28 августа – День скорби российских немцев

Указ Президиума Верховного Совета СССР от августа 41-го года «О выселении немцев Поволжья» привёл к депортации в необжитые регионы Сибири и Казахстана и тех российских немцев, которые жили за тысячи километров от Волги. Сегодняшний выпуск передачи «Мосты» мы посвятили Дню скорби российских немцев.

В последние годы на Украину стали ездить потомки изгнанных немцев,- граждане Канады, Германии, Парагвая. Что они ищут и что находят на родине своих отцов и дедов? Что связывает их с этой землёй? Моя коллега Элизабет Вибе приняла участие в одной из таких поездок. Предлагаю вашему вниманию её репортаж.

К концу 41-го года почти 900 тысяч советских граждан немецкой национальности депортированы, лишены гражданских прав и объявлены предателями.

На Украине мужчины призывного возраста из немецких сёл были мобилизованы сразу в начале войны, но в отличие от соотечественников других национальностей они попали не в действующую армию, а в лагеря, так называемую трудармию. Женщин, детей, стариков из правобережных районов Днепра из-за быстрого наступления Вермахта депортировать не успели. Они остались в своих сёлах. Когда с отступлением Вермахта фронт снова начал приближаться, то эти немцы с территории Украины, более 200-от тысяч человек, большей частью женщины и дети, были отправлены в немецкий тыл. После окончания войны они были возвращены в СССР. Им сказали «На родину». На сборных пунктах играли духовые оркестры: домой, домой! Но многие догадывались, что ничего хорошего их не ожидает, и родного дома на Украине они уже не увидят никогда.

Генриху Бергену было 14 лет, когда все жители его села, прихватив с собой всё, что можно, отправились на повозках, запряжённых лошадьми, в западном направлении. Генрих Берген, как и его односельчане, воспринимал уход из села как временный, как эвакуацию. Он вспоминает:

«Волов никто не хотел брать. Их привели, запрягли, и мне пришлось идти впереди и тянуть их за верёвку. Я плакал. Я не хотел. Все уже уехали на лошадях, а мне нужно мучаться с этими волами. Мы ехали мимо Каховки. Там, где были днепровские плавни, колёса увязали по самую ось, но уже были немецкие грузовики, к ним прицепляли по несколько повозок и они их тащили».

Так российские немцы покинули Украину, где жили полтора столетия. И даже после отмены комендатуры и вечного поселения в Сибири, после реабилитации, возвращения права учиться в вузах и даже выхода газет на немецком языке - в течение многих десятилетий - немцам было запрещено одно: возвращаться в прежние места поселения.

Катарина Ябс из немецкого города Лемго вспоминает, что в детстве бабушка очень много рассказывала ей с сестрёнкой о волшебной стране своего детства, бабушка называла её на своём диалекте“Tüs” (у нас дома). Всё в этом Tüs было самое лучшее – хлеб, молоко, вода, школа, игры с подругами в саду, и ещё там были деревья с таинственными очень вкусными плодами, которые назывались Kruschtje.

Генрих Берген, родившийся на Украине и Катарина Ябс, никогда там не бывавшая, поехали на Украину с группой туристов из Эрлингхаузена. В группе – одна немка из Поволжья, всех остальных связывают с украинской землёй узы прошлого – семейные предания, пожелтевшие старинные фотографии, тайны и умолчания. У отеля «Запорожье» сели в автобус - и начался поиск следов прошлого. Вот он Днепр, который на диалекте дедов назывался Ниппэр. Сфотографировали Днепрогэс, в строительстве которой участвовали и здешние немецкие парни. И энтузиазм был, и гордость за это грандиозное сооружение, в котором была частичка и их труда. Дальше начались поля с подсолнечником, сёла с широкими пустынными улицами. Украинские сёла, построенные на месте бывших немецких сёл. Изменился облик, изменились названия. Жители почти все приехали сюда после войны. Но что-то ведь должно было сохраниться?

Гарри Нас, 29-го года рождения, помнит огромный дуб. Этот дуб должен ещё стоять. Расспросы привели немецких туристов к пожилой женщине, которая жила в этих местах ещё до войны - к Любе Стефановой.

“У нас во дворе дуб был .Большой дуб. – Хм (Стефанова неуверенно). А вы знаете (жен.)... В начале 30-х годов нам пришлось бежать. Наш председатель тут немец был. Горн, по-моему, да? Горн фамилия. – (Стефанова тихо) Горн была фамилия тут. – Да, да. Он сказал вы убегайте скорей, а то вас раскулачат и сошлют. – Раскулачивали тут, ходили... Да. Мать моя в очках ходила. - Да.(неуверенно). – (жен.): Нас фамилия. – Нас, да. - Нас? Так Насиху я знаю. Эт-ко. – (жен.): Так это сын. – Жаль я фотографию не взял. - Насиху я знаю. Немка она. Эти тут они жили. - (жен): Люба, ну а дэ воны жили? Напротив дуба же може? – (жен.): Пусть она рассказывает. (жен): Люба, да я-то тот дуб помню. Мы несколько человек нэ могли... – Она забыла. - Не я помню, знаю. Но то не дуб, а другое дерево навроде название, вот шо я. - -Дуб во дворе рос. Дуб тоже во дворе большой рос. – Ну, она забыла. - (жен): Ну а сейчас кто там живёт, где Насы жили? Старая: Где Насы жили, там никто не живёт. - Никто? – Никто. Тут так был магазин, на улице у нас стоял. Вот. А туда отдуда двери, и там она жила эта Насиха. – (жен): А сейчас нет этого дома? – Уже разваленный, наверное, дом, да? – Уже развалили. А туда дальше стоит. – Анна мою мать звали. Анна. Небольшого роста. – Да, маленькая, а быстрая такая, шустрая такая».

Взволнованного Гарри Наса с трудом уговорили прекратить расспросы и ехать дальше. Впрочем, настроение поднялось у всех: есть, есть ещё на Украине следы нашего прошлого. Не всё стёрлось в памяти людской.

Часть немецких сёл на Украине была уничтожена отступавшим Вермахтом после эвакуации населения. Тем, кто поселился здесь после войны, пришлось несладко.

«Мы в 46-ом приехали сюда. Сразу что? Лебеда. По шесть-восемь вёдер в день. Ну, а как? Пятеро детей, батько, маты и бабушка. А ну-ка.
- Лебеду ели?
Ела, вот так. Козлики, грицики о цэ, суслики, знаете. О цэ все, мы все ели. Яка лошадь десь...дорезали, цэ нам уже по кусочку дають. Вот так мы выживали. Так что досталося нам добрэ. Дуже добрэ досталося».

В Шёнзее сохранились развалины немецкой церкви. В нескольких сёлах сохранились здания школ. В селе Остервик до войны учителем работал дед Катарины Ябс Корнелиус Эпп.

«Была школа, да? – Да, школа.- Когда была школа там? – Приблизительно в 50-ом году, до 70-го года. – А раньше не была там почта? Где была почта? Немецкая почта ещё?»

Несколько местных жителей, отдыхавших на скамейке у ворот, охотно вступили в разговор с приезжими.

«Моя мама було рассказывала, что цэ тута, где у нас пекарня, так там була конюшня. И дуже красиво тут было. Мама богато было рассказывала. Вот там ще е старый дом, там тоже жили немцы. Ну, тут дуже красиво было до войны».

Среди прочего выяснилось наконец, что это были за таинственные вкусные сладкие Kruschtjes, о которых рассказывала бабушка.

«Шо рассказывали, я сама бачила як... что немцы тут жили. По улице были о ци груши. Такие вековечные. А як оны? – Дычка. – Дычка. Велики, велики. Там вон е, вон туды дальше. - И орехи были. – Отцэ все у их было стандартно. Вообще немцы культурный народ. - Культурный трудолюбивый. - Да, да. - Умный и культурный, самые главное культура была».

О немецком прошлом люди помнят мало, уж очень давно оно было, но они хотят поделиться с приезжими немцами и воспоминаниями о собственной жизни:

«Конечно, было у нас красивейше. До перестройки. Были порядки у нас непогани. А яко стали мы теперь самовильна Украина, порядку немае. Який дом культуры у нас красивый. Яка школа у нас красива. От цэ ж тут была котельна, отапливался и дом культуры, и школа. Теперь её разобрали и разокрали и все. Нэма. Нэма. В общем безвластье. У нас безвластье. А дом культуры какой красивый. А на День победы как хорошо було. И дома красивые. И жили мы хорошо. У нас была у каждого работа, у каждого зарплата, символичны цены. Что там пшено – 28 копеек».

Ругать при иностранцах свои порядки – раньше бы на никто не решился..

«Правда, при коммунистах пресекали. Тут теперь не пресекають. Так воно ж ничего не дае. У нас телевизор, не можно дывиться, там сам блуд, сама просто...не можно дывыться, ото самити яки, оны.... боевики... Соми сексы. Самий о цэ... разврат, невыносимый».

Ни помочь, ни даже дать хорошего совета потомки тех, кто превратил когда-то эти дикие степи в цветущий край, сегодня не могут. У них в Германии совсем другие проблемы. А сюда они приехали в поисках своей истории. Может быть, её нужно искать на кладбищах?

Франц Тиссен, который родился здесь в 41-ом году в Нойендорфе, а вырос в Парагвае, нашёл на старом кладбище могилу своего пра-пра-пра-деда. Умер в 1846-ом году. Франц Тиссен приехал сюда во второй раз. В прошлый раз он познакомился с украинской семьёй, в которой бабушка помнит немцев, поёт немецкие песни. Франц не знает русского языка, но в группе есть добровольные переводчики.

«Ich habe jetzt am anderen Ende einen Grabstein gefunden (нашёл там надгробный камень на другом конце кладбища). Одновременно несколько голосов. - Тут. Тут. – У нас в Широком?. – Да, в Широком. – Так есть там. – Нет, там вот нашёл он. - Das ist mein Ururgroßvater Franz Thiessen (это Франц Тиссен его пра-пра-дедушка). - Петра, да? – Нет, его, его. – Ваш? Ваш? - Und jetzt will ich mit Peter sprechen, (он хочет поговорить с Петром ) ob wir den vielleicht mitnehmen können (не мог бы он увезти его с собой в Германию). – ж.: А з яким Петром? - Hier am Ende des Dorfes stehen zehn Grabsteine (там десять могил). Und da haben meine Cousins mit ihnen drüber gesprochen mit dem Bürgermeister (это уже разговаривали), - Да, да, вони це знають. - ob sie ne Gedenkstätte machen können. (они хотят просто там памятное место организовать, то другое, а это он о другом памятнике говорит). - Und diesen Stein da hinten, den wollten wir vielleicht nach Deutschland mitnehmen (хотели так, чтобы можно было увезти в Германию с собой). – Ну и что. И разрешат».

Деревня, в которой вырос Генрих Берген, кладбище, на котором похоронены его предки, уже не существуют. Но он стоял на поле, поросшем бурьяном, где раньше стоял родительский дом, и был счастлив.

«Я нашёл всё, за чем я сюда собственно приехал. Я был очень растроган. Всё, всё вновь всплыло в памяти».

В поисках следов прошлого туристы из Эрлингхаузена побывали и у памятника жертвам банды Махно. Большой камень в чистом поле, вокруг ни деревца, ничего. Его установили российские немцы, живущие сейчас в Канаде.

У этого памятника участники поездки по Украине долго стояли молча, потом запели хорал «Великий Боже, славим тебя».