Немцы о переселенцах, переселенцы – о немцах

- Я лично сам никого не знаю, но слышал что такие есть. Сам я из бывшей ГДР. О них говорили в новостях.

- Это еще с царских времен, с времен Екатерины Великой. Я не против них. Добро пожаловать. Но мешает, что вечерами молодые люди собираются на улице, шумят – это неприятно. Все остальное – в порядке. Я толь ко не знаю, почему вечерами они уходят из дома? Это, наверное, потому, что к них нет работы.

- Наверное, они родились в России во время войны. Так это было?

- Я знаю, что несколько лет назад, они вернулись в Германию, а в Россиёю они попали после Второй мировой войны. И некоторым удалось выжить.

- Они разочарованы, потому что у них было другое представление о Германии, какое было в 50-х годах или то, которое они получили от поездок в бывшую ГДР. Надо также иметь в виду, что не одинаковые проблемы возникают у немцев, приехавших к нам из разных уголков России. Например, человек, прибывший к нам из Москвы, быстрее осваивается в Берлине, чем житель алтайской деревни. Прошли десятилетия и Германия в культурном плане изменилась. Российские немцы были отрезаны от этих перемен. Народная танцевальная музыка, например, звучит у нас только в соответствующих культурных клубах, ну а молодежь у нас, как и везде, слушает много современной музыки, смотрит американские фильмы. Это не та Германия, о которой мечтали российские немцы.

- После войны вообще Германия изменилась. Немцы перестали гордится тем, что они немцы. Национальная атрибутика сильно поменялась, все ее стеснялись и любое проявления национальных обычаев тогда, после войны, считалось фашизмом. Это искоренялось жестоко, о чем сейчас жалеют. А наши, как ни странно, это привнесли снова – эти традиции. И, в некотором смысле, они оказались больше немцами, чем те, которые проживали в Германии. Так или иначе, они не почувствовали, что приехали на родину. В русской прессе в Германии эти вопросы поднимаются очень часто. Какую мы сделали ошибку! Куда мы привезли своих детей! Мы их везли в культурную страну, а попали в страну, где с экранов телевизоров постоянно звучит слово Schieße. Появляется разочарование, страх за своих детей, в чем-то обоснованные.

- Они живут в небольших городах. Многие из них занимаются фермерским хозяйством. Работают у хозяина. Люди, приехавшие с территории Алтайского края, готовы делать любую работу, лишь бы содержать семью.

- Не зная языка, приехав из другой страны, трудно найти работу и приходится соглашаться на какие-то другие должности. Но многие к этому относятся болезненно и считают, что их унижают. У моей мамы есть подруга – ей за 70. Когда она узнала, что я был журналистом, актером, а в Германии работаю в доме для престарелых, ей стало просто плохо: «Да как Вы это пережили! Да это же невозможно – такое унижение! Да что же они с нами вытворяют!» Я говорю, что с нами никто ничего не вытворяет, мы это сделали сами.

- Там не дают забыть о том, что ты русский. Это в принципе не реально. Ты – чужой. И дело не в языке.

- Немецкой руководство можно понять. Они думали, что немцы, которые приедут, поднимут уровень рождаемости в Германии, который был 0,6 ребенка на семью. Религиозность всегда была характерной чертой немецкого народа. И с этим связана, в том числе, и высокая рождаемость. Немецкие социологи и психологи в Германии считали, что если приезжает многодетная семья, в которой 7-8 детей, то, по крайней мере, у 3-4 из них тоже будет по три – четыре ребенка. Однако, эта гипотеза не оправдалась. И уже в следующем поколении было падение рождаемости. Но отчасти была решена проблема рабочей силы.

Вольфганг Мюссингер:

- Надо различать два потока переселенцев. В первой половине 90-х годов приехало очень много переселенцев. Более 100 000 человек в год. И все они отлично говорили по-немецки. Они действительно в России сохранили свои традиции. И они нам хорошо помогли. Это было время, когда экономика в стране была в стадии подъема. И мы нуждались в рабочей силе, которая не была особенно квалифицированна. Например, в строительной индустрии. Их дети были лучшими учениками в школе. Сейчас они уже студенты. Они нас обогатили, так как в будущем мы видели в них квалифицированных специалистов. И у них появится больше детей, чем в обычной немецкой семье. Но во второй половине 90-х годов ситуация изменилась. Стали приезжать те, которые в начале не хотели выезжать, плохо или вообще не говорили по-немецки, просто чтобы получать пенсии и социальные пособия. Они быстро стали грузом для нашей экономики.

- Три с половиной месяца мы там пожили – как чужие. Мы думали, что лучше будет, но мужики наши скучали. Им сразу не понравилось, как только мы сошли с автобуса. Они думали, что там к в нашем селе красиво, а там другие дома. Мой болел там. Два месяца почти ничего не ел. Это – тоска. Тосковал по родине. Я домой хочу и все. Как только приехали домой – все, кто на знали, все поздоровались. Даже председатель обрадовался и главный инженер.

- Мои ощущения были, как и у каждого человека, который гуляет по поверженному, дырявому Берлину. Большая радость. Наши танкисты, у башен своих танков, потягивали спирт из котелков. По улицам шли с тележками возвращавшиеся из концлагерей люди разных национальностей. Они улыбались всем даже немцам, которых на улицах было очень мало. Картину радости омрачали лишь картинки того, как толпы голодных немцев отрезали куски от валявшихся на улицах лошадиных трупов.

- Мы собирались лететь в Литву, где дислоцировалась наша часть. На летном поле я увидел лежащую собаку. Мимо нее пробегали солдаты, и она провожала их взглядами, просящими о помощи. Я взял ее с собой в самолет. Через двадцать минут мы были на родном аэродроме в Литве. Я обратился к дежурному хирургу батальона. Тот осмотрел собаку, сказал «ничего серьезного. Это осколочное ранение. У нее оторвался кусок мяса». Хирург быстро сделал операцию. Через неделю собака была абсолютно здорова и не отходила от меня.

- Везде тут у нас порядок, подтянутость, чувство ответственности. Каждый отвечает за свои поступки. Перед сном, я довольно поздно выхожу прогуляться 020 и хожу по улице, как днем, ничего не опасаясь. Я еще не видел тут ни одного хулиганского эксцесса, не вижу пьяных драк. Как гражданин Штутгарта, я могу похвастать, что в нашем городе самый низкий процент преступности во всей Германии.

- Взаимопонимание, любовь и взаимопомощь. Это очень важно. Если кто-то в «творческой паре» более талантлив, то его партнер должен делать все возможное, чтобы содействовать росту своей супруги. Я, к примеру, знавал пары... Он – крупнейший, талантливейший режиссер, а она обращается с ним, как с дураком, хотя перед этим человеком что называется надо стоять руки по швам. Все зависит от отношений и от того, как один человек любит другого. Главное должно присутствовать взаимоуважение.

- Я не знаю, может, я просто не видел эти картины, но мне до сих пор не удалось увидеть нечто лучшее, чем то, что было создано во времена советского кинематографа.

- Я находился в Кронштадте, где мы снимали. А Павликов находился в Ораненбауме, откуда катер доставлял пассажиров на остров Котлин. Там его и переодели, и загримировали. Оттуда на катере он должен был подъехать, подняться по лестнице, поздороваться с командой и пройтись вдоль строя. И вот команда «Становись» подана, подъезжает катер, контр-адмирал еле поднимается по трапу и говорит «Здравствуйте, революционные моряки!», те хором ответили ему. Тот долго смотрел перед собой, потом пальцем подозвал командира корабля и очень громко спросил в эту торжественную минуту: «Послушай, а где у тебя здесь гальюн».