Портрет: Ганс-Георг Гадамер
«Это человек, свою зависимость от которого вот уже 40 лет признаёт вся Германия. Для Германии он, так сказать, то же самое, что Гомер для Греции. В Германии нет ни одного солидного писателя, который бы прямо или косвенно не пригубил его кубок.»
Так добрые полторы сотни лет назад социалист-романтик Пьер Леру писал о Шеллинге, философе, оказавшем огромное влияние на европейскую духовную культуру 19 века. То же самое можно сказать и о Ганс-Георге Гадамере и его значении для духовной культуры 20 века.
Гадамер родился в 1900 году в семье профессора химии в Марбурге. Вырос он, однако, во Вроцлаве, где и закончил реальную гимназию. В 1918 году Гадамер поступает во Вроцлавский университет, но через год переводится в Марбург, где он знакомится с неокантианством. Отец Гадамера был человеком образованным, но суровым, считавшим, что серьёзные люди занимаются исключительно естественными науками. По словам Гадамера, к авторитарным методам воспитания отец прибегал исключительно из самых благородных побуждений. Доцентов-гуманитариев своего сына он презрительно называл «профессорами-болтунами». Тем не менее он позволил своему сыну заниматься гуманитарными науками.
«К счастью, мой отец был по-своему либеральным человеком. Он с тревогой наблюдал за тем, что я собирался стать философом, но не мешал мне в этом.»
Поначалу Гадамер изучает в университетах Вроцлава, Марбурга и Мюнхена германистику, историю, историю искусства и даже ориенталистику и санскрит. Тем не менее, основное внимание он уделяет философии. В 1922 году он защищает докторскую диссертацию.
В 1923 году огромное значение для Гадамера имела встреча с Мартином Хайдеггером, одним из самых влиятельных мыслителей 20 столетия. Гадамер отходит от неокантианства и становится учеником Хайдеггера.
Поначалу Хайдеггер вовсе не был в восторге от своего молодого студента. В одном из его писем есть такой отзыв о Гадамере:
«Пока ничего положительного в Гадамере я не вижу. Он жонглирует понятиями и фразами, но о философии не имеет ни малейшего представления».
Лишь после того, как Гадамер сдал госэкзамен, Хайдеггер изменил своё мнение о нём и неожиданно предложил ему защищать у него диссертацию. Позже Гадамер писал:
«Были люди, которые умели очень хорошо беседовать с Хайдеггером, но я к ним не принадлежал. У Хайдеггера я мог лишь учиться».
В 1937 году Гадамер становится экстраординарным профессором Марбургского университета, а через 2 года – штатским профессором в университете Лейпцига. В период нацизма Гадамер, отказавшийся вступить в нацистскую партию, «проявлял сдержанность». Его девизом в это время была фраза из знаменитой притчи о том, что «и это пройдёт». Впрочем, несмотря на всю «сдержанность», у Гадамера хватило мужества написать очень положительный отзыв об известном писателе Вернере Краузе, находившемся в нацистских застенках, и таким образом спасти его от смертной казни. Да и в 1942 году, когда Гадамер публично отверг тезис о том, что предлагаемая Платаном модель государства может основываться либо на дружбе, либо на вражде, и с горячей убеждённостью заявил, что государство может основываться только на принципе равноправия каждого его гражданина, и далее напомнил, что у тиранов не бывает друзей, все понимали, что он этим хочет сказать. За исключением разве что тех, кто считал себя другом того, кого тогда нельзя было называть тираном. Правда, умение читать между строк, это давнее искусство герменевтики, сегодня постепенно всё больше утрачивается.
В 1946 году Гадамер становится ректором Лейпцигского университета. А в 1949 году Гадамеру предложили занять кафедру в Гейдельбергском университете, которую оставил Карл Ясперс.
«В Гейдельберг я приехал поздно ночью. Это были времена, когда почти все гостиницы находились в руках американцев. И мне не удалось найти ночлег. Поэтому мне пришлось спать на скамейке на площади Бисмарка. В 7 часов утра меня грубо растолкал полицейский, решивший, вероятно, что я – бродяга.»
Гадамер всегда относился к Ясперсу с глубоким уважением, тем не менее, трудно себе представить людей более различных. Ясперс, произношение которого сразу же выдавало в нём чопорного уроженца северной Германии, излагал свою философию истории с достоинством и не терпел никаких возражений. Если собеседник не разделял мнения учителя, значит он заблуждался.
Гадамер же, напротив, приглашал студентов к диалогу. С мягкой настойчивостью он предлагал им рассмотреть тот или иной вопрос с разных аспектов. Нередко он прибегал к разговорному языку и всегда приветствовал критику, будучи убеждённым, что таким образом неожиданно можно найти новый ответ на вопрос. В этом Гадамер явно следовал платоновской традиции диалога.
«Мои студенты всегда заверяли меня, что главное – не мои лекции, а последующие час-два за стаканом вина в винном погребке.»
Вообще, главной предпосылкой для получения хорошего образования и воспитания Гадамер считал свободную дискуссию и эксперименты, в ходе которых студент мог выяснить, что его больше всего интересует.
«Действительно, одной из проблем современной системы обучения является огромное количество предписаний, направленных на предотвращение ошибок. Но ведь человек на ошибках учится больше, чем на истинах.»
При всей любезности Гадамер вовсе не был оппортунистом. Его отличительной чертой была терпимость к иному мнению. То есть, ему был чужд догматизм. Гадамер ни к кому не испытывал ненависти, но умел гневаться, особенно если сталкивался с интеллигентностью в сочетании с моральным равнодушием или с глупостью в сочетании с притязаниями на высокую нравственность.
Гадамер был очень прост в общении. Он предпочитал общество студентов обществу своих коллег, отношения между которыми были строго ритуализированы. Как-то в университете разгорелась очень бурная дискуссия в связи с тем, что некоторые профессора настаивали, чтобы студенты обращались к ним, упоминая их учёную степень, – «господин профессор». Дискуссия проходила в аудитории, и Гадамер, молча, почти засыпая, сидел в своём углу. Приближалось утро, а дискуссия всё не кончалась. И тогда слово взял Гадамер:
«Обращаясь ко мне, всегда называйте меня только господином Гадамером. Профессоров – десятки тысяч, а господин Гадамер – только один».
Так Гадамер сумел пристыдить тех, кто с помощью учёной степени пытался повысить свой ранг мыслителя. Кстати, во время студенческих волнений 1968 года, когда в стране царил хаос, граничивший с истерией, Гадамер сохранял спокойствие. В помещении, где проходило заседание факультета, студенты разбили окна. Гадамер, в которого попал осколок стекла, спокойно досидел с окровавленной щекой до конца заседания.
В Гейдельберге Гадамер разрабатывает свою философскую герменевтику, то есть теорию понимания и интерпретации. У герменевтики давняя история. И в эпоху античности, и в Средние века толкователи «священных» текстов были далеко не единодушны между собой в вопросе о смыслах того или иного термина или выражения. В эпоху Реформации ситуация ещё больше обострилась: филологи, историки и юристы вели нескончаемые дебаты о подлинности и сакральности текстов. Как понимать ту или иную юридическую норму? Есть ли гарантии того, что интерпретация адекватна тексту? Возможно ли одно определённое толкование или же герменевтическая задача бесконечна? Известные немецкие философы Шлегель и Шлейермахер пытались разместить герменевтику внутри философии. Немецкий историк культуры и философ Дильтей видел в герменевтике основание всех наук о духе, философский аспект природы, исторического познания и историчности самого человека. Хайдеггер, вслед за Дильтеем, считал понимание не столько инструментом, сколько структурой, конституирующей бытие, внутренне онтологическим измерением человеческого бытия.
Гадамер, прекрасно знавший как античную философию, так и философию Гегеля, отталкиваясь от учения Хайдеггера о так называемом «порочном круге» трактовки текста, утверждает:
«Исчерпать до конца истинный смысл, содержащийся в тексте или произведении искусства, невозможно. В действительности это – бесконечный процесс».
В 1960 году Гадамер издаёт свой труд «Истина и метод», в котором он сформулировал своё учение. Понимание, говорит, Гадамер, это опытное познание истины. Именно понимание определяет наше отношение к миру и людям. Культурное наследие прошлого необходимо постоянно истолковывать заново в свете современности и в свете неопределённого будущего. Для этого и существует метод герменевтики. Метод этот заключается в том, чтобы слушать и вести диалог, в готовности серьёзно отнестись к иному мнению, в способности признать правоту противника. Как писал Гадамер,
«Высший принцип герменевтики заключается в том, что контрагент может оказаться прав».
В истории человечества Гадамер отмечал три эпохальных скачка. Первый – это появление философского мышления в античности. Второй – появление математически обоснованных естественных наук на заре Нового времени. И третий – это открытие исторического мира со всеми его неразрешимыми противоречиями в наше время. Дополнением к этим трём эпохальным событиям Гадамер считал появление способности к языковому и образному выражению в искусстве и поэзии. Касаясь состояния современной философии, Гадамер отметил:
«В принципе, характерной особенностью современной философии является, прежде всего, её стремление к полной определённости. Однако и мечты человечества также полны истин. Ведь желания – это тоже истина».
Таким образом, Гадамер усматривал особые истины во всех сферах человеческой жизни. Однако, чтобы понять их, необходимо пропустить прежние истины через некий понятийно-исторический фильтр. В противном случае мы станем жертвами исторического релятивизма, в рамках которого каждая эпоха признаёт лишь одну-единственную истину.
В 1981 году, когда Гадамер читал в Париже лекцию на тему «Текст и интерпретация», дело дошло до острой полемики с ведущим представителем так называемого деконструктивизма во Франции Жаком Деррида. Деррида задал Гадамеру вопрос: не кроется ли за постулируемой герменевтикой доброй волей к пониманию воля к власти, например, желание установить контроль над «непонимающими»? Гадамер почувствовал себя уязвлённым. Он ответил, что не совсем понимает вопрос, но что он старается его понять, как каждый, кто хочет понимать и быть понятым. Это стало началом несколько необычной дружбы между обоими философами. В последующие 20 лет оба они действительно всячески старались понять друг друга.
В 1968 году Гадамер вышел на пенсию, но, тем не менее, продолжал читать лекции в Гейдельбергском университете. В 1993 году он получил высший орден Германии – Большой Крест за заслуги. Умер Гадамер в 2002 году в Гейдельберге в возрасте 102 лет. Незадолго до смерти Гадамер в беседе с одним журналистом сказал:
«Совершенно очевидно, что с возрастом приходится от многого отказываться. Я, например, вынужден предпринимать прямо-таки героическое усилие, чтобы встать из-за письменного стола и взять с полки нужную мне книгу. Тут и колени болят, и бедренные суставы. Это действительно прямо-таки геройский день. Мне не хотелось бы состариться до такой степени, чтобы отказал рассудок.»
Долгая жизнь Гадамера была нелёгкой, но он никогда не жаловался. Видимо, как и для многих других философов, бремя жизни было для него источником его продуктивности. Он очень рано потерял мать. Его брат был инвалидом. Сам Гадамер в детстве переболел полиомиелитом, и последствия этой болезни он ощущал всю жизнь. На торжествах по случаю своего 100-летия юбиляр, окинув присутствовавших вовсе не усталым взглядом, сказал:
«Я не мудрее других людей. Но в силу обстоятельств моей жизни мне удалось накопить некоторый опыт, напоминающий Вам о том, что каждому из нас приходится принимать решения, а не только следовать установленным правилам».
Михаэль Шмидт