11.10.2001 Остарбайтеры из Украины гостили в Кельне

Немецкий фонд «Память. Ответственность. Будущее» начал выплату компенсаций бывшим принудительным рабочим времен национал-социализма в Польше, Украине, России. Однако бывших остарбайтеров поддерживает не только германское правительство и Фонд немецкой экономики, но и городские власти, и частные фонды. Магистрат города Кельна пригласил недавно шестнадцать бывших остарбайтеров из Украины. Их сопровождала моя коллега Елена Грищук.

- Она нам написала: „Мы предлагаем вам посетить город, в котором вы были во время войны, - город Кёльн“. Это было днём, так я целую ночь не могла спать. Что мне делать? Мне нужно сообщить фрау Адамски в город Кёльн, где мы работали три с половиной года, согласна ли я посетить этот город. Я должна сообщить фрау Адамски. Позвонила и сказала: большое вам спасибо за ваше беспокойство, за то, что я, спустя столько лет моей жизни могу посетить этот город.

Для 76-летней Екатерины Бойцовой и ещё пятнадцати её ровесниц и ровесников из Украины сентябрь этого года был отмечен возвращением в город, в который каждого из них в 42-43 годах насильно вывезли на принудительные работы, в город, с которым связаны пусть и очень нелегкие, но все-таки молодые годы.

Через 56 лет после окончания войны эти люди вновь оказались в Германии по приглашению бургомистра города Кельна.

Саму поездку организовал Кёльнский Центр документации преступлений национал-социализма, а руководит этим проектом Эльжбетта Адамски. В отличие от программ для бывших остарбайтеров, которые организовываются и в других городах Германии, этот Центр проводит научные изыскания и исследовательскую работу.

Сотрудники центра записывают воспоминания остарбайтеров и пытаются вместе с ними отыскать в современном Кельне те места, где они находились на принудительных работах во времена нацизма. Случается, что в Кёльне через столько десятилетий судьба вновь сводит вместе земляков. Вот и в этот раз совершенно случайно в один гостиничный номер поселили Степана Кныша и Дмитрия Тодорова. Дмитрий Тодоров рассказывает:

- Ну, легли спать. Он встал ночью, пошёл в баню – искупался в два часа ночи. Разбудил меня и говорит, мол, слушай, ты мне вчера рассказал, а я вот всю ночь не сплю – расскажи-ка мне ещё. Он говорит: слушай, ты болгарин? Говорю: да. Так слушай, это ж ты, наверное, был? Ну, ты кого помнишь там? Я начал ему рассказывать обо всех: там был Франек, Вацек – поляков там было четыре человека. Он: а Клара была на кухне. Я: да-да. Всё совпадает, как оно там было... И мы с ним встретились через 58 лет, со Степаном Степановичем. Мне не верится, понимаете, что через столько лет я встретился в Кёльне, где мы были ...

С 1989 года несколько сотен так называемых бывших „остарбайтеров„ из Украины, России, Польши и других стран Центрально-Восточной Европы побывали в Кёльне. На этот раз в группе был и Лео Царук. Правда, он не то, что не говорил, но даже не понимал ни по-украински, ни по-русски. Судьба Лео, выросшего под Уманью и попавшего в 1942 году шестнадцати лет в Кёльн, сложилась иначе, чем у других:

- Тогда я остался до конца войны, то есть три года я работал в порту. А потом я должен был возвращаться домой, в Украину или Россию, но я познакомился с моей будущей женой-немкой и поэтому желание ехать назад у меня пропало. И я остался здесь, в Кёльне. С 1945 года я уже совсем не говорил по-украински. А, может, по-русски? Мне приходилось общаться с женой и рабочими. Мой родной язык я забыл... 58 лет у меня не было никаких контактов с русскими или украинцами.

И неужели Лео не пытался найти никого из родных, вероятно спросят слушатели. Лео говорит, что не мог этого сделать:

- В то время не было возможности связаться. Я писал письма, но ответ мне не пришёл. Вероятно, мои письма из-за коммунизма в России не доходили даже до моих родных. Когда в 1942 меня увозили, дома оставались родители и трое братьев и сестёр. Несколько писем от них я получил ещё во время войны, но потом контакт оборвался. Я уже несколько лет хочу поехать в Украину, в мою деревню, но я же никого там не знаю! Я даже не знаю, жив ли кто из моих. Но вот я увидел земляков... На следующий год я обязательно съезжу на родину.

Центр документации истории национал-социализма расположен в бывшем здании кёльнского гестапо, так называемом „ЭЛ-ДЕ-Хаусе„. В начале восьмидесятых группа молодых людей обнаружила в подвалах этого здания надписи на стенах, оставленные заключёнными гестапо. Поскольку в „ЭЛ-ДЕ-Хаусе„ находились городские учреждения, ребята привлекли внимание к зданию и его истории статьёй в газете. Именно вследствие гражданской инициативы магистрат Кёльна решил воссоздать облик тюрьмы гестапо, расположить в здании музей и научный центр документации. Сотрудники Центра ведут поиск бывших принудительных работников, заключённых концлагерей и пленных. В базе данных Центра - около 12 тысяч имён. Среди них и те, кто долгие месяцы провёл в застенках того самого „ЭЛ-ДЕ-Хауса„... Степан Кныш рассказал.

- На еврейском кладбище возле Боклемюнда похоронены моих двое земляков – старик Овчинник Денис Петрович и Гороза Вера Григорьевна. Я занялся целью, посетить их могилы. Мой куратор Ноберт по компьютеру вычислил место их захоронения на кладбище ... Мы ездили туда с моим товарищем по комнате ... и нашли эти могилы – встретились с тогдашними земляками и положили по цветку на могилу.

Каждый из стариков ехал из Украины в Кёльн со своей историей и своей целью. Как я уже говорила, одна из задач Центра документации - найти с приглашёнными те места, где они работали. Дмитрий Тодоров с 1942 года работал в нескольких местах. Для остарбайтера Тодорова война закончилась на крестьянском дворе в предместье Кёльна Хольвайде:

- Это было в 1942 году, 30 мая. Попал в Дюссельдорф и на фабрике работал, потом я сбежал оттуда и попал к одному хозяину. Но в связи с тем, что всё время возил коровью мочу и спал прямо в сарае, где коровы, три или четыре месяца побыл там и сбежал. Попал в порт. А из порта попал уже сюда, в Хольвайде. Вот такая была судьба.

Кроме названия Хольвайде и того, что у хозяина было двое сыновей - Йозеф и Хайнц, Дмитрий Тодоров ничего больше не помнил. С тем и поехали в Хольвайде. Деревня разрослась в небольшой городок, из крестьянских дворов остался всего один. На нём и работал мужчина, который во время войны был, как он сказал, пацаном. Йозеф и Хайнц? Были такие, жили у автобана на Франкфурт, за мостом. Дмитрий Тодоров с куратором из Центра и переводчиком направился туда. На том месте новые дома и лишь один, будто, стоит ещё с тех времён. Дмитрий Тодоров выкурил несколько сигарет и вдруг сказал, что этот старый дом стоял напротив их двора, а была в нём - прачечная:

- Я стою растерянный – думаю, что же такое? Потом вспомнил про эту прачечную, что у них был трёхколёсный автомобиль, что гнали мы самогон. И тогда я немного сосредоточился. Вот так получилось.

Расспрашивая далее соседей о том, был ли тут крестьянский двор, Дмитрий Тороров и его немецкие опекуны разыскали женщину, родители которой держали ту самую прачечную. Слово за слово и вот выяснилось, что один из сыновей тогдашнего хозяина, у которого работал Тодоров, так и живёт в этом местечке где-то рядом, но вот где именно - никто не знал. В телефонной книге его имени не было, поэтому просто стали разъезжать по округе и читать таблички с фамилиями жильцов. Нашли совпадающую фамилию, но дома никого не оказалось. Оставили записку. Через два дня Дмитрий Тодоров и Йозеф Шиффер встретились. Кстати сказать, что у отца Йозефа работал не только Дмитрий Тодоров, но и ещё одна украинка, поляки и пленные французы:

- Гари? Точно, того француза звали Гари! И, в конце концов, поляк взял в жены эту украинку, а француз забрал ту полячку. Мы с другим французом остались холостяки.

Работу у хозяина Шиффера бывший остарбайтер Дмитрий Тодоров вспоминает добрыми словами. Кормили хорошо, ночевали работники в постелях на втором этаже в доме, во время бомбёжек все могли прятаться в бункере. Полячка даже родила ребенка, и хозяева её не выдали. Всё это было строжайше запрещено нацистскими законами. Может, Дмитрию Тодорову действительно тогда повезло? Сотрудники Центра при проведении интервью и выездов таких однозначных выводов, однако, не делают. Говорит Манфред Этшайд:

- Это действительно очень сложно. Я вижу, что люди просят прощения за то, что у них есть воспоминания. Я и сегодня наблюдал это. Женщина из Украины извинялась за то, что рассказывала, по её мнению, нехорошие вещи о тех людях, у которых она принудительно работала во время войны. То есть она преуменьшает серьёзность того, что ей пришлось в своё время пережить из опасения сделать что-то неприятное своему собеседнику. Поэтому у нас и возникает вопрос, а не подавляют ли в себе эти люди воспоминания? Именно в этом и заключается трудность. Поэтому мы и не знаем, соответствуют ли действительности их воспоминания? Они сомневаются, „правильны„ ли их воспоминания. Они сомневаются в том, нужные ли слова они подбирают для изложения своих воспоминаний и понимает ли их слова собеседник. Они не знают, правильно ли переводит их фразы переводчик? Вот с такими проблемами столкнулся я, когда проводил интервью с бывшими остарбайтерами.

Манфред - внештатный сотрудник Центра. Вообще-то он учитель, и поэтому пригласил группу бывших остарбайтеров из Украины на встречу с немецкими школьниками. Среди пришедших на встречу учеников была и Лена, этническая немка, несколько лет назад переехавшая в Германию из России:

- Лично мне хотелось узнать, что произошло когда-то. И мне очень хотелось увидеть тех людей, которые здесь раньше работали для Германии. Что они испытали? У меня дедушка был здесь в войну – ему было шесть лет. Вот и мне просто захотелось прийти и посмотреть.

Кроме работы по документированию воспоминаний магистрат города Кёльна помог пожилым украинцам посетить нужных врачей, приобрести палочки, ортопедическую обувь, очки. С очками, к слову сказать, связана история, которая развеселила многих. Один из гостей день на третий пожаловался, что по прибытии в Германию у него испортилось зрение и для убедительности покрутил перед собеседниками ставшими бесполезными очками. Тут вдруг осенило его соседа по комнате: „Да ты же уже третий день носишь мои очки!„. Очки у обоих оказались похожими как две капли воды, а вот диоптрии - разными.

Неделя в Кёльне завершилась для украинской группы бывших остарбайтеров небольшим праздничным вечером. Посреди веселья и застолья поднялась семидесятипятилетняя Валентина Осадчук и прочла своё стихотворение:

«Лесом, поляной, дорогой прямой
Парень идёт на побывку домой.
Ранило парня – да то не беда!
Сердце младое и кровь молода.
Скоро он будет в отцовском дому –
Выйдут родные на встречу ему,
Будет любимая ждать у ворот.
Та, о которой он песню поёт:
„Крутится-вертится шар голубой,
Крутится-вертится над головой,
Крутится-вертится – хочет упасть,
Кавалер барышню хочет украсть„.
Парень подходит... Нигде! Никого!
Горькое горе встречает его:
Чёрные трубы над снегом торчат,
Чёрные птицы над ними кричат.
Горькое горе – жестокий удел.
Только скворечник один уцелел,
Только висит над колодцем бадья ...
Где же деревня родная моя?
Где эта улица? Где этот дом?
Где эта девушка, вся в голубом?
Вышла на встречу родимая мать –
Чем же, сыночек, тебя принимать?
Где же, сыночек, тебя принимать?
Чем же тебя накормить-напоить?
Где же постель для тебя постелить?
Фашисты разграбили, хату сожгли,
Валю, невесту, с собой увели.
В тёмной землянке потух огонёк,
Парень тихонько на землю прилёг.
Зимняя ночь холодна и темна –
Надо бы спать, но теперь не до сна»...