"Живаго" в Регенсбурге: гол в свои ворота

На традиционной вечеринке после премьеры автор оперы Антон Лубченко преподнес директору регенсбургского театра Йенсу Нойндорфу фон Энцбергу (Jens Neundorff von Enzberg) партитуру "Доктора Живаго" с "авторскими пометками, сделанными в Регенсбурге". "Эта опера принадлежит Регенсбургу и тебе, Йенс", - заверил композитор.

Нойндорфф фон Энцберг в свою очередь поклялся в верности "любимой немецко-российской дружбе" и ностальгически припомнил, как каких-то полтора года назад, на открытии нового здания Мариинского театра, ему представили 27-летнего тогда Антона и он заказал тому оперу "на большую русскую тему". Тень Валерия Гергиева их благословила... И они обнялись под дружные овации зала.

Дальше чествовали всех, кто имел хоть какое-то отношение к спектаклю: от великолепных солисток регенсбургской труппы Михаэлы Шнайдер (Michaela Schneider, в центральной партии Лары) и Веры Егоровой и выписанных для премьеры российских певцов Владимира Байкова (Живаго) и Виталия Ишутина (Стрельников/Комаровский) до гримера, осветителя и театрального суфлера, освоившей за последние полгода русский язык. Не хватало на этом празднике только режиссера Сильвиу Пуркарете, чье демонстративное отсутствие директор театра объяснил "болезнью" и попросил поаплодировать "за великолепную режиссуру", что все, включая Лубченко, и сделали.

Буря в стакане водки

И так на этом хочется поставить точку и ничего больше не писать! Да нельзя: ведь не будь оперы Лубченко, не было бы конфликта в Регенсбурге, а не было бы конфликта - никогда в жизни не отправила бы меня редакция за тридевять земель в верховье Дуная.

Суть спора неоднократно описывалась. Антон Лубченко, дирижер и композитор, приехал в Регенсбург на финальные репетиции и обнаружил, что дело в его опере происходит в некоем мрачном пространстве, где стоит много старых лазаретных коек, на заднике полыхает мировой пожар, а на авансцене часто пьют водку. Особенно задело композитора то, что данный напиток присутствует на столе в сцене, где Ларе и Живаго дано короткое счастье в Юрятине.

Лубченко поднялся на сцену и начал доказывать режиссеру, что приличные русские женщины не пьют водки, особенно во время свидания. "Действительно, надоел этот режиссерский стереотип: чуть завидят русского певца - сразу водку на стол, - соглашается в беседе с DW солистка Вера Егорова. - С другой стороны, ведь в "Живаго" идет гражданская война, вокруг все ужасно. Наверное, там пили не только чай…"

Словом, во время прогона, по свидетельству очевидцев, театр Регенсбурга огласился криками из динамиков: 29-летний русский композитор и 65-летний румынский режиссер вздорили на сцене. "Я ему спокойно сказал, что думаю", - говорит Антон. Те, кому приходилось сталкиваться с маэстро в его вотчинах, например, в Бурятии или Владивостоке, рассказывают, что, действительно, еще не такое слыхали от темпераментного маэстро.

И все это можно было бы списать на импульсивность художника, молодость и взрывной характер, что даже симпатично, если бы не последующие действия Лубченко, как то: вызов пожарной команды по спасению русской культуры с российского телевидения, многочисленные интервью на тему "наших бьют", обзывания "подлой статейкой" очень корректной и взвешенной публикации о театральном споре в местной газете Mittelbayerische Zeitung, и, главное, все эти огульные обвинения в предвзятом отношении к русской культуре и желании оскорбить Россию.

Весь этот постыдный бред, возможный только в печальной ситуации, которую уже окрестили "холодной войной 2.0", происходит исключительно в русском контексте - немцам о нем невдомек. О шумихе в российских СМИ, всех этих криках о попрании русской культуры и духовности немецкими/европейскими ногами в тихом Регенсбурге никто, кроме очаровательного и крайне удивленного пресс-секретаря театра Клары Фишер (Clara Fischer), слыхом не слыхивал. Зато оповещено российское правительство: между генеральной репетицией и премьерой в субботу, 24 января, легкий на подъем Антон Лубченко слетал из Регенсбурга в Москву, на заседание попечительского совета Приморского театра, и оповестил о происходящем вице-премьера Ольгу Голодец. Та выразила ему свою солидарность и поддержку в борьбе на идеологическом фронте.

Русский кич против европейского треша

Все интересное на этом заканчивается, но разрешите сказать хоть два слова о творческой составляющей. Антон Лубченко - очень продуктивный писатель музыки. В свои 29 лет он является автором множества сочинений, в частности, семи симфоний (последняя называется "Русь православная") и "Индустриальной трилогии" по заказу "Газпрома". Получив заказ из Регенсбурга, он в сжатые сроки написал и оркестровал почти три часа музыки. "За 23 дня из 3932 тактов оперы оркестровано 789", гордо сообщил он на своей странице в Facebook 9 августа.

Музыка (три фрагмента можно послушать в конце статьи) представляет собой сборную солянку из более или менее буквальных цитат русской оперной классики, в частности, "Хованщины" Мусоргского, "Носа" и других опер Шостаковича, "Семена Котко" и других сочинений Прокофьева. В подходящих к тому сценах звучат "Здравствуй, гостья-зима", "Во поле береза стояла" и "Со святыми упокой".

Одна из девяти сцен начинается с прямой цитаты первых тактов "Весны священной", хотя в программной брошюре Антон Лубченко говорит "Стравинский - не в моем вкусе". Наиболее аутентичный (и фактически единственный) авторский эпизод - монолог Лары. Композитор говорит, что написал его намного раньше, до получения заказа (возможно, тогда у него было больше времени). Все вместе - образец распространенного российского "новомуза", в котором компилятивность и прямое воровство под православно-патриотичным соусом почему-то не считаются зазорными.

Постановка Пуркарете в свою очередь - изъеденный стереотипами "евростандарт" оперной режиссуры. Это примерно та чрезвычайно распространенная постбрехтианская эстетика, которую практиковал, в частности, еще в 70-е годы причисленный к лику святых русской культуры Юрий Петрович Любимов. Ничего обидного для русской культуры или истории нет: в постановке "Трехгрошевой оперы" было бы, скорее всего, не меньше шлюх, а если бы попался Вагнер - не обошлось бы без свастик и серых шинелей.

Возвращаясь из Регенсбурга, мы с корреспондентом Frankfurter Allgemeine Zeitung Керстин Хольм (Kerstin Holm) придумали заголовок для ее рецензии: "Ударим русским кичем по евротрешу!".