Специальный выпуск, посвященный берлинскому кинофестивалю «Берлинале»
Ну, и что ты там видела – или видела – хорошего? – таков первый и, в сущности, единственный вопрос, который задают человеку, который приезжает с кинофестиваля.
Так что я не буду юлить и выкручиваться, рассказывая вам о визуальных тенденциях и политических подоплеках, и расскажу о нескольких позитивных впечатлениях от нынешней Берлинале. Хотя, если честно, когда смотришь по пять-шесть фильмов, в день, система ценностей слегка размывается.
Но попробуем. Итак, хорошее:
В конкурсе фестиваля был представлен фильм Кристиана Петцольда «Gespenster» - название переводится как «Духи», «Призраки», а может, и просто «Видения». Так как именно о том, что происходит на границе реального и воображаемого происходит действие этой третьей – и до сих пор лучшей из немецких картин большого конкурса.
Две истории устремляются навстречу друг другу по рельсам киноповествования Петцольда: история молодой женщины, много лет ищущей свою потерянную дочь (она была похищена трехлетним ребенком) и история странной девочки-подростка, не ведающей, кто она и зачем заброшена в этот странный мир. Первые сцены фильма разыгрываются в парке Тиргартен, в каких-то паре сотен метров от Фестивального дворца на Потсдамской площади. Знакомые всем места вдруг становятся в фильме Петцольда волшебным лесом, в котором происходят самые невероятные истории…
Мир «призраков» и впрямь призрачен, он как будто идет по следам реальной жизни, сомневаясь в том, действительно ли она такая уж реальная. Призрачная реальность настолько затягивает, что: когда я вышла из кинозала, самым что ни на есть естественным показалось удивительно на самом деле событие: в глубокой тьме на деревьях Потсдамской площади проходило собрание берлинских ворон – я думаю, на нем присутствовали все вороны, живущие в городе, потому что ветви деревьев буквально ломились под их тяжестью, я карканье перекрывало даже гул толпы. Что они здесь делали? Не переместились ли в нашу жизнь из хичхоковского фильма «Птицы»?
Документальное кино – неизменный источник фестивальных удач. Оно легче смотрится, чем художественное, выдуманные эмоции скорее вызывают пресыщение.
„Was lebst du?“ – так можно перевести называние фильма кельнской кинодокументалистки Беттины Браун.
«Я беременна» - сообщает женщина, которую мы не видим, так как именно она и ведет съемку, троим героям картин. Али, Каис и Эртан реагируют по-разному. Один радостно поздравляет Беттину, второй чертыхается «как тебя угораздило», но все трое уверены: Беттина должна выйти замуж за своего друга и никогда больше не работать. Вообще у героев картины много общего: все трое – жители Германии во втором поколении, дети эмигрантов из Турции, Марокко и Албании. Все трое родились и выросли в Германии, но так и не стали вполне немцами. Они не идеально владеют немецким языком, они выглядят как иностранцы, ведут себя как иностранцы и чувствуют себя иностранцами. Кроме всего, все трое мечтают стать знаменитыми рэпперами – правда, пока их сцена ограничивается центром для социально слабой молодежи в одном из не самых фешенебельных кельнских районов...
Они рэпуют об улицах, на которых гремят выстрелы, о том, что «менты» – гады, а жизнь – сами понимаете что.
Правда, стоит в кадре появиться младенцу, как наши крутые мачо расплываются в нежнейшей улыбке и принимаются нянчить малышка куда профессиональней, чем иная молодая мамаша: «Что ты хочешь? Мы все уже по десять раз дяди!» - объясняют они Беттине Браун. Ее малыш растет перед нашими глазами и объективом маминой камеры, а обстоятельства жизни героев не меняются: они по-прежнему живут в бедных маленьких квартирах своих родителей, тщетно пытаются найти работу в охваченной массовой безработицей стране. Пожалуй, это один из лучших фильмов об иностранцах, какой мне когда-либо приходилось видеть, и один из лучших фильмов Берлинале 2005.
А теперь от художественных и документальных новинок - к шедеврам прошлого. В Берлине состоялась премьера реставрированной версии шедевра Сергея Эйзенштейна «Броненосец Потемкин» с оригинальной музыкой, написанной к этому фильму берлинским композитором Эдмундом Майзелем. На вечере музыка была исполнена вживую оркестром киностудии Бабельсберг. И я уверяю вас: для многих, кто был вечером в прошлую субботу в зале берлинского театра Фольксбюне что на площади Розы Люксембург, именно этот вечер стал центральным событием Берлинале…
И все же: в чем состояла необходимость реставрации «Потемкина»? Неужели фильм, который неоднократно объявлялся «лучшей кинолентой всех времен и народов», нуждается в воссоздании? Оказывается – да, так как из сотен существующих сегодня версий ленты лишь один из вариантов приближается к исходной режиссерской версии, и то – лишь приближается:
- Существует так называемая «юбилейная редакция», осуществленная в 1972 году. Это наиболее полная реконструкция фильма изо всех, которые были сделаны до сих пор. Но ее недостаток состоит в том, что это так называемая «звуковая редакция»: то есть, видеоряд был «подогнан» под музыку, специально написанную Дмитрием Шостаковичем. Для этого фильм был «растянут» - почти каждый второй кадр был удвоен.
Рассказывает Энно Паталас. Немецкий киноисторик и директор мюнхенского музея кино – духовный отец проекта реставрации. Но где же оригинал?
История такова:
Когда вскоре после московской премьеры «Броненосца Потемкина» в начале 1926 года в Германии состоялась европейская премьера фильма, критика ликовала, публика рукоплескала фильму о русской революции, а блюстители нравов и порядка строго-настрого запретили ходить на «Потемкина» школьникам, студентам, лицам, состоящим на государственной службе, а также военным и морякам. К тому момент к фильму уже приложила руку и немецкая цензура, купировавшие наиболее жестокие моменты – в их числе знаменитый эпизод с детской коляской, скатывающейся вниз по одесской лестнице, или расстрел матери с ребенком на руках. К российской версии картины, тем временем, неоднократно прикладывали руку свои цензоры: сперва из фильма исчезли цитаты Троцкого, их заменили цитаты из Ленина, затем – из Сталина, затем – опять из Ленина. Отдельные сцены фильма также удлинялись, укорачивались, менялись местами.
Таким образом, «Броненосец Потемкин» - это и зеркало политической истории двадцатого века. Впрочем, как философски полагает Энно Паталас:
- Само понятие «оригинала» в отношении кино является весьма спорным. Что есть оригинал? Фильм живет в виде серии различных версий, и каждая из них оригинальна. Если угодно – каждый показ является оригинальным и уникальным, как уникальным является и восприятие каждого из нас…
Стать зрителем 20-ых годов никому из нас не удастся.
И все же восстановление оригинальную версии фильма – такой, какой она в свое время вышла с монтажного стола Эйзенштейна, - согласитесь, этот проект имеет не только сухо научное значение. Реставрация планировалась как совместных германо-российский проект, который предстояло реализовать в рамках двухлетия германо-российских культурных встреч в 2003-2004 годах.
Изначально планировалось реставрировать хранящийся в российском Госфильмофонде негатив, а затем с него напечатать позитив фильма. Этого сделать не удалось: на министерском уровне проект поддержали, а в Госфильмофонде отказались выдавать ленту, ссылаясь на ее хрупкость и на то, что закон запрещает выносить кинопленку за пределы здания. Ни в коем случае не подозревая коллег в злом умысле, Энье Паталас недоумевает – неужели закон может запрещать реставрировать старые фильмы:
- Вообще-то такая практика существует. Когда я работал в мюнхенском музее кино, мы достаточно часто пользовались негативами двадцатых годов, в том числе и из других стран. И я ни разу не слышал, чтобы существовали запреты на реставрацию и копирование негативов за границей, если там это могут сделать лучше. Я не берусь судить, насколько лучше или хуже удалась бы наша работа, если бы в нашем распоряжении был негатив из Госфильмофонда – но я вполне удовлетворен результатом…
Тем временем, и сама судьба негатива – часть германо-российской истории. Негатив был продан Советской Россией Германии в 1926 году. Когда-то – возможно, после войны, а по мнению Паталаса – еще в начале 30ых годов, после разорения кинопрокатчика – негатив снова попадает в Россию.
Во время ее пребывания в Европе были сделаны несколько копий первого поколения. Одна из них хранится сегодня в Нью-Йорке, вторая в Лондоне. Они-то и послужили источником материала для восстановления. Важной частью восстановления изначального облика фильма стала и реконструкция музыки Эдмунда Майзеля. В высшей степени чувствительный к звуку и к его сочетанию с изображением (что подтверждает и дальнейшее сотрудничество с Прокофьевым), Эйзенштейн тщательно выбирал композитора, выбрал в результате молодого и становящегося знаменитым Майзеля. Он специально едет в Берлин, чтобы обсудить с композитором музыку к фильму. Результат превзошел все ожидания – Майзель выложился на все сто, написав лучшую музыку своей короткой жизни – вскоре он умер, тридцати с небольшим лет, от запущенного воспаления аппендицита. Как только в моих руках окажется чуть более достойная запись этой музыки, чем та, что мне удалось сделать с «воздуха» - я обещаю более подробный рассказ…
Вот фрагмент знаменитой «машинной музыки» - результат сотрудничества Майзеля и Эйзенштейна
«Наши в Берлине» - это еще один вечный вопрос, который постоянно задают возвращающимся с больших международных фестивалей. Как там наши?
Давайте расширим понятие «наши» - во-первых, кино – не место для размахивания национальными флагами (посмотрите на список стран производителей почти любой фестивальной картины). Во-вторых, даже если говорить о российской кино-традиции, то она живет, преломляясь и преображаясь, в самых разных уголках пост-советского пространства….
«Мы очень рады, что киргизское кино снова подняло голову, и что мы имеем возможность представить вам сегодня новый фильм из этой страны», - такими словами представил Виланд Шпек, директор программы «Панорама» кинофестиваля Берлинале, киноленту Эрнеста Абдушапарова «Саратан». Дебютная картина Абдушапарова была очень тепло принята берлинской публикой, в зале на показе негде было упасть яблоку, вашему корреспонденту пришлось смотреть фильм, сидя на полу.
Утро, туман поднимается над горами, неумелый мулла славит Аллаха со школьной крыши, на пустой деревенской площади бодрый постовой в советской милицейской форме указывает путь пастуху и деревенскому стаду.
Деревенские алкаши уже собрались на завалинке, и бывший председатель колхоза – а ныне представитель некой абстрактной власти – собирается на работу в бывший сельсовет…
Нормальное утро в деревне Саратан, затерянной где-то под синим небом среди прекрасных, зеленеющих горных склонов.
Скажу сразу: «Саратан» - дебют, с которым можно поздравить создателя картины Эрнеста Абдушапарова: в отличие от многих фильмов, основывающихся на фольклорном материале, эта картина не «скатывается» ни в слащавость, ни в излишний пафос, но с юмором и большим знанием материала рассказывает о своих героях, жителях киргизской деревни, затерянной где-то в постсоветском времени и пространстве. Такое знание не подделаешь, не заменишь «режиссерской разработкой сценария»:
Эрнест Абдушапаров: год рождения 1960, по образованию – учитель русского языка, пять лет отработал «по профессии» в сельской школе. Одновременно увлекся кино, начал писать сценарии, пробовать свои силы в качестве оператора, помощника режиссера. И почему-то всегда был уверен, что однажды окажется в Берлине в качестве участника кинофестиваля Берлинале.
Откуда такая уверенность?
Оказывается, еще давным-давно Эрнесту приснился вещий сон:
интервью Абдушапаров (аудиофайл)
Сон был не совсем в руку: во ВГИК Абдушапаров не поступил, его стартовая полоса пролегала не через Москву.
Абдушапаров дебютировал в начале 90-ых с десятиминутной картиной «Я поклоняюсь духу Алмамета» на фестивале в Аугсбурге. Появились немецкие друзья. С ними он реализует несколько кинодокументалистских проектов – в частности, фильм о живущих в Киргизии немцах. Без немецкого участия не состоялся бы и нынешний фильм: в «Саратан» деньги немецкий кинопроизводственных фирм и средства, предоставленные государственными структурами Киргизии, были вложены в соотношении 50 на 50. «Сартан» - один из первых полнометражных художественных фильмов, ознаменовавших возрождение киргизского кино:
Германия выступила не только в качестве страны-сопроизводителя и, соответственно, софинансиста проекта. В Германии – а именно, в Кельне, - был осуществлен и весь комплекс послесъемочных работ – так называемый «post produktion», монтаж, обработка пленки, звук. А именно эта, техническая сторона кинопроцесса становится порой роковой для многих картин из Восточной Европы и центральной Азии.
Пенсионеры деревни собрались в здании сельсовета и требуют от представителя власти выплаты пенсий, которых они не видали уже по многу месяцев. Слова «пенсия» и «оплата», похоже, давно стали интернациональными – по крайней мере, для всего пост-советского пространства…
Общие проблемы роднят кинематографистов Кыргызстана с их коллегами, скажем, из России или Украины:
(цитата – фильм)
представитель власти грозит упрятать зачинщика сходки на пару дней в тюрьму – то есть, в сарай при отделении милиции, - за «экстремизм». А с остальными собравшимися проводит политинформацию: Россия отделилась от Киргизии, объясняет от жителям Саратана, теперь нам самим приходится расхлебывать наши проблемы.
Фильм Эрнеста Абдушапарова рассказывает историю – точнее, множество историй, комических, трогательных деревенских историй, сплетающихся в причудливый пестрый ковер. Так ведет свой рассказ умелый сказитель. Так поет эпос акын. В киргизском кино живет национальная сказительская традиция, уверен режиссер.
(интервью – Абдушапаров) аудиофайл