06.03.2001 Подневольные рабочие и советские военнопленные в Германии (1)

Здравствуйте, в эфире «Бывшее и несбывшееся», у микрофона Гасан Гусейнов.

В чужом пиру похмелье, так можно было бы назвать нашу сегодняшнюю передачу. У Булата Окуджавы есть повесть под названием "Свидание с Бонапартом". Эта вещь написана от лица обрусевшего немца, внезапно осознавшего, что поход Наполеона на Восток был предпринят с единственной целью - настичь и убить этого несчастного маленького человека. Разумеется, с точки зрения большой истории, безлюдной истории великих свершений, бесчеловечной истории военных походов, что - одна судьба? Что - один человек? Но сгорело злое царство Гитлера, истлело злое царство Сталина. Остались счастливчики-одиночки с искалеченными великими свершениями судьбами.

Помимо настоящих пленников и узников концлагерей, о которых мы говорили в прошлых передачах цикла, были десятки, сотни тысяч таких, кто попал в плен без плена. С двумя невольниками – заложниками своего рода и свидетелями чужого позора – вы познакомитесь в сегодняшней передаче.

Когда национал-социалистическая Германия была на вершине могущества, под стволами Гитлера лежали земли от Сены до Оки, счёт жертв уже пошёл на миллионы, великий вождь и учитель всех народов Евразии товарищ Сталин вспомнил, что среди подданных его империи - сотни тысяч немцев. Тысячи из них сражались на фронтах в Красной армии. Но и они, и гражданские лица в тылу - включая женщин и детей, стали заключёнными, военнопленными.

48 году тяжело заболела моя мать, она была тогда в трудармии под Свердловском. Вы понимаете, что такое трудармия?
Ну, и я решил поехать к матери. Меня не пускали, но я плюнул на всё и поехал, а когда приехал в Свердловск, меня милиция задержала - паспорт, говорят, покажи. А у меня паспорта-то не было. И дали мне 20 лет лагеря и послали в Воркуту.

Это вспоминает Константин Мейер, немец Поволжья, ставший вместе со своим, одним из навеки сплочённых народов-братьев Советского Союза, советским заключенным.

Это время оказалось необыкновенно удобным для доведения до конца сталинского замысла – вывести на территории бывшей Российской империи возможно более однородную породу людей. Внешне всё выглядело довольно просто и объяснялось обстоятельствами военного времени. Красноармейцы всех национальностей тысячами сдавались в плен: как обезопасить себя от пятой колонны? А в тылу необходима была надёжная рабочая сила: как обеспечить новые заводы трудоспособными кадрами? Такая, грубо говоря, схема убийства двух зайцев одним выстрелом получалась.

Благодаря введению в СССР ещё в 30-е годы паспортной системы, которая регистрировала так называемую национальность человека, было очень легко выдернуть компактно проживавшие на территории СССР народы и направить их по новому назначению. Немцы в республике немцев Поволжья имели репутацию трудяг, из них и создали трудармию - концентрационные лагеря. Рвение в труде усиливали политической мотивировкой. Видя, как даже русские и украинцы десятками тысяч сдаются в германский плен, трус Сталин назначил всех своих сограждан немецкого происхождения потенциальной пятой колонной. В том же духе, хотя и очень ненадолго, поступили, надо сказать, и будущие союзники СССР - американцы - со своими согражданами японского происхождения после начала войны с Японией.

Но вернемся к разговору с жителем Калининграда, российским немцем Константином Мейером. Итак, Константин Мейер проработал восемь лет на воркутинских шахтах, а в 1956 году вышло ему послабление, и его перевели в тюрьму в город Вильнюс, где он отсидел еще три года.

Меня выпустили на Рождество 1959 года и послали в Казахстан, где я и жил до 1996 года. Вот. А в 96-ом я уехал оттуда в Калининград. Впервые в жизни ехал сам, а то всё под конвоем приходилось ездить.

Друзей в Калининграде у Константина Мейера нет, нет и контакта с другими российскими немцами. Он прибился к евангелической общине. Жена умерла в прошлом году, детей нет.

Здесь я работаю. За всё платить надо, за квартиру и вообще. Но больше, говорят, нельзя. Старый, говорят. Пастор тоже говорит - старый, мол. Пора, говорит, на покой. Пока платили 1100 рублей, а пенсия у меня 470 рублей. Но этого мало, потому что я тут квартиру снимаю за 300 рублей, так что не совсем понятно, как жить дальше.

Тут есть и ещё загвоздка. В одной из прошлых передач мы рассказывали о красноармейце Давиде Менделевиче, который попал в плен к немцам и вынужден был поменять имя, назвавшись Димкой Минкиным. Константину Мейеру, русскому немцу и клиенту товарища Сталина, изменить имя и национальность было не под силу, но при аресте в 1948 году ему пришлось, как было принято говорить, в добровольно-принудительном порядке, изменить свой возраст.

Когда они меня арестовали, сказали, у тебя возраст такой, что тебя сейчас посадят, а если скажешь, что ты с 30-го года, может, не посадят. Ну, я-то с 21, а тут сказал - с 30-го, но всё равно посадили.

Здесь сталкиваемся с одним из самых трудных для нормального человека вопросов: зачем и почему. Восьмидесятилетнему старцу, в чьих бумагах записано, что ему только 70 лет, приходится, как мальчику объясняться и оправдываться перед каким-нибудь чиновником - российским или немецким.

На допросе у корреспондента Константин Мейер оправдывается: ну не мог он подавать документов на выезд из СССР, он, многолетний сиделец:

Ich hatte keinen richtigen Ausweis
У меня ведь документа правильного не было.
Это уже 90-е годы, годы свободы.

Помните, какой вопрос задал бдительный офицер СМЕРШа герою нашей прошлой передачи - Давиду Менделевичу - в советском фильтрационном лагере в 1945 году:

Давид Менделевич:

Ах ты, жидовская морда, как ты остался жив?

Звучит как строка из песни Галича, но это не строка из песни, а трещина на биографии.

Вернемся, однако, к обманщику Мейеру, списавшему в 1948 году десять лет. Немцы - теперь уже я имею в виду местных, германских чиновников, они, известное дело, любят порядок. Врубиться, въехать в хитросплетения старосоветской жизни они не могут. Или только делают вид, что не могут? Сам не знаю. Некоторые всё очень хорошо понимают. Особенно люди духовного звания. Пастор калининградской евангелической церкви Эрхард Вольфрам говорит о русских немцах, добравшихся, или, может, правильней сказать, доползших до Калининграда:

За плечами у этих людей трудный путь. Многие из них были сначала депортированы из республики немцев Поволжья в Сибирь и Казахстан, кого-то занесло в Киргизию, кого-то в Азербайджан, Молдавию и другие республики. Понятное дело, большинство хотело бы уехать дальше в Германию. Но дело-то в том, что большинство уже по-немецки е говорит, разве что кто-то на диалекте немного, а так родной язык этих людей - русский.

Что касается Константина Мейера, то для него язык - не помеха. До сих пор всё упиралось в бумаги.

Константин Мейер:

Раньше я хотел уехать в Германию, я писал, не знаю, говорят, сейчас нужно ждать 5-6 лет. Раньше я не мог поехать, потому что бумаги были не в порядке.

Без бумажки ты букашка, а с бумажкой - человек.

Константин Мейер (без перевода):

Frueher konnte ich nicht fahren: ich hatte keinen richtigen Ausweis.

Через несколько дней после встречи с корреспондентом "Немецкой волны" Константину Мейеру пришло письмо из Германии. Оказалось, его разыскали сёстры, давно уже перебравшиеся в Германию. Может быть, у этой истории ещё будет хороший конец?

Часть вторая. А теперь я хочу рассказать Вам о судьбе человека, с которым так называемое время, а на самом-то деле, конечно, – вполне конкретные люди, действовавшие в неких исторических обстоятельствах, обошлись самым оскорбительным образом. Человек этот – тоже русский немец, когда-то немец поволжский, а потом – сибирский. Фамилия его – Фукс, через несколько месяцев ему стукнет 90 лет, и живёт он в Красноярске. Один из наших красноярских слушателей прислал в редакцию «Немецкой волны» фрагмент автобиографии Виктора Генриховича, снятый с сайта красноярского отделения научно-просветительского общества «Мемориал», а уже красноярские мемориальцы помогли установить старую добрую телефонную связь с автором. Но прескверное качество этой связи принуждает нас, так сказать, переозвучить разговор с Виктором Генриховичем Фуксом. На нашей страничке в интернете Вы можете найти полный текст этого рассказа Виктора Фукса. Если у Вас нет доступа к интернету, мы можем выслать Вам текст передачи.

Виктор Фукс:

Я вообще-то стремился с самого детства попасть в авиацию. Еще мальчишкой. И в результате сумел попасть. В армии был с 1929 по 1938 год. В 1938 году меня как немца забрали в камеру пыток, именно как немца, и допрашивали, чтобы я сознался, что я немецкий шпион. А я, кстати, был коммунистом в то время. И как коммуниста и как немца меня и посадили. У меня мать русская, а отец немец были. Но я не дал на себя показаний, и меня выпустили. Потом я долго хлопотал, чтоб меня восстановили в армии. И как раз тут подготовка шла к войне с Германией, и в 40-м году меня восстановили в армии.

На фронте Фукс командовал эскадрильей истребителей.

Я разбрасывал листовки над вражеской территорией, мне поручали очень ответственные дела. Я даже в душе удивлялся, что мне, которому раньше не доверяли вообще, а тут - командир полка смело выпускал меня одного вылетать на разведку на территорию, занятую немецкими войсками.

Ну, а потом поступил приказ всех немцев снять с фронта и отправить в тыл. В начале 1942 года Фукса мобилизуют в Челябинск, отправляют в большой, может быть, самый большой концлагерь НКВД для немцев и представителей других репрессированных национальностей. Из 60-ти тысяч советских граждан немецкого происхождения большинство составляли снятые с фронтов армейские люди, но очень много и гражданских. Позднее стали прибывать молодые немцы, подростки.

Вслед за нами, туда стали собираться или направляться пленные немцы, т.е. германские немцы, и румынские пленные. Челябметаллургстрой назывался. Строили металлургический завод, который и сейчас существует. Ну, военнопленные-то немцы из Германии, они жили в лучших условиях, чем мы, мы гораздо хуже. От нас ежедневно из каждого лагеря - из тех 15-ти, что были на территории Челябметаллургстроя, - умирало по 10, по 8, по 15 человек. Каждый день! И зимой складывали в общую кучу, потому что трудно было рыть ямы для захоронения, и в общей куче складывали, а потом уже весной закапывали. Только когда кончилась война, начали отпускать постепенно, вышло постановление за подписью Калинина о том, что все переводятся на положение ссыльных навечно. Так было написано, ссыльные навечно. Ходили каждый месяц на отметку. У меня жена русская была, и мать была на учёте, и жена была на учёте в комендатуре. Ходили отмечаться каждый месяц.
Во-первых, там были и чеченцы, были финны, много сосланных туда финнов. Латыши были, литовцы были, вот, но в основном, больше всего, примерно 80% были в этом лагере немцы. Немцы, которые были мобилизованы из деревень, они между собой больше говорили на немецком. Между собой только, но не сильно громко, а так, между собой. А так запрещалось там разговаривать по-немецки. Вы, говорили, здесь опять готовите восстание, прочее. Всякую чепуху мололи эти охранник и начальство. Ну, там разговаривали русские в основном все по-русски, и всякие команды, конечно, всё по-русски.

Как и в авиации, в бондарной бригаде Виктора Фукса на Челябметаллургстрое было 12 подчинённых.

Впереди я иду, сзади идет моя бригада 12 человек, а еще дальше сзади идет музыкант на гармошке играет немец тоже, чтобы весело было нам. Мы с голоду подыхали, а нам, значит, чтобы весело было.

После освобождения многие остались в Челябинске, потому что просто сил не было на перемещение. А Виктор Фукс подался к родителям, которые были еще прежде сосланы в Канск. Русским членам семьи по особой милости еще в 1954 году разрешили не ходить больше в комендатуру на отметку.

Фукс:

Да, а с немцами пленными, которые там, сначала хорошо обращались. Но потом так получилось, что ослабление режима совпало у них с голодухой. Эти немцы стали ходить по баракам. И вот немцы соберут чурки, а их плохо уже кормили тогда, соберут и приходят и говорят:
"Кому троф, кому троф". И вот я выходил, мы с ними разговаривали, и они говорили, что листовки читали, ну, которые я сбрасывал на них, когда лётчиком был. Общались на немецком, конечно. Я так сильно не знаю, но, поскольку я жил в немреспублике, я вообще там только по-немецки говорил.

Виктор Фукс до сих пор не безгневно вспоминает о том, как исключали его из армии и из партии, как потом восстановили, и уже на основании партийной дисциплины не давали распорядиться своей жизнью по собственному усмотрению.

Фукс:

Я тогда плюнул на партийное всё это дело и уехал на Запад, в Западную Украину. Там прожил 12 лет, но там жена не могла вытерпеть сырую погоду, там дожди часто бывают, и мы вернулись в Красноярск. В Красноярске я впоследствии перешел на пенсию, засчитали мне годы лагеря и ссылки в рабочий стаж – год за два.
Утешение, прямо скажем, среднее. Участвовал в организации немецкого общества "Возрождение". Я был первым председателем краевого общества "Возрождение" в течение 6 лет.

Самое занятное, о чем Виктор Фукс говорит неохотно, началось в последние годы.

Видите ли, я заболел как-то, и ко мне пришли немцы в больницу и сказали: давайте поедем в Германию. А я в Германии бывал, с группой общества. Я думал: ну как я уеду, а остальные родственники мои не знают немецкого языка, они не хотят, и поэтому я просто решил, что выезжать не стоит. Ну и потом, судя по переписке. Там получилось как. Ко мне пришел один и сказал: "Поскольку Вы болеете, мы оформим всё, и Вы поедете". Я говорю: "Да нет, Вы не старайтесь. Я не поеду". Но члены совета нашего все-таки это оформили. Человек поехал в Германию и оставил там мои документы. Я и намерения не имел, а в конце концов начали оттуда запросы делать. Мне. Значит, кем вы работали? А почему вы были восстановлены? А как это так получилось, что вы были репрессированы, а потом опять выпущены?...
По двадцать вопросов, несколько раз. Вот, Вы работали в концлагере шофёром. А я писал, что в пожарной команде работал. Я ведь свои данные туда посылал и копию трудовой книжки. Они говорят: а сколько Вы получали денег, а сколько народу в подчинении у Вас было? Ну, а я что? Я-то шофёр один, и у меня в подчинении никого. Это я в подчинении одного начальника. Все пожарники были все немцы там. Короче говоря, отказались меня принимать.

Слушал я Виктора Генриховича Фукса, которому 2 июля 2001 года исполнится 90 лет, и не выходила у меня из головы мысль о роли личности в истории. Большая личность истребляет миллионы. Мелкая чиновничья личинка прогрызает шкуру одиночки. Почему еврей Менделевич избежал душегубки и выжил в немецком лагере? Непорядок! Почему Константин Мейер исказил свой возраст в Свердловском НКВД? Непорядок! Почему немец Фукс воевал против Германии и выжил в сталинском лагере? Кругом непорядок. История частного человека против упорных защитников государственных интересов.

Передача «Бывшее и несбывшееся» подошла к концу. До встречи через неделю.