда перестаёт функционировать его мозг. То есть считается, что личность сосредоточена в голове! Я думаю, проблема на самом деле состоит в том, что в таких этических вопросах наш кругозор слишком узок. До сих пор "одушевлённым" считалось всё тело, и если мы теперь вдруг решим, что "одушевлённость" – всего лишь психика, что "душа" сконцентрирована в голове, которая и управляет всем, что ниже шеи, а чьё там тело, своё или чужое, не играет роли, то это будет, конечно, коренным сдвигом во взглядах и в мировоззрении. Однако такой подход кажется мне слишком уж механистическим. Если развивать его дальше, то может оказаться этически допустимым, скажем, к голове мужа приживить тело любовника или к голове человека одного пола – тело человека другого пола. Иными словами, такая операция поставит перед нами ещё много проблем, которые сегодня пока не обсуждаются. Более того: если у нас не вызывает этических возражений пересадка человеку органов животных, то следует считаться и с возможностью обратного процесса – скажем, операции, в ходе которой человеческая голова будет приживлена к туловищу животного! Если исходить из тезиса, что душа человека – в его голове, то получившийся в результате такой операции монстр – тоже человек! Короче, нам необходимо выработать более осмысленные и точные ориентиры в этой сфере, а для этого мы не должны бояться обсуждать такие вопросы.
А его коллега Петер Ульрих подчёркивает, что планы доктора Уайта при всей их спорности могут послужить толчком к развитию не только философии и этики, но и естественных наук:
- Он даёт импульсы, которые могут ускорить решение очень сложных проблем в других исследовательских областях. Например, в области электронейрофизиологии. Или в конструировании протезов, которые обеспечивали бы связь между головным мозгом и периферийными органами, несмотря на повреждение спинного мозга.