«Берлинале гут, Косслик гут»

...или 5 самых распространенных упрёков к директору берлинского кинофестиваля с их последующим опровержением.

Итак, завершился Берлинский кинофестиваль – самое яркое, самое международное событие культурного года, с которым по значению может конкурировать лишь открывающаяся через пару месяцев кассельское супер-шоу современных искусств Документа. Но Документа – дело исключительно серьёзное, а Берлинале – это ещё и светское мероприятие, праздник, а помимо всего прочего – барометр мирового кинорынка, который в канун присуждения Оскаров показывает, какие «погоды стоят» в Европе.

О том, как распределились берлинские награды, мы подробно рассказывали в воскресенье в новостях культуры – вы мы можете ознакомиться с этим материалом на нашем сайте, - поэтому сейчас не будем терять на это время.

Присуждение наград – всегда дело субъективное, а в берлинской берлоге развелось столько медведей, что награждённым оказался в сущности каждый второй фильм основного конкурса. Просто звероферма какая-то!

Я уже не говорю о других наградах, присуждаемых не самим фестивалем, а во время фестиваля – их список, распечатанный довольно мелкими буквами, занимает более двадцати страниц.

Хотя с другой стороны, я считаю, что хвалить, награждать надо всех, но особенно – тех, кто делает кино: ведь каждый фильм – это результат нескольких лет жизни целой группы людей, сгусток их творческой энергии, долгожданное дитя, рождённое в муках. Кстати, также, как и фестиваль, - первый для его директора, Дитера Косслика.

Прокомментировать наиболее распространённые упрёки, предъявляемые по итогам Берлинале её новому директору и фестивалю в целом, вместе со мной взялся Ханс-Георг Родек, один из ведущих немецких кинокритиков, кинообозреватель газеты «Вельт».

Итак, упрёк первый:

Слабая основная конкурсная программа. Слишком много среднего, ничего не говорящего кино, нет картины, которая однозначно заставила бы всех «ахнуть»:

Чудес не бывает. Выдающиеся фильмы не делаются под фестивальный заказ. И если в программе есть хотя бы пара картин, каждая из которых снимает синдром «мучительной боли за часы, бесцельно проведенные в тёмном кинозале», когда на улице сияет раннее весеннее солнце, то это уже очень хорошо. А таких картин в конкурсе было по крайней мере три: «Halbe Treppe» («Половина лестницы») Андреаса Дрезена (об этой картине, которую по-русски надо было называть «На полпути», я подробно рассказывала в прошлом фестивальном выпуске), это фильм парижского грузина Отара Иосселиани «В понедельник утром» и «8 женщин» Озона.

Кроме того, нельзя не учитывать гигантские сложности, с которыми пришлось столкнуться Дитеру Косслику, отнюдь не неофиту в кино, но всё же новичку – на месте директора фестиваля.

Один из ведущих профи немецкой киноиндустрии, до самого последнего времени – могущественный директор одного из ведущих кино-фондов страны, Косслик – свой человек и в голливудских кабинетах, и на европейских независимых студиях. В частности, в большой степени благодаря его финансовым вливаниям были реализованы такие громкие картины как «Танцующая в темноте» и суперхит «Амели». О дюжинах других проектов Косслик предпочитает скромно молчать, чтобы не создавать себе имиджа этого спрута.

Не по-доброму выпровоженный на пенсию прежний директор, Мориц де Хадельна, особого наследства своему преемнику не оставил, кроме испорченных отношений с целым рядом известных режиссёров. По негласным правилам цикл организации фестиваля занимает примерно два года, в течение которых руководители фестивалей, как лисы вокруг зелёного винограда или коты вокруг сметаны, «пасут» режиссёров и ждут, когда же дозреет их очередной фильм. У Дитера Косслика на всё про всё было менее года, да и те были разрублены 11-ым сентября.

А вот что говорит мой коллега Ханс-Георг Родек:

• Я в значительной мере удовлетворён конкурсной программой. Во-первых, Косслику была поставлена одна главная задача – вывести немецкое кино из положения Золушки, сделать фестиваль платформой для презентации национального кинематографа – как это делается на других фестивалях, и как это в экстремальной форме делает Канн для французского кино. Косслик с этой задачей справился. В конкурсе четыре немецких фильма, и ещё три – с большим немецким участием. Мне понравились и многие другие фильмы. Но в конкурсе действительно нет «аховой» картины, это правда...

Именно с обилием немецких картин связан второй упрёк, предъявляемый фестивалю:

Не рискует ли Берлинале своей репутацией, «закармливая» международную профессиональную публику национальным кинематографом?

Х.Г.Родек:

• Мне кажется, что все четыре немецкие картины имели право быть показанными в конкурсе такого фестиваля как Берлинале.

«Heaven» («Рай») – фильм, о котором, конечно, можно спорить. Но это блестяще сделанная картина, несущая отпечаток уникального почерка одного из самых интересных молодых европейских режиссёров – Тома Тиквера.

Второй фильм, «Halbe Treppe», «Половина Лестницы» Андреаса Дрезена – замечательная картина на общечеловеческую тему, о кризисе середины жизни. Кроме того, Дрезен – пожалуй, единственный, кому удалось соединить восточноевропейскую школу, с её традицией социальной наблюдательности, психологичности (карьера Дрезена начиналась на киностудии ДЕФА) с требованиями современного мирового кинопроцесса.

Мне кажется, что восточноевропейским кинематографистам этот фильм должен быть особенно интересен.

«Der Felsen», «Утёс» Доменика Графа – прекрасный экземпляр авторского кино, это тоже европейская традиция, она тоже интересна.

Наконец, четвёртый немецкий фильм – «Баадер», работа 27-милетнего новичка Кристофа Рота, картина вроде бы на актуальную тему: о психологии и философии терроризма, в данном случае – на примере красных бригад и немецкого террориста Андреаса Баадера. Мне этот фильм кажется интересным не как историческое исследование. Мы присутствуем при сотворении очередной иконы. Наше общество «подсажено» на иконы – мы сделали икону из Билли «де Кида», из Бонни и Клайда, из Че Геварры. Вопрос лишь в том, сколько времени должно пройти, чтобы историческая фигура приобрела «иконную кондицию». Похоже, что в случае Андреаса Баадера хватило тридцати лет.

От себя замечу, что многие из фильмов немецкими можно назвать «постольку-поскольку»: скажем, тот же «Хэвэн» снят на американские деньги с австралийской звездой и итальянским ансамблем актёров.

Упрёк третий:

Дитер Косслик сократил присутствие американского кино и тем самым отпугнул от Берлина звёзд.

Х.Г. Родек:

• Я могу предположить, что Дитер Косслик очень даже любит американское кино. Во-первых, он показал четыре хорошие американские картины. Во-вторых, мне известно, что он очень рассчитывал на ещё по крайней мере два фильма, которые не попали в Берлин по независящим от него причинам: во-первых, «Нью-йоркские банды» («Gangs of New-York»), новый гангстерский эпос Мартина Скорсезе с Леонардо ди Каприо и «Али» - кинобиография Мохаммеда Али с Вилом Смитом в главной роли.

Кстати, «Али» вылетел из фестивальной программы буквально в последние дни, и вместо него в конкурс в пожарном порядке включён японский мультфильм «Spirited away», «Унесённая духами», который и получил – на мой взгляд, совершенно заслуженно, - золотого медведя. Блестяще сделанная волшебная сказка, своего рода японская «Алиса в стране чудес», - не имеет никакого отношения к массовой «манге». Это итог творческого пути одного из создателей жанра анимэ, большого мастера Хаяо Миядзаке. Если хотите, «куда пришёл «ёжик в тумане».

Х.Г. Родек

• Да, хотя вообще-то «Spirited away» не имел права участвовать в конкурсе, поскольку уже идёт широким экраном не только в Японии, но и ряде других азиатских стран. Кстати, и второй «золотой призёр» - «Кровавое воскресенье» Грингрэсса, - по фестивальным правилам не имел права конкурсного показа, т.к. во-первых, это фильм телевизионный, а во-вторых, уже показанный публике. Так что «двойной золотой медведь» этим фильмам – это и приз руководству фестиваля, за широту взглядов и административную гибкость.

А что касается звёзд, то во-первых, они в Берлине были – приехали и Франсуа Озон с Катрин Денёф, и Хэлли Берри с Расселом Кроу, и Роберт Альтман (он же Олтмэн), и Дженифер Коннели, и Рон Ховард – список далеко неполный. Даже неприглашённый Арнольд Шварценегер пожаловал – раскручивать свой новый блок-бастер, который газеты дружно и заслуженно высмеяли.

Когда в прошлые годы на пол-дня заезжал на пол-дня Роберт Де Ниро, или зажравшийся Леонардо ди Каприо маршировал к фестивальному дворцу под защитой лимузина, даже не взгляну в сторону своих поклонников, - так в том мало было чести, как самому ди Каприо, так и фестивалю.

И вообще: в этом году Берлин как-то избавился от этого «звёздного» комплекса неполноценности. И это, конечно, хорошо.

Упрёк четвёртый:

Берлинале становится своего рода «анти-Оскаром», оставив за американцами – любовь публики и радость жизни, и всё более становясь форумом для претенциозного «авторского кино».

Это просто неправда: все хиты нынешней оскаровской гонки, в том числе «Бал Монстров», «Ройел Танненбаум и его семейство», «Бьютифул майнд» (между прочим, восемь оскаровских номинаций) и «Госфорд парк» (семь номинаций) были в Берлине вместе со своими режиссёрами к вящему удовольствию местной публики. А что на фестивалях такого класса не показываются «Ванильные небеса» или что-то вроде нового "киношедевра" Бритни Спирс – так в этом, надеюсь, никто беды не видит.

Как говорит мой коллега Ханс-Георг Родек,

• Я действительно думаю, что на Берлинале показывается европейское кино. Не спрашивайте меня, что это такое – дать определение этому явлению чрезвычайно сложно, но я думаю, что именно его мы видели в Берлине. В разных вариантах и разного качества. Но, честно говоря, выбирая между комплектами «разное европейское кино и хорошее американское» или «разное американское и хорошее европейское» - я отдаю предпочтение первому варианту. Мне он интереснее.

А сколько бы очков вы дали нынешней и прошлым Берлинале по десятибалльной системе:

Х.Г.Родек

• Думаю, нынешней – шесть, а предыдущим – четыре. Баллы снимаются за отсутствие по-настоящему «забойной» картины в конкурсе, за недочёты в организации – я никогда ещё столько не толкался в очередях, чтобы попасть на нужный фильм, - и за скверный климат. Вот когда Косслик заведёт в Берлине пальмы, причём не в кадках, а настоящие, как в Канне, тогда я дам ему 10 баллов...

Я бы сняла ещё одно очко за поистине ужасную презентацию восточноевропейского кино. Хуже венгерского фильма в основном конкурсе была лишь внеконкурсная «Молитва за гетмана Мазепу» классика украинского кино Юрия Ильенко. Фильм, доказавший две вещи: что идеология убивает любой творческий импульс, а герметическое развитие и самоизоляция от мировых художественных процессов рождают чудовищ, которых миру можно показывать если только в клетке.

«Потихоньку тонем»

Берлинский призёр Отар Иосселиани о своём новом фильме и об общем состоянии европейского кинематографа.

...Если можно вообразить себе что-то абсолютно противоположное кровожадно-пасторальному эпосу Юрия Ильенко, то это фильм Отара Иосселиани «В понедельник утром». Умиротворённое, просветлённое кино, об обитателях какой-то странной европейской Грузии, простирающейся от парижских предместий до Венеции и, возможно, далее. Как и в прежних фильмах Иосселиани, в картине масса случайностей, деталей, странных, обаятельных персонажей. Но Иосселиани как будто ещё вырос, поднялся в какие-то просветлённые, наднациональные, экуменические сферы.
Всё естественно, и всё невероятно: из цыганского табора сбегает крокодил, и его ловят деревенские ребятишки. Во французском трактире казаки, как будто оставшиеся сидеть за чаркой с 1812 года, поют «Солдатушки, бравы ребятушки» в стиле грузинского многоголосия. А главный герой – Винсент - работает на фабрике, по степени рациональности производства сравнимой лишь с каким-нибудь заводом из советской кинокомедии. Рабочий день проходит в игре в кошки-мышки - курении под плакатами «курить запрещено». Но в один прекрасный день Винсенту, который в свободное от курения время рисует акварели с алеющим одиноким парусом, надоедает такая жизнь. У своего отца, престарелого аристократа, он берёт пачку денег – сантиметров пять – и отправляется в Венецию.

«В понедельник утром» получил серебряного медведя за лучшую режиссуру, приз объединения кинокритиков и ряд других наград, и пролил бальзам на души тех, кто верит в кино как способ сказать образами то, что невозможно выразить словами.

Пересказывать фильм, слава Богу, невозможно. Как и всякое настоящее кино. Так что предлагаю вашему вниманию фрагмент интервью с Отаром Иосселиани.

А.Р.: Отар Давидович, вы мастер придумывать названия для своих фильмов на разных языках. Скажем, название вашего предпоследнего фильма дословно переводилось как «Прощай, площадка для коров». В Европе фильм назывался «In vino veritas», а по-русски, соответственно, «Истина в вине». Как бы Вы назвали по-русски ваш новый фильм?

О.И.: Вы меня озадачили. По-русски, как это будет называться... По-французски это называется Lundi Matin, по-русски... Немножко сложно с этим понедельником, потому что никому неизвестно, что русский человек подразумевает под понедельником. Очевидно, что-то грустное. А мне не хотелось бы. У французов гораздо меньше ощущение того, что в понедельник нужно начинать заново какую-то тягомотину, которая не очень приятна. Французы легко относятся к понедельнику и даже, наверное, радуются, что он наконец-то настал. Когда прекращаются семейные заботы и наконец-то можно уйти на работу и вздохнуть. В России совсем по-другому.

А.Р.: Переводчику субтитров к вашей новой картине особенно потеть не пришлось. Зал даже рассмеялся, когда его фамилия специально появилась в титрах. Может быть 30-40 фраз ему всего пришлось перевести. Что это, ваш ответ на кино про разговоры?

О.И.: Я так думаю, что если можно закрыть глаза и понимать все, то тогда не надо ничего смотреть. Мне кажется, что лучше смотреть и слышать и понимать все, что происходит на экране при помощи глаз и ушей. Для этого у нас эти два аппарата и сделаны. И вовсе не для того, чтобы слышать лживые какие-то слова.

А.Р.: Две вещи в ваших фильмах всегда делали герои. А именно: пели и пили. В этом фильме они еще и курят, причем курение становится таким лейтмотивом и своего рода символом свободы от каких-то условностей повседневности. Это автобиографическое у вас?

О.И.: Я как-то болезненно отношусь к тому, что происходит истерия по поводу запрещения курения. Кто как хочет, так (пусть) и помирает. Когда вы в Америке приезжаете в какой-то город, например в Беркли, где написано NO Smoking. Это город, в котором у вас каждый может вырвать сигарету из зубов! Это производит страшное впечатление.

А.Р.: Отар Давидович, а не боялись ли Вы отдавать свою такую нежную, поэтическую, романтическую картину в Берлин, на Берлинале – фестиваль, который считается холодноватым, жестким, политическим?

О.И.: ...А пусть смотрят, пусть знают.

А.Р.: Ваш фильм, это своего рода объяснение в любви к Венеции, городу, в общем-то, умирающему, в котором становится все меньше живой жизни, все больше туристов. Городу, который год за годом погружается постепенно в море. Зная ваше мнение, прямо-таки скажем не очень оптимистическое мнение, о развитии европейского кинематографа, следует ли здесь усматривать какие-то параллели.

О.И. Что там - тонем все потихонечку... Я думаю, что произошло разрушение мостов между поколениями, а когда мосты рухнули, то совсем не обязательно иметь Октябрьскую революцию или перестрелять всю интеллигенцию в России. Вдруг в Европе тоже появились такого же рода дикари, без тяги к расстрелу, без всякого ЧК, таким же образом параллельно все рухнуло.

А.Р.: Не смотря на дикость страны, в которой вы сейчас живете, вы как-то сказали, что Франция – это лучшая страна для кино. По-прежнему ли это так, и как вы относитесь к новой волне французского кино, скажем, к таким фильмам, как «Амели» или «Восемь женщин» Франсуа Озона, который также демонстрируется сейчас здесь на Берлинале?

О.И.: Да никак не отношусь. Это совсем не новое кино. Это совсем старое кино, бородатое даже, можно сказать, кино. В тридцатые, сороковые, пятидесятые годы это просто было бы смешно - существование такого безалаберного небрежного отношения к ремеслу.

А.Р.: В ретроспективе Берлинале демонстрируются ваши старые фильмы. Например, я с огромным удовольствием, после 15-летнего перерыва посмотрела «Листопад». Какими глазами вы смотрите на свои старые ленты?

О.И.: Ну, какой был, такой и был. Был немножко наивный, наверное, но ничего плохого в этом нет. Был такой молодой человек. Сейчас уже пожилой.