02.01.2001 Бывшее и несбывшееся

В своем понимании истории обыденное сознание колеблется между двумя крайностями. История - это живой занимательный рассказ знатока о чём бы то ни было, но история - это и упорно молчащие руины. Как разговорить руины и дать знатоку молча подумать? Наш исторический еженедельник будет выходить с этого года под названием «Бывшее и несбывшееся».

Мы берем это название у русского философа и писателя Федора Степуна, изгнанного из России в 1922 году. Полвека назад Степун выпустил под этим самым названием два тома своих воспоминаний. Бывшее - это о событиях. Несбывшееся - это о судьбах. Несбывшееся - это живое чувство, память современника о том, как, где и когда он совершал жизненные повороты, выбирая один и оставляя другие возможные пути. Событие - одно на всех или на двоих: это может быть война, это могут быть происшествия одного дня, года, часа. Переживает исполненность судьбы каждый в одиночку. Оптика Степуна, которой я хочу воспользоваться для нашего не очень толстого радиожурнала, предлагает сопоставление двух исторических планов. Событийный план, так сказать, очевиден: вчера, 1 января 2001 года, последний листок календаря - как крышка гроба - захлопнулся над событиями ХХ века. Но свидетели этих событий, по счастью, живы. Некоторые даже и после очень горьких разочарований счастливы своею теперешней жизнью. Счастливы и тем, что живы, и тем, что не сбылось то, что было обещано этим совсем молодым тогда людям их вождями, и тем, что сегодня находят в себе силы восстановить своё тогдашнее видение событий. Не очень счастливы, может быть, только оттого, что сами, будучи подростками или юношами, не были готовы самостоятельно строить свою жизнь, вообще думали, что жизнь отдельного человека идет отдельно от истории, вдоль потока важных дат.

Но как все-таки много говорят эти номера-пустышки нашему воображению: 1917, 1929, 1937, 1941 - для России, 1918, 1933, 1945, 1990 - для Германии!

Даты определяет авторитет - учебник истории, вождь, фюрер, самый сильный и волевой человек в стране. Поэтому в слове «несбывшееся» есть горчинка - не тобою принятого решения. Не ты писал собственную биографию, а тобою писали и делали историю твоего поколения, твоей страны. Поэтому "несбывшееся" - это не сентиментальное путешествие в прошлое с престарелыми проводниками, но это и не претензия на обнажение истинного положения вещей в том, бывшем, минувшем, невозвратном, мире.

Нашим «бывшим» в передачах ближайшего месяца будут события вокруг 1940 года, или скажем так, вскоре после начала Второй мировой войны, но до нападения Германии на СССР.

Почему такой теневой год? Ну, во-первых, это календарно больше года - с осени 1939 по июнь 1941. В русско-германской перспективе этот длинный год - последний год тесного взаимодействия двух стран. Вторая мировая война уже идет, а Германия и Советский Союз в ней - союзники. В марте сорокового года сталинские соколы расстреливает польских мужчин в Катыни, а гитлеровские орлы (заметьте, тоже в марте сорокового!) сдают под ключ лагерь уничтожения Освенцим.

Вы вот говорите, что не хотите «датского» фетишизма, а сами не можете от него уйти. Не стал ли вообще этот параллелизм - Сталин и Гитлер, германский национал-социализм и советский национал-большевизм, ГУЛАГ и Освенцим - чем-то банальным?

Как историческая схема - безусловно, Вы правы. Но, и назвав Сталина близнецом Гитлера, назначив нацистов, с их геноцидом, свойственниками большевиков, с их непременным классоцидом, приближаемся ли мы к пониманию того, как же так получилось, что столько замечательных молодых, здоровых, неглупых людей попалось в эти - такие похожие и вместе столь чужие друг для друга - ловушки? Боюсь, что нам придется дать отрицательный ответ на этот вопрос. Тут-то и нужна оптика Степуна. В пути нам поможет один выдающийся политический мыслитель, теоретик и практик, погибший, кстати, от руки сталинского агента и к великой радости Гитлера тоже в 1940 году.

Но главными нашими спутниками в этом январском путешествии по окрестностям сорокового года прошлого столетия...

Привыкайте, дамы и господа, привыкайте называть прошлым век двадцатый!

...будут две замечательные четы: литераторы Владимир Ильич Порудоминский и Надежда Васильевна Колосова - из бывшего СССР, пенсионеры Ирене Рикен из бывшей Померании и Хайнц Рикен - в ранней юности солдат вермахта, воевавший на Восточном фронте, согласились совершить для нас путешествие в несбывшееся.

Иначе говоря, наши собеседники согласились пойти для нас с Вами, дорогие слушатели, на дело трудное и не всегда приятное: постараться возможно более точно, не прихорашиваясь, не подвергая цензуре собственное прошлое, описать те мысли и чувства, какими они жили тогда. Говорит Ирене Рикен, тогда 13-летняя померанская школьница, мечтающая стать врачом:

Мы играли и смеялись, жили весело, но я должна сказать, что нас начало польской кампании волновало очень, потому что мой отец должен был принять участие в войне и только ждал, когда же начнется. У нас был старый шкаф, там стояло ружье, упакованный рюкзак, рюкзак солдата вермахта, который почему-то назывался "обезьяна"... Ну вот, эта "обезьяна" стояла в шкафу, и мы, дети, знали, что когда-то это начнется. И вот, недели за две до 1 сентября 1939 года солдаты уже были расквартированы в нашей деревне, и мой отец пришел накануне 1 сентября и сказал: "Ну, начинается! Бояться вам нечего. По дороге пойдут машины, танки. Будет много шума, но вы не бойтесь". Ну, это была маленькая деревня, и мы не привыкли к таким вот большим колоннам техники, вот нас и предупредили. Вот, утром отец пришел, а граница была в двух шагах буквально. Мы жили прямо на Осе, там была граница между Польшей и нашими местами. Оса, а это правый восточный приток Вислы, была в наших местах ручейком - мы, дети, с лёгкостью ее перепрыгивали. Наши солдаты и перешли туда, но им пришлось открывать шлагбаум. Там ведь таможня была. Но утром уже отец пришел снова и сказал, что всё в порядке, мой отец остался на той стороне, это ж для нас всё наши земли были, войска ушли дальше, и нам теперь волноваться было нечего.

На следующий день после начала войны политический мыслитель, выбранный нами в проводники по кругам ада Второй мировой так описывает это событие - не с берега ручья, а с птичьего полета:

Одно из величайших отличий нынешней войны от прошлой - это радио. Только сейчас я отдал себе в этом полный отчет, слушая речи в берлинском рейхстаге и скупые пока еще сообщения Лондона и Парижа. Благодаря радио народы сейчас в гораздо меньшей степени, чем в прошлую войну, будут зависеть от тоталитарной информации собственных правительств, и гораздо скорее будут заражаться настроениями других стран. Судьба Польши еще не решена... Но Коминтерн уже труп. Его покидают, с одного конца, патриоты, с другого конца, интернационалисты. Завтра мы услышим, несомненно, по радио голоса вчерашних коммунистических вождей, которые, в интересах своих правительств, будут на всех языках цивилизованного мира, и в том числе, на русском языке разоблачать измену Кремля.

Какая наивность! Ведь как раз радио - главный тогдашний медиум - использовалось Гитлером и Сталиным для внушения населению единственно верных мыслей и чувств. Ирене Рикен говорит:

Нас ведь готовили к тому, что поляки первыми нападут. Но считалось, что у поляков не получилось, что мы их просто упредили. Но если б они напали первыми, нам пришлось бы бежать.