Портрет: Адольф Мушг

Адольф Мушг, писатель, литературовед, историк литературы, родился в 1934 году в городке Цолликон неподалёку от Цюриха в семье школьного учителя. По окончании классической гимназии, в которой среди обязательных предметов были латынь и древнегреческий, Мушг поступает в Цюрихский университет. Там он изучает германистику, англистику и психологию. Кроме того, дополнительно 2 семестра он проучился в Кембриджском университете.

После университета Мушг работал преподавателем в гимназии, в течение нескольких лет вёл литературные радиопередачи, читал лекции в различных университетах мира. С 1970 года Мушг занимает должность профессора немецкого языка и литературы в Швейцарском техническом университете.

"Что касается профессуры, то я не знаю, как бы я мог сочетать эту работу с писательской деятельностью, если бы я не был, так сказать, "профессором узкого профиля". В данном вузе нет большой кафедры германистики. Так что в мою задачу не входит подготовка учителей немецкого языка и литературы, мне не нужно принимать экзамены. Всё это выглядит синекурой. Собственно, в мою задачу входит ознакомление студентов технических факультетов с литературой. Таким образом, эта проблема связана не столько с германистикой, сколько с возможностью познакомить людей с литературой. Если хотите, это вопрос межчеловеческого общения. Мне крупно повезло, поскольку я имею счастье в профессиональном отношении заниматься тем, чем бы я и так с удовольствием занимался, а именно говорить о книгах и писателях с людьми, которые действительно интересуются литературой, поскольку на занятия они приходят добровольно. Причём происходит это вовсе не в жёстких рамках какой-нибудь методики преподавания немецкой литературы. Это – некий социальный эксперимент, причём ты сам как личность всегда участвуешь в игре. И это вовсе не противоречит писательской деятельности. Конечно, это занимает время, но если бы у меня не было этой работы, то я постарался бы найти что-нибудь похожее, поскольку мне не хотелось бы быть свободным писателем. Ведь свобода в данном случае означает необходимость подчиниться требованиям далеко не свободного рынка в этой области. Я рад, что мне не приходится зарабатывать на жизнь рецензиями или текстами, с которыми я не полностью согласен."

Преподавательская деятельность обеспечивала Мушгу некоторую независимость, поэтому он придавал определённое значение надёжности материального положения.

"Это вопрос совести. В ином смысле, моё положение не такое уж надёжное. Однако, я сознаюсь, что рад, что мне не надо тревожиться за своё существование. Впрочем, может быть, в один прекрасный день я почувствую, что я был лишён чего-то важного. Я вырос на экзистенциалистском мифе о необходимости дерзать. Поэтому в своей жизни я сделал ставку на писательскую деятельность. Я знаю, что под бременем материальных забот мне бы не так хорошо работалось, а может быть, я бы вообще не смог работать. Я считаю чем-то положительным тот факт, что у меня есть чётко определённая социальная функция. Работая со студентами, я всегда чувствую: мне есть что им сказать или мне нечего им сказать. Писатель, как правило, не имеет такого резонанса. О том, что он существует, автор может заключить лишь по числу проданных книг или по рецензиям, иногда по беседам с читателями. Мне кажется, другим писателям гораздо реже приходится сталкиваться с непосредственными откликами, чем мне. Это также часть моей преподавательской работы. Так что это не просто работа ради куска хлеба."

Впрочем, надёжность материального положения относительна.

"В Швейцарии положение государственного служащего иное, чем в Германии. Моя должность не пожизненная. Мне нужно регулярно продлевать трудовой договор. Во всяком случае, пока Швейцария остаётся страной, гражданином которой я охотно являюсь, меня не гонят с работы по политическим мотивам. Но кто знает, что будет позже. Как бы то ни было, мне не хотелось бы зарабатывать на хлеб, танцуя под дудку тех, кто считает, что он обеспечивает меня этим хлебом."

Адольф Мушг, наряду с Максом Фришем и Фридрихом Дюрренматтом, является одним из самых известных писателей современной Швейцарии. Он – автор романов, рассказов, пьес, а также монографии о Готтфриде Келлере. Его многочисленные статьи, рецензии и речи всегда находили широкий отклик. Уже изданный в 1965 году первый роман "Летом в год зайца", действие которого происходит в Японии, свидетельствует о писательском мастерстве Мушга, об уверенности, с которой он вошёл в литературу. Критики подчёркивали его тонкое понимание искусства и прекрасную образованность.

Вскоре последовали ещё два романа – "Противочары", "Участие в игре", обеспечившие Мушгу прочное место в немецкоязычной литературе. Действие романа "Байюн, или Общество дружбы" разворачивается в Китае 1978 года. По мнению критиков, Мушг мастерски вводит в повествование элементы детективного романа и путевых заметок и умело обыгрывает эти клише.

Меньшим успехом пользовались пьесы Мушга, хотя критика с похвалой отзывалась о лапидарности его стиля. Новеллы Мушга оценивались неоднозначно: критики часто упрекали его в том, что он любуется своим искусством стилизации, тем не менее, они отмечали высокохудожественную "вычурность простоты" его повествовательного стиля.

В своих рассказах Мушг описывает комплексные межличностные отношения, показывая, как на этот микрокосм воздействуют структуры власти и механизмы подавления. В романах же и пьесах Мушг предпринимает попытку разобраться в широкомасштабных исторических процессах и обнаружить взаимосвязи в современной политике. Мушг, серьёзно занимавшийся психологией, всегда проявлял повышенный интерес к душевным переживаниям человека. Герои произведений Мушга, как правило, носят на себе печать психической ущербности. Причём причину этой ущербности Мушг усматривает не в самом человеке, в социальных условиях, в которых человеку приходится жить.

"Я не стал бы называть своих героев психически ущербными. Это люди и группы людей, которые делают явными болезни общества. Сегодня нужно обладать прямо-таки патологическим характером, чтобы не быть ущербным. Если под "ущербными" людьми подразумевать тех, кто в эмоциональном плане не способен сглаживать конфликты, кому приходится участвовать в этих конфликтах, то именно на этих людей я возлагаю свои надежды и именно с ними отождествляю себя. Если можно так выразиться, я не веду зрителей из "нормального общества" по зоопарку. Я – на той стороне, на которой находятся дикие звери, и я сквозь решётку смотрю на "нормальных людей". При этом мне вовсе не ясно, на какой стороне здоровые, а на какой больные."

Итак, Мушг, материально обеспеченный, свободный гражданин своего государства, идентифицирует себя или, по меньшей мере, поддерживает сторону своих героев. Не противоречит ли, тем самым, писатель сам себе?

"Я думаю, нам лучше известно, чем поколению наших родителей или поколению, которое в 50-е годы восстанавливало Западную Германию, на что приходится закрывать глаза, что приходится забывать ради обеспечения материального благосостояния. Стремление обеспечить материальное благосостояние становится навязчивой идеей. Это симптом невроза и признак дефицита духовности. В качестве пластыря здесь используется иллюзия надёжности положения. Сегодня нет никакой надёжности, ни в материальном, ни в экзистенциальном смысле, причём независимо от того, находимся ли мы под угрозой ракет. Ракеты просто символизируют ненадёжность положения."

Если в своих литературных произведениях Мушг всегда сохранял определённую дистанцию к духу времени, то в вопросах политики он, будучи членом социал-демократической партии, особой сдержанности не проявлял, за что и не раз подвергался жестоким нападкам. Так, например, Мушг активно вмешался в дискуссию о так называемом "нацистском золоте", то есть о роли швейцарских банков во время Второй мировой войны и нежелании Швейцарии признать свою историческую вину. Реакция Мушга на реплику одного из членов парламента, что "Освенцим находится не в Швейцарии", привела к тому, что некий правоконсервативный политик публично назвал писателя "врагом народа". Свою позицию Мушг разъяснил так:

"Патриотизм всегда носит критический характер. Общество, которое любишь, можно и критиковать. Люди обычно не критикуют то, до чего им нет никакого дела. Швейцария реально обладает широкими возможностями, но мало использует их. Ей не хватает для этого фантазии. Например, тот факт, что в Швейцарии 4 государственных языка, означает не только возможность выучить иностранные языки, но и действительно познакомиться с носителями этих языков. Со всей скромностью я могу сказать, что если бы Швейцария обладала такой культурой, как я себе её представляю, то она была бы миниатюрной моделью Европы."

Характеризуя сегодняшнее состояние культуры, Мушг отмечает, что стереотипы мышления современного человека определяет телевидение. Причём телепередачи становятся всё более поверхностными.

"Раньше люди мечтали о том, чтобы стать мучеником, сегодня все мечтают стать таким героем, каких мы видим по телевизору. Однако рано или поздно нам придётся признать, что мы вполне можем обходиться без многого того, что нам сегодня кажется таким необходимым."

По мнению Мушга, стресс становится нормальным состоянием современного человека, который постоянно боится что-либо "пропустить".

"В дзэн-буддизме есть интересная притча о европейце, который, чтобы не терять время, читает, когда он чистит зубы. Монах спрашивает его: "Зачем ты причиняешь себе двойной вред? Ведь если ты одновременно читаешь и чистишь зубы, то это значит, что ни того, ни другого не делаешь правильно". Так называемая скука иногда может быть полезной: начинаешь думать о вещах, которые тебе неприятны. И тогда с тобой что-то происходит. Если я, вместо того чтобы самому проявлять активность, ограничиваюсь, например, тем, что я активно смотрю телевизор, то я становлюсь белкой в колесе. На защиту белки встают всякие организации по охране животных, человека же никто не защищает."

Мушг отмечает, что межчеловеческое общение становится крайне ограниченным. В эпоху компьютеров и интернета людям, похоже, больше нечего сказать друг другу.

"Во времена Гёте 80% населения были безграмотными. Однако, как видно, то, что мы называем культурой, может существовать и в обществе повальной безграмотности. Правда, в эпоху Гёте в обществе ещё существовала традиция устных рассказов. Это были бабушки, которые рассказывали сказки, женщины, которые во то время, как они пряли, рассказывали друг другу истории о привидениях."

Сегодня Мушг считает, что времена, когда литература была своего рода терапией, миновали. Чем же является писательская деятельность для него самого?

"Меня воспитывали так, чтобы я был добрым, вежливым и покладистым. Причём делалось это ненавязчиво. Поэтому писательская деятельность является для меня, в первую очередь, стремлением к добру или стремлением делать добро. Впрочем, писательство с самого начала было для меня чем-то неоднозначным. С одной стороны, оно означало стремление выполнить программу, которую составил для себя ребёнок, желающий добиться успеха. С другой стороны, писательство ведёт к тому, что тебе приходится участвовать в конфликтах. В итоге, составленная программа оказывается невыполнимой. Готовность заглянуть за собственные кулисы ведёт к тому, что тебе приходится признать факт собственной неуверенности и факт ненадёжности собственного положения. Парадоксом при этом является то, что все считают, что твоё положение очень надёжно, поскольку ты как автор являешься, так сказать, специалистом в вопросах ненадёжности положения. Для меня писать всё ещё означает, как это сформулировал Ибсен, "представать перед судом". Конечно, надеешься на оправдательный приговор, хотя и понимаешь, что, может быть, ты его и не заслуживаешь."

Йозеф Вайсхаупт