Пытка во имя жизни?

Шестью голосами против одного судьи отклонили иск детоубийцы. Справедливость восторжествовала? В конечном счете – да. Но ведь один судья всё-таки имел другое мнение. И у него были на то основания. Истец требовал осудить Германию за нарушения его гарантированных конституцией прав человека, за применение к нему недозволенных методов дознания. На допросе в полиции, в частности, ему и в самом деле угрожали пыткой, чтобы получить показания.

Это дело в истории немецкого уголовного права – уникальное. Впервые судам различных уровней пришлось разбираться в последствиях превышения полицейскими своих полномочий. Преступник, сам имеющий высшее юридическое образование, прошел все судебные инстанции вплоть до европейского суда по правам человека. Тщетно. Но шансы на успех в Страсбурге у него были, как признавала судья Рената Егер:

«В деле Гефгена возникает вопрос о том, могу ли я нарушать права одного человека, чтобы спасти жизнь другого. И вот на такой вопрос нам предстоит ответить, что будет, разумеется, иметь последствия для общей политической дискуссии в сфере борьбы с терроризмом.»

Началось всё шесть лет назад с заурядного бахвальства. Студенту юрфака Магнусу Гефгену очень хотелось соответствовать состоятельным приятелям, вести шикарный образ жизни, пускать пыль в глаза своей шестнадцатилетней подружке, а денег было в обрез. Вот-вот могло вскрыться, что работа в солидной адвокатской конторе – всего лишь блеф. Чтобы поправить свое материальное положение, Магнус решил похитить с целью выкупа одиннадцатилетнего Якоба фон Метцлера – сына респектабельного банкира из Франкфурта-на-Майне. Он заманил мальчика к себе домой и сразу же задушил, заклеив скотчем нос и рот. С маленьким трупом в багажнике Гефген отправился к вилле банкира и оставил письмо с требованием выплатить ему миллион евро. Родители подключили полицию. Два дня спустя её агенты проследили за передачей денег в условленном месте, но, не зная, что Якоб уже мертв, не стали сразу арестовывать преступника. А вдруг он приведет сыщиков к тайнику, где томится маленький заложник? Слежка, однако, ничего не дала и на следующий день Гефгена взяли во франкфуртском аэропорту.

На первых допросах он врал, винил других, тянул время. В конце концов, думая, что жизнь мальчика висит на волоске и желая спасти жизнь ребенка, шеф франкфуртской полиции Вольфганг Дешнер распорядился пригрозить арестованному пыткой. Мол, скажите ему, что на подходе специалист по боевым видам спорта, который умеет применить такие болевые приемы, что свет милым не покажется. А потом посадим в общую камеру к насильниками. Только после этого Гефген признался, что мальчик, быть может, уже мертв и находится в тайнике вблизи одного из местных озер. Там полиция и нашла тело. Адвокат детоубийцы Михаэль Хойхемер считает, что все вещественные доказательства, результаты вскрытия и даже само тело мальчика не могли быть использованы в ходе судебного процесса, поскольку сведения о местонахождении Якоба были получены недозволенными методами – под угрозой пытки:

«Доказательства, добытые вопреки запрету на пытки, когда государственная власть становится на уровень преступника, нельзя использовать в суде. В противном случае запрет на пытки становится бумажным тигром. А этого допускать нельзя.»

Если бы страсбургские судьи вняли аргументам адвоката, то процесс по делу Магнуса Гёфгена пришлось бы, скорее всего, проводить заново, причем, без использования прежних вещественных доказательств и результатов вскрытия. Но судьи им не вняли. Они постановили, что осужденный не может вытупать в роли жертвы государственного произвола и на этом основании требовать пересмотра дела. А как же его признания, добытые под угрозой пытки? Судья Пеер Лоренцен:

«Угрозы не были выполнены и не имели серьезных последствий для здоровья истца».

В комментарии к своему решению суд вместе с тем указал, что методы, примененные к нему полицейскими, всё-таки были нарушением третьей статьи европейской конвенции о защите прав и свобод человека. Но этот факт был констатирован еще раньше и немецкими судами. И в ходе процесса не были приняты во внимание первые показания Гефгена, которые он дал под угорозой пытки. Эти показания были изъяты из протокола. Решающим же для вынесения приговора на пожизненное заключение стало повторное признание убийцы, с которым он выступил уже на самом процессе без всякого принуждения, по своей доброй воле. Тем самым было обеспечено и его право на справедливое судебное разбирательство, гарантированное шестой статьей европейской конвенции о защите прав и свобод человека. И сатисфакцию за жестокое обращение в полиции Гефген тоже получил: полицейские, превысившие на допросах свои полномочия, в судебном порядке уже наказаны, а Вольфганг Дашнер лишился своего поста руководителя франкфуртской полиции. Интересы ответчика, то есть немецкого государства, представляла в Страсбурге Альмут Виттлинг-Фогель. Она решением суда удовлетворена:

«Суд подветрдил точку зрения федерального правительства. Он постановил, что уголовный процесс против истца проводился без нарушений прав человека и в соответствие с нормами правового государства.»

Дискуссия о том, что дозволено государству, а что нет, на этом, однако, не закончится. Имеет ли оно право угрожать пытками или применять их к убийцам и террористам, чтобы спасти жизнь ни в чем не повинных людей? Может ли оно использовать сведения, полученные на «допросах с пристрастием» в секретных тюрьмах ЦРУ или в американском изоляторе в Гуантанамо? По словам адвоката Михаэля Хойхемера речь идет об основополагающих принципах:

«Моя цель – запрет на пытки. Такой запрет должен быть абсолютным. Я считаю совершенно недопустимой дискуссию о его смягчении. Предлагается допускать пытки при наличие тех или иных обстоятельств, потому что так важно получить те или иные доказательства. То есть, немножко пытать – можно.»

Нет, нельзя – однозначно заявил европейский суд по правам человека. Ни при каких обстоятельствах, заявили судьи, недопустимы пытки или угроза их применения. Даже во имя высших целей – то есть спасения жизни ни в чем не повинных людей или предотвращения теракта. Поэтому и адвокат Магнуса Гефгена не рассматривает вынесенное в Страсбурге решение как свое юридическое поражение:

«Важно, что суд четко и однозначно выступил в пользу абсолютного и недвусмысленного запрета на пытки. Тем самым он подтолкнул к дискуссии на эту тему.»

Есть о чем поспорить, в частности, и немецким правоведам. Ведь не только подавляющее большинство жителей Германии, но и некоторые видные юристы считают, что неприкосновенностью человеческого достоинства, закрепленного в первой статье конституции ФРГ, можно и поступиться, если на другой чаще весов – жизнь человека, особенно ребенка. В двух комментариях к Основному закону, написанных немецкими правоведами после дела Гефгена, указывается на необходимость особого учета при оценке рисков угрозы для жизни похищенного ребенка. То есть, если бы маленький Якоб был жив, то было бы правильным пригрозить его похитителю пыткой, а то и применить её. По-человечески, совершенно понятно. Но суд не может руководствоваться эмоциями. Горькая ирония юридической науки – тот факт, что аргументом в пользу укрепления запрета на пытки стало дело детоубийцы.