1. Перейти к содержанию
  2. Перейти к главному меню
  3. К другим проектам DW

Юдит Герман – немецкая Вирджиния Вульф

Виктор Кирхмайер

27.01.2002

https://p.dw.com/p/22Wq

Написав всего один сборник рассказов, тридцатилетняя писательница из Берлина удостоилась престижной литературной премии имени Генриха фон Кляйста, в числе лауреатов которой - Бертольт Брехт, Анна Зегерс, Роберт Музиль.

"Ни одного лишнего слова", – изумлялась швейцарская газета "Нойе цюрхер цайтунг". "Восхитительно, очень талантливо", – констатировал немецкий еженедельник "Шпигель".

Книгу похвалил даже самый популярный в Германии литературный критик Марсель Райх-Раницки. До сих пор чаще случалось, что Райх-Раницки разносил авторов в пух и прах, а то и рвал их книжки перед телекамерой, в самом буквальном смысле слова. Помнится, при обсуждении книги Пелевина ”Чапаев и пустота”, которая в немецком переводе называется ”Мизинец Будды”, единственным аргументом в пользу автора Раницки счёл упоминание Райнера Марии Рильке.

Телепередачу с похвалой в её адрес Юдит посмотрела в видеозаписи, у друзей, собственного телевизора у неё нет. А главным критиком, самым строгим и самым объективным, для неё является отец.

Стиль Юдит Герман ничего общего не имеет ни с ироничным цитированием постмодернистов, ни с языковыми экспериментами авангардистов, ни с окололитературной эссеистикой молодых поп-литераторов. Юдит Герман относят к так называемой ”Neue deutsche Lesbarkeit”, то есть к моде "рассказывать истории понятным, высокохудожественным языком".

Истории в сборнике ”Загородный дом купим позже” - о любви и неприкаянности, о страхе, что шансы упущены, мечты так и остались мечтами, а лучшие годы жизни уходят. Герои Юдит Герман преимущественно либо пассивно созерцают собственное бытие, либо инсценируют его. Проблемы повисают нерешёнными.

"Он сказал: "Я нашёл". Я переспросила непонимающе: "Что ты нашёл?"
Он ответил раздражённо: "Дом. Я нашёл дом". Дом, - вспомнила я.
Все эти его разговоры о доме - только бы выбраться из Берлина. Загородный дом, помещичий дом, усадьба. Липы перед домом, каштаны за домом, над домом - небо..."

Сборник рассказов ”Sommerhaus, später", появившись на полках книжных магазинов почти три года назад в кратчайший срок снискал культовый статус, критикам послышался голос нового поколения, читатели смущённо узнавали в героях рассказов себя и свои проблемы. Юдит Герман стали прочить в немецкую Вирджинию Вулф, на которую Герман похожа и внешне. Фотографии Юдит Герман вскоре стали популярнее её рассказов. Имидж, изобретенный литературными агентами и пи-арщиками, грозил подменить живого автора.

Юдит Герман:

- Я заметила уже в самом начале, когда я под дождём измученная до упаду, вынуждена была позировать в меховой шубе под арками железнодорожного моста на Пренцлауэраллее. Месяца через два я себе сказала: Юдит – это необходимо остановить. Так дальше продолжаться не может. Конструируется образ, с которым ты сама ничего общего не имеешь. Я немедленно постригла коротко волосы и стала носить простую одежду. Но и это был не мой стиль. Было нелегко. Люди думали, что я не от мира сего, а на самом деле все наоборот.

Юдит определённо от мира сего и определённо – большое исключение в современной немецкой литературе. Юная и мудрая, она производит впечатление, что всё ей по плечу и всё у неё выйдет легко и хорошо. Юдит объясняет свой успех счастливым стечением обстоятельств. Вообще-то она хотела стать музыкантом или художником. В любом случае выбрать профессию, которая не привязана к жёсткому распорядку дня, чтобы не погрязнуть в повседневных мелочах.

Семь лет Юдит экспериментировала. В поисках себя училась в университете, занималась театром, музыкой, подрабатывала официанткой. К 25 годам серьёзно призадумалась о будущем. Журналистика казалась ей меньшим из всех возможных зол – настоящая профессия – к тому же свободная. Юдит отправляется в Нью-Йорк, где полгода посещает колледж для журналистов и проходит практику. Часто пишет длинные письма домой и открывает в себе способность к литературе. По возвращении в Берлин она без особых усилий становится стипендиаткой фонда Альфреда Дёблина. Поселившись в писательском пансионе – старом доме Гюнтера Грасса на балтийском побережье, Юдит пишет свои рассказы.

Юдит Герман:

”В литературу я попала неосознанно, не задумываясь. Может быть, эта неосознанность и пошла на пользу моей книге, она написана лёгкой рукой. Я не боялась ничего, потому что ничего толком и не знала о том, как нужно писать”.

Лет сто назад авторы-модернисты полагали, что реальность ускользает от описания, не поддаётся языковой фиксации. Сегодня предметом новой литературы является невозможность реального общения, то, что людям, даже самым близким, нечего друг другу сказать. Юдит Герман увлекательный рассказчик. Её персонажи повествуют от первого лица, автор – нейтрален, он знает не больше, чем его герои. Вопросы, возникающие у читателя, остаются без ответа.

Юдит Герман:

”В детстве я постоянно читала. Я очень рано начала читать и прочла огромное количество книг. Я целиком погружалась в чтение, читала упоённо. Это большое счастье, как я теперь вижу. Это чувство упоения литературой с возрастом утратилось, сегодня мне очень редко попадаются книги, при чтении которых я испытываю нечто подобное”.

Иллюзии о большой свободе, которую Юдит связывала с литературным творчеством, быстро развеялись. В течение полутора лет после выхода первой книги ей не удалось написать ни строчки: публичные чтения, интервью, телепередачи, выступления перед читателями и литературоведами во Франции, Исландии, Мексике отнимали все силы и время. Кроме того, Юдит продолжала подрабатывать официанткой, чтобы, по её словам, не отрываться от реальной жизни, бывать среди людей.

Юдит Герман:

”Для того, чтобы писать, нужно быть очень дисциплинированным, но это мне не всегда удаётся... И очень сосредоточенным. Приходится отказывать себе во многом, вслушиваться в свои чувства, погружаться в себя. Это очень утомительная работа. Я сильно недооценила затраты, с которыми связан писательский труд”.

Спокойствие и дисциплину в её жизнь привнёс ... ребёнок. Полтора года назад Юдит Герман стала матерью. Вскоре, говорит она, появится новый сборник из девяти новелл:

”Думаю, что вторую книгу я пишу более осознанно, ощущая собственные границы. Я теперь больше знаю о себе и о том, каково быть литератором. Состояние "писательской невинности" утеряно, к нему приблизиться уже не возможно, но, чтобы писать для меня важно погружаться в состояние, в котором я наедине с собой”.

Hermann, Judith: Sommerhaus, später
Erzählungen. 2000
ISBN: 3-596-14770-0
7.90 EUR

”Новая серьёзность” в литературе США

Серьёзнее стала не только молодая немецкая литература. Современное поколение американские авторов, которым примерно до 40-ка, где-то к середине 90-х отказалось от иронии и произвольности постмодерна.

Реальная жизнь в последние десятилетия, меньше всего интересовавшая литераторов, реабилитирована. Культовых писателей 90-х - Томаса Пинчона, Уильяма Гэддиса и Дона де Лилло - к концу последней декады прошлого века сменили Дэвид Фостер Уоллес, Джефри Юджинидис, Джонатан Францен, Уильям Волмэн, Рик Муди, Ричард Пауэрз. Дэвид Фостер Уоллес из них, на мой взгляд, самый изобретательный.

В юношестве – блестящий теннисист, сегодня – один из самых значительных писателей США. Ему 39, живёт в сельской местности, в штате Иллинойс, преподаёт английскую литературу в колледже, имеет двух нечистопородных лабрадоров, любит телесериалы ”Секретные материалы” и Baywatch. Чего можно ожидать от такого писателя? Триллеров? Описаний деревенской жизни? Сценариев фильмов о животных? Для того, чтобы смотреть серии про секретных агентов и про спасателей на пляжах Флориды, у него имеются веские эстетические аргументы, - поясняет Уоллес в интервью New York Times Magazin. Кроме того, они успокаивают нервы и вселяют уверенность, что все проблемы поддаются решению.

”Отправляйся в морской круиз, - поручила редакция журнала Harper`s в 96-м году Дэвиду Фостеру Уоллесу, - и опиши всё, что ты там увидишь”. Уоллесу было ясно, что ”Харперз” интересует только та часть того, что он увидит в круизе, о которой глянцевый журнал и так сообщает из номера в номер. DFW сделал вид, что понял задание буквально, и написал: ”Я видел целую кучу огромных белых кораблей...” - и так далее сто страниц подряд.

Готовый рассказ под названием ”Вероятно веселое мероприятие, которое я никогда больше не повторю” рассердил редакторов ”Харперза”, но доказал, что подробное реалистичное описание как литературный приём отлично работает.

Идеи Уоллеса на первый взгляд незамысловаты. В рассказе ”Моё выступление” он пробирается за кулисы телевидения – и описывает, кто и как делает передачи, возвращая двухмерной поверхности телеэкрана человеческое измерение.

В середине 90-х масс-медиа и новые средства коммуникации были очень важной темой. Теоретиков новой информационной эпохи слушали, открыв рот. В этой ситуации ”новые искренние рассказчики” казались настоящим авангардом. Своё отношение к масс-медиа Уоллес характеризует так:

”Каждый из нас является героем своей собственной пьесы. Существа, нас окружающие, играют вторые роли или участвуют в шоу в качестве зрителей”. СМИ нами манипулируют, и до какого-то момента нам это не мешает, пока послания нас стимулируют, развлекают, доставляют нам удовольствие. Вообще, телевидение, по мнению Уоллеса, не обязано ничего менять, не обязано ни просвещать, ни даже развлекать. Оно видит свою задачу лишь в том, чтобы нравиться, привлекать внимание и возбуждать интерес.

Возвращение к истокам, к повествованию историй не означает, что произошло просто возвращение к Толстому, Стендалю и Марку Твену. ”Новые серьёзные” в определённой степени наследуют реализму, но в эпоху интернета, реалистическая проза воспринимается всё же иначе, чем в эпоху парового двигателя. Эти книги экранизируются. Российскому зрителю, наверняка, известен фильм ”Девственницы-самоубийцы”, снятый по сценарию Юджинидиса.

”Инфинит джест” - монументальный роман Уоллеса, вышедший в США почти четыре года назад, сам по себе ”кино”. Труднопереводимая на какой-либо язык эпопея в 1000 страниц, не считая справочного аппарата, ”Инфинит джест” (в переоде ”Безграничная насмешка”) – о фильме, который весел настолько, что приостанавливает саму жизнь. Порции смеха, снимающие напряжение при развязке забавной ситуации или анекдота, в глобальных масштабах оказываются смертельными.

Ирония ”новым серьёзным” не чужда, но в постомодернистские игры они не играют. Исторический роман Уиляма Воллмэна ”Ice-shirt” снабжён картами, хроникой и биографическим словарём. Это не fake Мишеля Турнье, не тонкая литературная игра Умбрето Эко, а искренняя попытка проверить на предмет правдивости новую историю Северной Америки, её легенды и мифы. Талантливый рассказчик может быть не менее радикален, чем тонкий интеллектуал. Джонатан Францен обращается в своих книгах к традиции реалистического романа ХIХ века. Эдакий Толстой в манере Пинчона.

Но и это не игра с текстом и стилем. Автор искренен. Он меньше экспериментирует со своими персонажами, а сострадает им. Точнее, страдает вместе с ними. Формальной инновацией в сравнении с классическим романом можно считать лишь тон повествования, настроенный на нашу современность.

А современность у нас, как известно, такая, что, когда людям хочется поговорить или поплакаться, они идут не к близким, не к психологу, а прямиком на ближайшее телевизионное ток-шоу. Они рассказывают телевидению о себе, а оно им – о них самих.