«Не переборщить бы» - или относится ли литература к сфере шоу-бизнеса?
В воскресенье в городе Гёте и других великих немецкой литературы завершилась традиционная весенняя книжная ярмарка.
Её итог: почти 1700 участников (издательств и литературных агентств) из 27 стран мира. Это примерно на сто участников меньше чем в прошлом году – но это не так плохо, учитывая, что книжная отрасль переживает спад конъюнктуры, последствия 11 сентября дают о себе знать и в этой сфере.
Кстати, 11 сентября и его последствия для человеческого сознания стали одной из центральных в общей сложности более 900 чтений, лекций, встреч с читателями и презентаций книг, которые из года в год становятся магнитом, притягивающим в ярмарочные павильоны и их окрестности десятки тысяч людей. В этом году был зафиксирован новый рекорд – 77 тысяч посетителей за четыре дня, на двенадцать тысяч больше, чем в прошлом году.
Некогда – показательное шоу успехов восточногерманской книгоиздательской индустрии, Лейпцигская ярмарка долгие годы боролась с «пост-гэдээровским» синдромом, и победила в этой борьбе, став «младшей восточной сестрой» грандиозной книжной ярмарки во Франкфурте и удачно заняв место в противоположном секторе календарного года. Однако на лаврах в Лейпциге решили не почивать, и в этом году явно наметилась тенденция переплюнуть Франкфурт – если не в деловой части ярмарки (тут о серьёзном соперничестве даже при самом тёплом отношении к Лейпцигу говорить пока всё же рановато), то, по крайней мере, в том, что касается «сопутствующей программы».
Похоже, что в Лейпциге решили так: пусть Франкфурт будет главной рабочей ярмаркой книгоиздательской промышленности мира, а мы будем – самой шикарной и блестящей.
Похоже, учредителям многочисленных литературных фестивалей, проходящих по весне почти по всей Германии, удалось разубедить читающую публику, что литература – это то, что можно читать. «Теперь литература – это и то, что можно танцевать, смотреть на экране, есть, пить и нюхать» - таков был лозунг фестиваля «Лит.Колонь», перехваченный нынче по всей Германии. «Литература – это и то, что можно праздновать», - добавили в Лейпциге. Пожалуй, ещё никогда ни одна ярмарка мира не сопровождалась таким количеством вечеринок и гала-презентаций. Издательство «Фишер» с шиком отпраздновало в Лейпциге свой юбилей, 35 русских (в основном, правда, московских) издательств учинили «русскую ночь» с испанским шампанским.
Премии за укрепление внтуриевропейского взаимопонимания перешли из рук председателя Бундестага Вольфганга Тирзе в руки сербского литературного авангардиста и диссидента Боры Косича и чешского поэта и переводчика Людвига Кундеры.
Но главным событием стало вручение новой и широко разрекламированной премии «Deutscher Bücherpreis» - «Германской премии в области литературы и книгопечатания».
Эта премия, учреждённая биржевым союзом немецких книготорговцев, была без лишней скромности окрещена организаторами «книжным оскаром» - тем более, что и вручалась она всего за три дня до оскара «киношного». В пресс-релизе было также сказано, что вручаться премия будет в девяти категориях «книгам, пользующимся успехом как у книготорговцев, так и у покупателей и читателей». Хотя убей Бог, не понимаю, где тут противоречие: принципиальное расхождение вкусов продавца и покупателя в условия рыночной экономики приводит лишь к одному результату – ликвидацию торгового предприятия. Так или иначе, были отмечены книги коммерчески успешные, книги, о которых пишет пресса и которые пользуются спросом у читателей.
Странное шоу, увы, оказалось совершенно провальным – несмотря на благие намерения организаторов соорудить гала-представление чуть более серьёзное, чем вручение киношных или телевизионных призов. Не думаю, что ретро-шлягеры существенно способствовали повышению популярности серьёзной литературы, не слишком удачными были и попытки маститого ведущего развлекательных телешоу Франка Эльстнера поднять свои шутки на высокохудожественный уровень. В целом вручённые награды, безусловно, отражали положение дел на литературном рынке – и Джоан Роулинг, «мама» Гэрри Поттера, и шведский романист Рер Олоф Энквист, относятся к числу любимцев немецких читателей – чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на списки бестселлеров. Но, как сказала восточногерманская писательница Криста Вольф, получившая премию за совокупность заслуг перед литературой...
- Книга – суть явление с двойственным характером: с одной стороны, это результат деятельности духа, с другой стороны – это товар. И мне кажется, что нам следует проявлять некоторую осторожность, чтобы «товарность» не слишком перевешивала «духовность»...
Кстати, вручали лауреатам «книжного оскара» статуэтки, выполненные по проекту крёстного отца новой литературной премии и скульптора-любителя Гюнтера Грасса. Им же статуэтке было дано и название – «Butt im Griff», что означает – «Камбала в руке». Статуэтка изображает руку, в которой зажата небольшая плоскотелая рыбёшка – речная камбала. Возможно, здесь уместно перефразировать старую поговорку: Лучше камбала в руке, чем журавль в небе.
«Сперва завизируй, потом импровизируй» - участники Берлинского фестиваля импровизационного театра пропагандирую несколько иное отношение к искусству импровизации
Импровизация – неотъемлемая часть творчества. Молодой Прокофьев, например, импровизируя по заказу публики, сочинил прямо на концерте тему «Монтекки и Капулетти» для своего балета «Ромео и Джульетта».
Исчезнувший ныне тип импровизатора-стихотворца описан Пушкиным в «Египетских ночах». В профессиональном театре существовали целые направления импровизации, как, к примеру, итальянская комедия масок дель арте. У Пиранделло есть даже пьеса «Сегодня мы импровизируем»... На импровизацию были рассчитаны и пьесы Шекспира и Мольера.
Памятуя обо всех этих достойных традициях, в Берлине группа инициативных театральных деятелей организовала фестиваль импровизационного театра, на котором побывал наш корреспондент Юрий Векслер.
Международный фестиваль импровизационного театра столице Германии проходил на нескольких площадках, залы были полны и публика была довольна... Несколько слов об инициаторах и организаторах фестиваля. Группа «Гориллы», занимающаяся театральной импровизацией профессионально под руководством американца Рэнди Диксона и канадки Кейт Джонстоун возникла в Берлине в 1997 году... В то время как от 4 до 6 «горилл» играют в родном городе, остальные (всего их 12) гастролируют и уже выступали на фестивалях в Португалии, Швейцарии и США. В берлинском фестивале приняли участие 49 актеров из Германии, Дании, Голландии, Франции, Канады, США и других стран. Представления проходили в основном в помещениях маленьких полуподвальных варьете, каковых в Берлине немало. В зале преобладала молодежь, а в людях постарше можно было предположить людей посвященных, скорее всего свободных в этот вечер других участников фестиваля. Но когда на ночном финальном шоу в варьете Хамелеон все таланты и поклонники собрались вместе, то постороннему было трудно определить, кто из присутствующих актер, а кто – из публики. Это объяснимо, потому что импровизационный театр в том понимании, в котором он был представлен на фестивале – явление все-таки любительское, сродни российскому КВНу. И группы, приехавшие на фестиваль, были тоже из веселых и находчивых. Неудивительно, что в жанровом отношении доминировала пародия на все формы театра.
Театр вообще – по определению Станиславского - должен быть осуществлением принципа «здесь и сейчас», принципа единственности происходящего. Эта идея в импровизационном театре доводится до буквального воплощения – все: сюжет, тексты, характеры, песни, пластика – рождаются не просто на глазах у зрителя, а и при его непосредственном участии. Из зала разрешается, так сказать, задавать задачки, т.е. предлагать темы, идеи и жанры, а в кульминационные моменты и повороты сюжета, можно сказать, ставятся на голосование. И, если «актеры быстрого реагирования» спонтанны и выразительны, то тогда, как говорится, «процесс пошел» к взаимному удовольствию....Главная задача людей на сцене развивать, рассказывать историю. Декораций нет, а если они нужны, то артисты изобразят и декорацию, как впрочем и вообще все что угодно вплоть до деревьев и животных.
Самой популярной программой фестиваля стала «Impro hoch 10» (то есть, «импровизация в десятой степени»): 10 незнакомых до того между собой актеров из разных стран составили одну сборную команду и отважились выйти на публику, работая при этом на неродном для многих из них английском языке. Вот как с выбора зрителями имен героев мюзикла начинался очередной сюжет
В сборной десятке оказалось два представителя Латвии, с которыми мне удалось побеседовать. Вот как один из них – его зовут Гунтер - описал особенности коллективного творчества:
«Действие развивается стремительно и возникает сочиняемая на ходу первая ария главного влюбленного и претендента на руку героини».
Он, как вы наверное поняли, кроме героини любит и умеет только одно – смотреть телевизор. Когда-то в советские застойные времена руководитель центрального телевидения в Останкино Лапин увидел на экране нечто, что не соответствовало сценарию. Он вызвал авторов передачи к себе в кабинет и спросил: «Что это такое было». «Это была импровизация, - ответили несколько испуганные авторы, - мы импровизировали». И тут Лапин родил афоризм: «Сначала завизируй, а потом импровизируй»,- сказал он.
Текст пьесы, сочиненной хорошим драматургом, т.е. хорошо подготовленная и завизированная импровизация автора мне лично представляется более высокой стадией театрального искусства. Стадия же, представленная на фестивале по-своему прекрасна, если ждать от происходящего не смысла, а удовольствия совместного творчества и «любви счастливых моментов», о которых пел Окуджава.
Что же - всё это очень мило. И все-таки у меня – как и у нашего корреспондента Юрия Векслера - возникло впечатления некоторой поверхностности диалога между сценой и залом, имитации творчества. Остаётся утешаться тем, что для публики, преимущественно молодой, эта «игра в театр» – станет чем-то вроде введения в театральную магию.
«Штрейкбрехер или спаситель» - бывший руководитель Берлинского кинофестиваля Мориц де Хадельн становится шефом фестиваля в Венеции
Странное, странное впечатление произвела эта новость:
Мориц де Хадельн, в течение более чем двадцати лет руководивший кинофестивалем Берлинале, назначен новым директором Венецианского кинофестивале – наряду с Канном и Берлином одного из трёх европейских фестивалей класса «А». Де Хадельн, которого не по-доброму «ушли» с директорского места в Берлине, был срочно рекрутирован на место Роберто Барберы, который ушёл с поста директора кинофестиваля в Венеции в знак протеста против культурной – а по словам Барберы «антикультурной и варварской» - политики правительства Берлусклони. Что Барбера, находящийся в затяжном конфликте с Берлускони, вот-вот уйдёт, было ясно уже во время последнего кинофестиваля в городе святого Марка. Отчасти назначение де Хадельна можно считать вынужденным. На место Барберы прочили и Франко Дзефирелли, и Мартина Скорсезе, и Марио Мюллера, и других заметных людей итальянского и мирового кино. Но в нынешней политической атмосфере никто не пожелал выступать в роли штрейкбрехера и становиться директором кинофестиваля «милостями Берлускони». Кроме де Хадельна. Почему?
Большинство экспертов пожимают плечами – скорее всего, у де Хадельна, который практически всю жизнь делал только одно – руководил кинофестивалем – своего рода «ломка», он мучается от бездеятельности.
Характерно, что причиной отставки де Хадельна в Берлине в прошлом году стало его невнимание к национальному немецкому и европейскому, в частности, итальянскому кинематографу. Критики нового назначения тут же припомнили 63-летнему кинофункционеру, что он частенько не приглашал в Берлин итальянские фильмы, и вообще - явно отдавал предпочтение американскому кинематографу перед европейским. Так, он прославился тем, что отклонил «оскароносный» фильм итальянца Роберто Беннини «Жизнь прекрасна».
Связей де Хадельна наверняка хватит для того, чтобы собрать абы какую конкурсную программу за оставшиеся до следующего фестиваля 5 месяцев. Скорее всего, она не будет типично венецианской – этот фестиваль славится своей левой и отчасти даже авангардистской ориентацией.
Впрочем, по мнению экспертов в данном случае де Хадельн – фигура временная. На два десятилетия, как в Берлине, он в Венеции уж точно не задержится.