Путинское государство приобрело пугающие черты

Еженедельник Rheinischer Merker пишет:

Россия хладнокровно рассчитала время своего вторжения на Кавказ. Она ввела танки в Южную Осетию в тени блестящего олимпийского спектакля в Пекине, чтобы силой оружия отстранить от власти грузинского президента Михаила Саакашвили. Момент для вторжения оказался удачным еще и потому, что Америка сейчас увлечена предвыборной борьбой, серьезно увязла в регионе Персидского залива и уже хотя бы поэтому не захотела поспешить на помощь Грузии. И, наконец, европейцы еще осенью, с оглядкой на интересы России не смогли договориться о том, стоит ли принимать Грузию в НАТО. В Кремле это не осталось незамеченным. Владимир Путин, который и на посту премьер-министра держит в руках все нити российской внешней политики, мог быть уверен, что неожиданное вторжение в первые и в самые решающие часы не встретит дипломатического сопротивления. А боевое превосходство военной машины Москвы и без того не вызывало сомнений.

Запад слишком поздно понял, что давно уже тлеющий кавказский конфликт представляет угрозу и для него самого. Россия, являющаяся членом Совета Европы и ОБСЕ, своим нападением на Грузию, противоречащим международному праву, нарушила Устав ООН и фундаментальные принципы безопасности и сотрудничества в Европе.

Сигнал понятен: Москва считает себя гегемонистской державой, делающей ставку на установление контроля над странами так называемого "ближнего зарубежья". Уже из одного только факта, что большинство жителей Южной Осетии имеют российские паспорта, Кремль вывел для себя исконное право на интервенцию. Поэтому, то, что произошло в Грузии, может завтра повториться в отношении Украины или балтийских государств. Ведь Москва давно уже жалуется, что в Эстонии ущемляются права русских.

Для Евросоюза здесь речь идет о нечто большем, чем просто о будущем грузинского государства.

Схожего мнения придерживается еженедельник Zeit:

Война между Россией и Грузией вызвала самый тяжелый мировой кризис со времени американского военного вторжения в Ирак в 2003 году. А европейцы и Запад, кроме того, задаются вопросом: "Неужели период цветных революций, начавшийся в 1989 году, окончательно завершился, и на Востоке началось наступление на демократию и право нардов на самоопределение?"

Михаил Саакашвили, этот самовластный и авантюристичный грузинский президент, который своим необдуманным вторжением в Южную Осетию спровоцировал катастрофу, не может считаться таким же героем центрально-европейского освободительного движения, как Вацлав Гавел или Иоанн Павел II. Тем не менее грузинская "революция роз" в 2003 году была таким же отголоском народных восстаний 1989 года, как и "оранжевая" революция на Украине в 2004 году.

Даже если к всемирной совести перед лицом русской агрессии взывает такой сомнительный лидер, как Саакашвили, невозможно отделаться от чувства беспомощности и стыда. Случившееся, прежде всего, можно назвать решающим и поворотным моментом в нашем представлении о России и в нашем отношении к ней.

В результате подспудного, многолетнего процесса путинское государство вновь приобрело пугающие черты: убийства критически настроенных журналистов, отравленный радиоактивным веществом в Лондоне противник Кремля, угрожающая игра с вентилями трубопроводов, поставляющих газ в Европу, издевательства над иностранными фондами и предприятиями, неожиданно ледяной тон внешнеполитической риторики. В то же время и в годы правления Путина представление о России прорезали лучи надежды.

Хаос эры Ельцина удалось преодолеть, немцы восхищались российским президентом, владеющим их языком, а его преемник Дмитрий Медведев показался шансом на лучшее: гражданский человек, юрист, он не был ни военным, ни сотрудником спецслужб, может быть, и не демократ, но сторонник правового государства. А вдруг, иная Россия на самом деле была возможна?

Война подействовала как ужасное уничтожение этой альтернативы, как насильственное сгущение мрачных, угрожающих красок в представлении о России. Правда, его все же нельзя сравнить с теми страхами, которые Западная Европы в годы "холодной войны" испытывала перед Советским Союзом, боясь угрозы ядерного уничтожения. И все же, неприятное чувство по отношению к России приобрело новое качество и новое измерение.

Подготовил Геннадий Темненков