20.02.2001 В немецком плену, или о том как Давид Менделевич стал Димкой Минкиным

Федеральный президент Германии Йоханнес Рау:

- Во многих странах мира живут люди, семейная история которых - это история изгнания, преследования, убийства членов их семей, родных, знакомых. Мы собрались в бундестаге для того, чтобы почтить память этих людей. К ним относятся и те, кого во времена национал-социализма превратили в рабов.

«Немецкая волна» регулярно оповещает Вас, дорогие слушатели, о политическом и юридическом измерении того, о чём сказал президент Федеративной Республики Германия, социал-демократ Йоханнес Рау на ежегодном заседании бундестага, посвящённом памяти жертв холокоста. Сегодняшняя передача цикла «Бывшее и несбывшееся» касается исторического горизонта нашей темы. Но именно политическое развитие современной Германии, полное новых проблем, о которых еще десять лет назад даже и помыслить трудно было, именно политическое развитие требует всё более пристального перечитывания страниц истории.

Это требование с каждым днём настоятельнее. И вот ещё почему: политическую сцену Германии покидает очень важный сегмент поколения 1968 года - не политики, которым возраст часто не помеха, а школьные учителя, выходящие на пенсию в строго определенный законом срок. В том числе, конечно, и учителя истории. Новое поколение учителей - это сигнал наступления новой эпохи. Вместе с поколением уходит непосредственность восприятия истории. Но прежде, чем патина старины сгладит все противоречия, молодое поколение наблюдает последнюю вспышку спора вокруг немногочисленных уже живых свидетелей.

Йоханнес Рау:

- Тем, кто в 1932 году участвовал в выборах, сегодня далеко за 90. Последний из тех депутатов Рейхстага, кто голосовал в 1933 году против закона, приведшего к власти Гитлера, Йозеф Фельдер, умер несколько недель назад в возрасте 100 лет, и бундестаг почтил его память специальным заседанием. Тем, кому сегодня 14 или 30 лет, время национал-социалистического террора представляется столь же далёким прошлым, как начало 20 века, когда в Германии был еще кайзер. Но если смотреть на прошлое не календарно, а с семейным альбомом в руках, наше восприятие меняется. Родители тех, кому сегодня 30 лет, были детьми во время национал-социализма, а дедушки и бабушки тех, кому сегодня 14, были в то время молодыми людьми.

Последуем совету президента Рау и продолжим перенастройку привычной исторической оптики.
В песне популярного в Германии Лотте Ома поётся вот о чём:

- Я расскажу тебе историю, которая вряд ли тебе понравится, но разве ты не сам этого хотел?

Альбом фотографий сохранился, увы, не у каждого нашего собеседника. В этой и следующей передаче Вы услышите рассказ советского военнопленного Второй мировой войны, побывавшего и в немецких лагерях, и на принудительных работах, и в лагере сталинском.

- Я - Давид Соломонович Менделевич. Родился в 1912 году, в ноябре месяце. Отец мой когда-то кончил в Каунасе, тогда - Ковно, ешиву, был он резником и кантором в Твери. Я в Твери закончил 8 классов, поступал в техникум, подал заявление, получил бумажку, к испытаниям, как тогда называли экзамены, не допускается, потому что отец - служитель культа.

Давид Менделевич пошел работать в слесарную мастерскую, потом бетонщиком на завод, поехал в Москву на завод АМО и в 1935 году поступил в полиграфический институт. Из института в 1940 году вместе с женой уехал по распределению в Ленинград.

- Началась война, перед началом, когда уже вот видели, что блокада, я беременную жену отправил в Москву, потом жена уехала в Казахстан и родила мне дочку. А я, не сказав ей, когда уже началась блокада, записался добровольцем. У меня была бронь, потому что мы печатали карты, но я в добровольцы записался, пошел в ополчение, это был конец августа - сентябрь 1941 года.

Давид Менделевич попал в плен в самом начале войны. В том, как он рассказывает об этом, слышится и другой рассказ - тот, что красноармейцу Давиду Менделевичу приходилось десятки раз повторять чекисту-смершевцу после войны и после возвращения из плена:

- В начале октября нас выкинули в десант в Финском заливе для отвлечения противника, как говорится. На шлюпках подвезли целый батальон к берегу, где немцы сидели, и когда мы стали приближаться, по нам открыли огонь из трассирующих пуль, и командир взвода нашего сказал: «Прыгайте в воду!» И по пояс в воде, с винтовкой наверху, под трассирующими пулями мы выбрались на берег. Сказал, что будет наступление, но не знаю, наступления никакого не было. И мы поползли, доползли до огневых позиций, стреляли, политрука нашего убило там, по нам, конечно, стреляли. Окопаться нельзя было, потому что болото было, и мы лежали и стреляли, пока были патроны. Потом кончились боеприпасы. Нас окружили, прижали к воде, и таким образом попал в плен. Перед тем, как нас отправили в этот десант, в Финском заливе, все документы отобрали, начальство понимало, куда нас посылают.

Обычно, когда еврей попадал в немецкий плен, жить ему оставалось недолго. Большинство расстреливали вскоре после пленения. Многих выдавал свой же брат военнопленный. Как спрятал своё еврейство Давид Менделевич?

- Назвался Димкой вместо Давида, Минкин вместо Менделевича, никогда никому не говорил, что я кончил институт, а что я слесарь, и больше ничего. Подобрались несколько ребят, один там водолаз, еще один парень, и мы втроем старались в лагере вместе держаться. В лагере в Красном селе, под Ленинградом. И там нас посылали на всякие работы. Всякие, всё что угодно. Зимой ходили валить лес. В лесу валили сосны, строевой лес. Потом его оттуда на плечах вытаскивали к дорогам, и этот лес шел в Германию, куда-то на запад. Я для того, чтоб не подумали, что я еврей, что хочу, хитрюга, легкой работы, я старался всегда под комлем, под толстой частью ствола стоять. Так как я был на стройке, то во всём блеске великого русского языка я выражался так, что никто даже не подозревал - у меня не было акцента, ничего. Так что слесарь и слесарь.

Но скрыть еврейское происхождение было полдела. Чем упорнее сопротивлялась Красная Армия, тем жестче делались условия содержания советских военнопленных. Выживание стало их главной задачей. Для тех, кто остался в лагере и не пошел во власовскую армию, не было каких-то общих правил. Давид Менделевич вспоминает:

- Потом через какое-то время нас стали двигать на Запад, после того, как советская армия стала нажимать. Другие работы, земляные работы и прочее, и прочее. Для того, чтобы как-то держаться, мы всем делились. Я не курил, ребята эти не курили. Много гибло из-за того, что пили воду, окурки просили у кого-то, за окурок отдавали пайку хлеба, понимаешь, такие дела.

Как лишиться пайки хлеба из-за пагубного, но греющего душу пристрастия, понятно. А как раздобыть лишнюю пайку, не обделяя своего брата-зэка?

- Мы находили фанеру и вырезали из этой фанерки типа ракетки, из кусочков дерева делали курочек, делали дырок в этой ракетке, подвешивали внизу ниточками к клювику или шейкам этих курочек. Получалось, что она клевала. Получалась такая игрушка. Мы её, если кусок проволоки найдём, выжигали, чтоб какой-то рисунок был на этой ракетке. Я подходил к конвойным, которые охраняли нас и говорил, я по-немецки мог калякать: вот купите, дайте хлеб, и менял буханку или полбуханки хлеба, и это был для нас рай: мы ели.

- Однажды лошадиную ногу нашли. Мы копыто обскоблили, и был у нас холодец горячий, жидкое такое сало, лошадиное. Старались держаться.

В 1944-ом, когда стало ясно, что война проиграна, военнопленных стали переправлять морским путем через Кенигсберг в Германию, одних - умирать в лагере, других - на тыловые работы. Давиду Менделевичу повезло и на этот раз.

- Нас поместили в Шталаг, это был колоссальный лагерь. Там были французы, англичане, но они были отделены от нас сеткой. Мы видели, как они играют в мяч, получали там все посылки Красного Креста и были сытые, здоровые. Они хотели бросить через сетку нам, кто из Советского Союза, еду, но охранники не дали. В лагерях был вообще ужас. Несколько человек убежало, так потом поймали этих ребят. Мы ходили вокруг, а вокруг нас стояли охранники и били нас прикладами по голове, по спинам, по шее. А одного засекли насмерть.

Из Шталага физически крепких военнопленных отправляли на работы. Давид Менделевич попал в городок Грёдиц. Там был завод металлоизделий, а рядом с ним, как назвал его наш собеседник, «лагерёк», откуда заключённых под конвоем водили на работу. Здесь возникли первые контакты с мирным населением. Давиду Менделевичу на грёдицком заводе металлоизделий попадались разные люди.

- Мне один раз немец, мастер в синем халате, со значком нацистской партии, принес бутерброд. А потом был другой мастер, старше. Мне - нет, а другим наши рабочим, пленным, приносили немножко крупы, пшеницы, так он при выходе обыскивал всех пленных наших и спрашивал «кто тебе дал», отбирал и всё такое прочее. Вот - маленький пример людей.

- Вот с языком. Я, когда учился в школе, учили немецкий язык, потом, когда я был в техникуме, мы опять учили немецкий язык. Потом четыре года в институте немецкий язык. Поэтому я знал немецкий язык хорошо. Но я старался не говорить об этом. Но, все-таки, когда я работал в Грёдице на заводе, так я спрашивал по-немецки, когда мы таскали арматуру, ну, там, железо, которое надо было принести снизу вверх, куда положить - на этот стол, на тот стол. Он понял, что я говорю по-немецки, и один раз бутерброд принес, а так общения с немцами не было. Мы держались друг за друга. Если находили что-нибудь, делились. Вот так с немецким языком у меня было.

Да, выказывая знакомство с немецким языком, лагернику нужно было постоянно помнить, что слишком хорошее владение куда более подозрительно, чем полное незнание языка. И наоборот, хорошее владение рабочим матерком позволило Давиду Менделевичу успешно сойти за русского слесаря. Хотя в Советской России расовую теорию в школе не проходили, неужели соотечественники не узнавали в Вас еврея по чертам лица?

- А я никогда ничего не говорил про себя. Ребята говорили: ты что черненький такой? Ты грузин? Я говорю нет, как я могу сказать, они скажут - скажи какое-нибудь слово, а я не знал ни грузинского, ни азербайджанского, ни армянского. Я, говорю, слесарь, работал на московском заводе, потом в Ленинграде на заводе, и больше никаких разговоров.

Да, 55 лет продержался в памяти «Димки Минкина» бутерброд мастера из города Грёдица. Время нашей сегодняшней передачи из цикла «Бывшее и несбывшееся» подошло к концу. В следующей передаче Давид Соломонович Менделевич расскажет о том, как он ушёл из немецкого плена, как вернулся в Красную Армию, как оттуда загремел на нары СМЕРШа.

До встречи через неделю.