14.08.2001 «Осторожно – будем стрелять!» / Рильке и его рыцари
Уже год спустя после начала сооружения стены – в 62-ом – неподалеку от знаменитого КПП Чек-пойнт Чарли в Берлине был основан Музей Стены, постоянная экспозиция которого рассказывает о самых скандальных побегах с Востока на Запад. Вчера в музее, который служит нынче одним из туристических аттракционов столицы, открылась выставка, посвящённая пограничным щитам, плакатам, табличкам и вывескам, собранным в музее за 28 лет существования стены.
Наш берлинский корреспондент Михаэль Шорнстхаймер побывал на вернисаже.
«Осторожно – будем стрелять»: сорокалетию строительства Берлинской стены посвящена выставка плакатов и указателей, некогда красовавшихся на германо-германской границеОбычные вывески и указатели предназначены для того, чтобы указывать дорогу, регулировать дорожное движение или для того, чтобы помочь гражданам отличить булочную от пивной. У пограничных щитов и указателей на германо-германской границе было иное предназначение: они должны были угрожать и запугивать.
- «Стоп», «Стоять!», «Внимание», «Проверка», «Проход закрыт»
таковы их скупые послания. Чёрные или красные буквы – агрессивно-остроугольные или угрожающе-готические, они уже своей эстетикой должны внушать страх и ощущение беспомощности перед лицом карающего перста некой «высшей власти».
- «Проверка паспортов», «контроль автотранспортных средств», «Приготовить документы для пограничного контроля!»
«Разделяй и властвуй» - ещё древние римляне практиковали этот принцип. Восточногерманские пограничники довели его «ad absurdum». Небольшая фотовыставка позволяет взглянуть на ведущие к границе улицы с высоты птичьего полёта. Каждая из них разделена на максимально возможное количество полос. Висящие здесь же таблички рассказывают о предназначении этих коридоров:
- «Только для автотранспорта граждан ФРГ», «Только для пешеходов», «Только для жителей Западного Берлина»,
и лишь на одном-единственном (на центральном контрольно-пропускном пункте Фридрихштрассе) – красовалась табличка
- «Коридор для граждан ГДР».
Этого было достаточно для ручейка тех, кто легально покидал страну развитого социализма.
Пограничные щиты и плакаты говорят суровым и неприветливым военизированным языком, – причём не только с восточногерманской стороны, но и со стороны западных союзников:
- «Стоп! Начало зоны прострела с советской зоны».
Или – перед французской казармой неподалёку от границы –
- «Закрытая зона! Фотографирование и сбор групп больше трёх человек запрещён!».
Восточногерманское руководство испытывало к «своей стене» почти сентиментальные чувства. Так, в экспозиции музея имеется письмо, в котором Хайнц Хоффман рапортует «товарищу Эриху Хонекеру» о «лучшем в мире системе охраны границы».
Чудовищный абсурд, а порою - и трагикомичность ситуации передают и пограничные вывески. Так, в начале 60-года на углу пограничных улиц Харцерштрассе и Буше-штрассе красовался плакат:
- «Внимание! Оба тротуара и проезжая полоса принадлежат к советской зоне. Дома и палисадники на западной стороне улицы относятся к западному сектору».
На знаменитой Бернауэрштрассе ситуация была обратной: дома стояли на краю советской зоны. Улица перед ними была уже на Западной стороне. Сперва – пока порядки были ещё относительно лояльными –жители домов на Бернауэрштрассе каждый раз переходили границу через ближайший КПП, чтобы попасть в свои «восточные» дома с «западного» входа. Однако уже 15 августа 61 года – на второй день после начала строительства стены – все «западные» подъезды и окна на «западную» сторону на первых этажах были замурованы. Жильцам было предложено пользоваться чёрным ходом на противоположной, восточной стороне дома. Меньше всего повезло тем, кто жил на первых этажах: их в пожарном порядке выселили из ставших непригодными квартир.
Регина Хильдебрант, сегодня - одна из видных деятельниц Социал-демократической партии, ребёнком пережила выселение из одной из таких квартир. На открытии выставки в Музее Стены она поделилась воспоминаниями детства:
- - Семья моих родителей была спешно переселена в одну из пустовавших квартир, освободившуюся на втором этаже двумя домами дальше. Оттуда жильцы спешно переселились на Запад. Разумеется, нашего согласия никто не спрашивал – просто пришли военные и начали выносить нашу мебель. Но мой отец был пианистом, и в квартире имелся большой рояль, который, разумеется, никак не пролезал в узкие двери чёрного хода. В своё время он был внесён через замурованный теперь парадный подъезд! Так что пришлось оставить рояль в квартире...
- Но представьте, как нам повезло: в квартире, в которую нас переселили, тоже был рояль! И там жильцы не сумели вытащить его через чёрный ход, а парадный подъезд тоже был замурован! Да, такая вот была жизнь...
Как говорится, «всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно».
Рильке и его рыцари: профессор математики Владимир Авербух уже не первое десятилетие переводит считающегося непереводимым гения немецкой поэзии Райнер Мария Рильке - один из самых загадочных поэтов двадцатого века. Его называют сумасшедшим, святым и, конечно, – гением. Говорят, что он был так занят беседой с ангелами, что не заметил наступления двадцатого века. Что он изобрёл заново немецкий язык, нежной рукой перетряхнул всю западную поэтическую традицию. Другие – что он был последним певцом аристократических салонов, запоздалым гонцом века романтики. Для кого-то он – сирота русского серебряного века, волею судьбы заброшенный в иное языковое пространство.
Внешняя канва жизни Рильке говорит о нём, как и о всяком истинном гении, довольно мало. Он родился в 1875 году в Праге, всю жизнь размышлял, путешествовал, наблюдал за жизнью природы и собственной духовной жизнью, и результаты своих раздумий отражал в стихах. Любил Россию, очень не поверхностно. Бывал в России. Был знаком с Толстым, с Лу Саломе – той самой Саломеей, в которую был влюблён и Ницше. Последние годы провёл в уединении в Швейцарии, где и умер от лейкемии в возрасте 51 года. Оставил несколько сборников стихотворений – среди них «Книга образов», «Сонеты к Орфею», «Жизнь Марии», «Реквием», «Новые стихотворения». Стремился к идеальному синтезу сокровенного, глубинной духовной жизни и словесной, звуковой формы. Вообще звук, звуковой образ играет у Рильке особую роль.
Имя Рильке в России знают многие, с его творчеством – не считая, может быть двух-трёх самых знаменитых стихотворений – знаком уже значительно более узкий круг. Истинных ценителей поэзии Рильке – единицы. И это почти исключительно те, кто в совершенстве владеет немецким языком и может прочитать и оценить Рильке в оригинале. Может быть, именно поэтому имя Рильке в прежние времена было овеяно лёгкой дымкой запретности – хотя официально никто никогда не запрещал. Рильке трудно переводим. Каждое слово у него не случайно, глубокий смысл сплавлен со звуковой формой. Его стихи – вызов для переводчика. Возможно, именно поэтому, переводя Рильке, крупные поэты, скажем, Борис Пастернак, писал скорее поэтические ответ Рильке. Это Пастернак, а не Рильке.
Переводили Рильке - и профессиональные, и очень хорошие переводчики – те же Карельский, Болдырев, Топоров. Но и у них за некоторыми удачными строчками лишь порою брезжит слово-музыка Рильке. Наверное, этот поэт не допускает ремесленного к себе отношения – а переводческая работа, в общем-то, ремесленное занятие.
Нет, я не собираюсь провозглашать пришествие некоего нового мессии, который наконец-то осветит российскую словесность светом истинного Рильке. Но всё же Владимир Авербух – особый переводчик. Он – профессор математики Силезского университета. Переводит Рильке уже более двух десятилетий. Каждое стихотворение вынашивает месяцами, а порою – годами. Работает над каждым словом, каждой деталью с математической тщательностью.
Но, пожалуй, главное в его переводах – это бесконечное преклонение перед Рильке. Как точно сказал об Авербухе один из рецензентов, он «любит переводимого им поэта больше чем себя, он относится к переводимому поэту с той степенью уважения, которая почти не оставляет места для переводческих экзерсисов». Это переводчик, который действительно хочет не самоутвердиться за счёт поэта, а показать в одеждах русского слова подлинного Рильке.
ОПЫТ СМЕРТИ
Мы ничего не знаем про уход:
его не делят. Неоправдан пыл
любви, восторга, иль наоборот
к смерти, которую от нас сокрыл
Трагического вопля маскарад
Мир полон масок. Все рядятся в лица.
Овациям мы рады, так рядится
и смерть. Ей, впрочем, браво! Не кричат.
Но твой уход-... Сквозь дверь, откуда ты не
вернёшься, к нам прорвался и исчез
действительности веер-луч: синь - сини,
свет – солнца, зелень – зелени, лес – лес.
Опять – лишь сцена. Роли, память клича,
читаем в зал, вставляем между фраз
жест; но твоё далекое наличье,
изъятое из нашей пьесы, нас
как знаньем той действительности разом
зальёт порой, накроет, словно лава,
и час-другой мы жизнь свою с экстазом
играем, не печась о криках браво!
Владимир Авербух:
- - Первичным является звук, когда он выбирает слова, чтобы сказать что-то, что стоит у него за всем этим, он выбирает из множества слов те, которые рифмуются внутри стиха, необязательно с наружными рифмами, и делает это очень часто в ущерб прямому, непосредственному смыслу, рассчитывая, что читатель разберется, домыслит, поймет. Но я начал переводить Рильке вовсе не с целью изобрести что-то новое. Я стремился совершенно к абсолютной точности. То есть там, где у Рильке есть рифма конца данной строки с началом предыдущей, у меня она тоже есть. Где у Рильке есть рифма внутренних слов во второй и четвертой строчках, у меня это тоже есть. Есть мой перевод знаменитой «Пантеры» Рильке – один из 39 или 40. Но должен заметить, что я единственный из всех перевожу пантеру как леопарда, поскольку у Рильке там стоит мужской род – Der Panter.
ЛЕОПАРД
Он так от них устал: рябою мутью
забил глаза, мелькая, прутьев лес.
Как будто стали мира сутью прутья,
их тысячи, а мир вокруг исчез.
Крутящийся по крохотному кругу
упругий шаг певуче мощных лап –
как ритуальный танец от недуга
вокруг дождя, который вдруг ослаб.
Лишь изредка беззвучно дрогнет штора
зрачка - . И образ мышью внутрь юркнет,
в затишье грозном крови без затора
пройдет до сердца и умрет.
- - Мне очень нравятся некоторые отдельные переводы. Но, в целом, особенно у тех переводчиков, которые публиковали сплошные сборники переводов, - Рильке нет. Потому что у Рильке важен звук и смысл. Звук в большинстве случаев обеднен чрезвычайно. Все внутренние звуковые приемы, которых у Рильке необычайно много – повтор согласных, повтор гласных – длинные цепочки одинаковых ударных и безударных гласных – все это у них выпало, а что касается смысла, идет тривиализация текста – полное обеднение смысла.
Когда у меня есть свободное время, я учу наизусть очередное стихотворение. Когда стихотворение уже в голове, нужно некоторое время походить с ним и помедитировать. Смысл обычно сразу не открывается, но потом наступает момент, когда он ясен. Тогда можно начинать переводить. Перевожу обычно в лесу, это суббота или воскресенье, целый день в лесу, целый день размышления над этим. Начинаю всегда, этот метод уже опробованный с конца, с последней строки и иду к началу. После этого происходит нечто вроде молнии. Как известно молния вначале поднимается с земли в небо, создавая трассёр, а потом, по этому трассёру уже обрушивается основной разряд вниз, на землю. После этого начинается доработка, которая иногда бывает месяц.
ПОЭТ
Улетаешь, час. Грудь мою ты
люто ранишь махом крыла.
Один: ну что я и как спою-то?
на что мне свет? На что мне мгла?
Возлюбленной нет, дома нет у меня,
места нет на земле – кочую.
Вещи, которым себя даю я,
богатеют. И таю я.
- - Удивительно то, что работа по переводу сродни математической, потому что у Рильке своеобразный способ мышления – он не только чувствует, но и мыслит, причем мыслит всегда очень точно и логические схемы выстраивает совершенно безупречно. Но, в своих логических построениях он пропускает очевидные для него места, и читателю приходится их восстанавливать. Это восстановление далеко не тривиально. Когда открываешь смысл его мысли, тогда окрашивается заново и звук – совершенно, феноменально красивый у Рильке. Ну, как сказал один математик - Лоэв: «Математика – это одна из разновидностей поэзии».
К сожалению, переводы Владимира Авербуха – несмотря на самые положительные отклики специалистов - пока публиковались лишь в периодических изданиях и в небольших брошюрах - за счёт автора. Будем надеяться, что ситуация изменится в ближайшее время. Это заслуживают и Владимир Авербух – и Райнер Мария Рильке.