14.10.2001 К чему обязывает благородное происхождение? / Год «1979-й» - новый роман молодого немецкого писателя Кристиана Крахта
В гостях у потомков Суворова
Романтическая история одной любви началась в дождливом городе в середине Х1Х века на званном балу. Здесь в шумном Петербурге статный немецкий дипломат граф Георг Мюнстер фон Дернебург страстно влюбился в молодую вдову - внучку великого Суворова - Александру Долгорукую (в девицах Галицину). Летом 1847 года город Веймар праздновал пышную церемонию венчания. Так его величество случай распоряжается порой нашими судьбами...
Графиня Фелицитас фон Ноститц – потомок великого Суворова, праправнучка Александрин, внучки полководца, как ее на французский манер величали в Германии, родилась 4 ноября 1944 года в маленьком городке Зигмаринген на юге Германии в семье дипломата. Фелицитас и трое её детей – Лариса, Мари и Карл, а также маленькая внучка Люся - все потомки великого Суворова. Старшей Ларисе исполнилось 30 лет, Мари – 18, Карлу – 16. Сегодня фон Ноститцы живут в Берлине, в уютном домике с эркером, выступающим в сад. На кухне пыхтит новенький самовар, в комнатах витает мистический дух предка-полководца. Говорит Фелицитас фон Ноститц:
- - Я выросла с анекдотами о Суворове. В доме родителей, где я росла, висела акварель Суворова. И папа часто рассказывал: « Суворов был такой чудак – он, как петух, кричал «Кикирики», перед началом битвы...»
Оригиналами были почти все потомки Суворова. Особенной эксцентричностью славилась Александрин - прабабушка Фелицитас. Приехав к мужу в Германию, она являлась на охоту в мужском одеянии, палила со скуки из длинноствольного револьвера прямо из окон замка, покуривала сигары, или, к ужасу прислуги, гоняла по ночам своими русскими борзыми гусей и цыплят по деревне. Сплетни местных кисейных барышень о её возмутительном, недостойном аристократки, поведении прабабку нисколько не волновали. Однако среди семейных преданий есть и менее весёлые. Например, потомки генералиссимуса убеждены в том, что слухи о проклятиях, посланных на пять поколений Суворова за его битву под Варшавой, - чистая правда. Как живется с таким наследием, что думает сегодня об этом сама Фелицитас?
- - Суворов для меня – демон и гений войны. Я одновременно испугана и очарована им... Это парадокс, или две стороны одной медали. Иногда я хочу убежать от предков, но они все время ловят меня...
Имеет ли для графини особое значение быть прямым потомком великого полководца?
- - Я думаю, что Бог дал мне задачу стать маленьким мостом между Россией и Германией, чтобы оба народа, быть может, лучше поняли себя.
Фелицитас по образованию историк, долгое время она работала в качестве свободной журналистки на радио и в газетах. В начале восьмидесятых она написала книгу под названием «Следы немецкой романтики в фильмах Андрея Тарковского». Это была первая в Европе книга о творчестве Тарковского, изданная еще при его жизни в 1981 году. Восемнадцатилетняя Мари привлекает открытостью, искренностью и эксцентричностью.
- - Я знаю, что Суворов был великий человек и что он мой прапрапрапрадедушка. Но не больше. С одной стороны я, конечно, горда этим, а с другой, мне действует на нервы, когда мама только об этом и говорит. Иногда я уже не могу ничего слышать о фамильной истории, но все же определенная гордость связывает меня с великим предком.
- Чем ты увлекаешься?
- - Меня интересуют иностранные языки. Я знаю английский, немецкий, латынь и хотела бы выучить испанский. Мама бы обрадовалась, если бы я выучила русский, но я и так слышу его каждый день. Мне кажется, что русский язык прекрасен, и русский шрифт мне нравится. Но, может быть потому, что у нас постоянно только и говорили о России: Россия, Россия, - мне и моему брату это поднадоело. Может быть это ревность... Кроме того, я очень люблю музыку, и сама играю на фортепиано. Мне нравится музыка Баха, Моцарта, Чайковского...
- Ты бы хотела побывать на родине предков, в России?
- - Мне бы очень хотелось посетить Санкт-Петербург. Может быть, это действительно в крови... Мои родители столько рассказывали об этом чудесном городе и показывали прекрасные фотографии.
- Какие у тебя планы после окончания гимназии?
- - Что я точно буду делать, я еще не знаю, но я думаю, что после гимназии я поеду на год в Испанию, чтобы выучить язык. А затем поступлю в университет. Скорее всего, я буду учиться в Англии в Оксфорде.
Два года назад вся семья переехала из Бонна в Берлин. После переезда у Мари были трудности в школе, она осталась на второй год, что, правда, в Германии случается довольно часто и называется не «остаться на второй год», как в России, а просто – «повторить класс». Отношения с учителями обострились, и Мари решила перейти в другую школу, чтобы получить новые перспективы и сдать выпускные экзамены хорошо.
- - Школа мне действует на нервы. В нашей школе скучно, но у меня еще два года впереди. Я поменяла школу, потому что я не лажу с учителями. Я думаю, что здесь в каком-то смысле играет роль мое имя. Кроме того, если честно, я ленива и после переезда в Берлин не слишком напрягалась. И на меня поспешили навесить ярлык «лентяйки». Пришлось поменять школу.
Младший брат Мари шестнадцатилетний Карл учится за границей. По словам сестры, он проявляет больший интерес к своему русскому наследию, в особенности к истории военных походов Суворова. В комнате Карла висят литографии полководцев. В комнате Мари, несмотря на ее недвусмысленные высказывания в адрес предков, мне удалось обнаружить чудесный плакат. На нем изображена скульптура прабабушки по линии Суворова - Хелене фон Ноститц в исполнении известного скульптора Родена. Прабабушка Мари была известной писательницей, музой и подругой Рильке.
- - Мне нравится Роден, и я горда тем, что он сотворил бюст моей прабабушки. Вся моя семья была в Мюнхене на его выставке. И, несмотря на то, что все эти истории с предками действуют мне на нервы, я была в восхищении. Мне нравится этот плакат. Раньше у меня висела картина одной только прабабушки. Сейчас в моей комнате на стене обе прабабушки - одна рядом с другой. Это мои предки... И даже если я говорю, что все эти истории с предками меня раздражают, все же меня с ними много связывает. Кроме того, прабабушка – это не так далеко, как Суворов. Я думаю, что я сейчас как раз на той стадии, когда меня действительно по-настоящему начинают интересовать мои предки, их жизнь и деяния.
Год «1979-й» - новый роман молодого немецкого писателя Кристиана Крахта
В издательстве «Кипенхойер унд Витч» вышла новая книга молодого немецкого автора Кристиана Крахта – «1979». Крахт родился в Швейцарии в 1966 году, воспитывался в престижном интернате в немецком городке Залем на Боденском озере, пишет для журналов «Шпигель», «Темпо» и газеты «Вельт ам Зонтаг», вращается в среде аристократов и преуспевающих снобов. С недавних пор Крахт знаком и русскому читателю. Московское издательство «Ад маргинем» выпустило его роман „Faserland„, вышедший на немецком языке в 1995 году.
«Фазерланд» сочетает реальные случаи из жизни самого Кристиана Крахта с вымыслом и представляет собой тотальный монолог, от которого читателю некуда деться. Повествование от первого лица, похожее то на дневниковые заметки, то на покаяние, то на язвительный «наезд», можно считать вообще главным отличительным признаком молодой немецкой «поп-литературы».
Крахт, кстати, на приставку «поп» реагирует аллергически. Примечательно, что российское издательство оставило название без перевода. «Фазерланд» - довольно труднопереводимое «слово-бумажник». Помните, стихотворение про Бармаглота, так озадачившее Алису в «Зазеркалье» непонятными «хливкими шорьками» и «мюмзиками пырявшимися по наве». Но, как объяснил тонкий филолог Шалтай-Болтай, – это слова-бумажники, «раскроешь, а там два отделения!». «Шорьки», как выяснилось, – «помесь хорька, ящерицы и штопора», а «нава» – трава, простирающаяся немножко направо, немножко налево и немножко назад. Раскрывая «слово-бумажник» «Фазерланд», обнаруживаешь отсылку к немецкому слову «фатерлянд», то есть «отечество», к жаргонному слову «фазерн», то есть «болтать попусту», а, кроме того «фазер» – это нечто волокнистое и мочалистое.
Праздношатающийся герой романа, имени которого мы так и не узнаём, путешествует по «отечеству-фазерланду» с фешенебельного курортного острова Сильт на юг через Гамбург, Франкфурт, Хайдельберг, Меерсбург и, наконец, достигает Швейцарии. По дороге, в отелях, барах, на вечеринках, в самолёте и в такси, анонимный декадент, искушённый во всех прелестях и нюансах современного общества потребления, спотыкается о вездесущую пошлость и идиотизм. По этому рельефу он и судит о родной стране и людях её населяющих, сравнивая своё путешествие с кругами ада в «Божественной комедии» Данте. Заносчиво и цинично герой поносит всех и вся, причём без тени типичной для немцев политкорректности.
Что ищет герой «Фазерланда» - не вполне ясно, наверное, того же, что и все – возможности быть понятым, человеческого тепла, защищённости, дружбы. Разумеется, что ничего не находит, и в финале меланхолично плавает по Цюрихскому озеру. По поводу литературного творчества Крахта и иже с ним критик и социолог Густав Зайбт написал следующее:
- «Эстетство поп-литераторов является продуктом воспитательного романа, который они изображают как процесс различения того, что хорошо, от того, что ещё лучше (утонченного выбора), как борьбу за исключительный стиль в море хаоса модных веяний и продуктов. Этот стиль поддаётся фиксации лишь на какой-то момент, поскольку должен отличаться от вкуса толпы. Но всё это указывает на типичного представителя немецкого среднего класса, все эти рассуждения глубоко мелкобуржуазны».
Новая книга Кристиана Крахта «1979» побудила Зайбта назвать автора «эстетическим фундаменталистом». В позиции и в тоне повествования автора «Фазерланда» почти ничего не изменилось. Его герой-денди, увлечённый собой, фирменными нарядами и продуктами, на этот раз дизайнер по профессии, отправляется в путешествие. Однако, повествовательный эксперимент Крахта состоится далеко от родного и нелюбимого «Фазерланда». Героя и лучшего друга героя Кристофера нелёгкая заносит в Иран, накануне тамошней исламской революции. В то время как оба пируют на, возможно, последней тусовке персидской знати, потребляя в больших количествах кокаин и алкоголь, на улицах Тегерана уже громыхают танки. Но героя больше интересуют интерьер виллы и шезлонги в стиле ампир, обитые полосатым шёлком ежевичного цвета.
На фоне разгорающегося восстания исламистов против шаха Резы Пехлеви и его прозападного режима, такая манера восприятия действительности выглядит очень гротескно.
Вскоре приятель - Кристофер – умирает от передозировки наркотиков в грязной больнице для простолюдинов, а лирический герой кое-как уносит ноги, спасаясь от бородатых революционеров. Дальше начинается чистая фантасмагория: герой знакомится со странным, сатанинского вида персонажем по имени Маврокордато. После прощального ужина тот направляет его в Тибет, в паломничество к горе, образующей центр мира. В Тибете на долю путешественника выпадают страшные испытания: рубашки от Пьера Кардена и туфли от Берлути рвутся, приходится нарядиться в войлок, а вместо дорогой косметики пользоваться козьим жиром. Просветлённый герой общается с отшельниками и купается в ледяной воде горного озера. Как раз в этот момент его арестовывают китайские солдаты.
Следующая ступень – исправительный лагерь: допросы, голод, дизентерия. Герой сухо отмечает, что «похудел именно до такой степени, как ему хотелось», а единственное, чем он по-настоящему недоволен в лагере, – это еда, от которой его постоянно пучит. Недостаток белка находчивые обитатели лагерного барака покрывают за счёт питательных личинок, которых разводят в собственных экскрементах, растирают в кашицу и тайком добавляют в баланду.
Таким образом, повествование в романе «1979» протекает по методу редукции. В начале - фешенебельные дворцы персидских вельмож, шампанское и кокаин, индивидуализм и эстетство. В середине – духовное просветление. В конце – «самокритика», лагерные спектакли из жизни «великого кормчего» и дискуссии о справедливом распределении месива из личинок. Очень странная книга.
Как заметил критик Густав Зайбт на страницах газеты «Зюддойче Цайтунг»:
- «Цепь испытаний заканчивается победой индивидуума и его аристократически возвышенного мировосприятия даже в реальном аду китайского лагеря. Но отличить эту победу от поражения практически невозможно».