История немцев Поволжья в музейных экспонатах
В прошлом выпуске передачи «Мосты» я познакомил вас с мнения некоторых саратовцев о российских немцах и бывшей немреспублики Поволжья. Чуть ли не берегу Волги расположен Саратовский областной краеведческий музей. Мне стало интересно, есть ли в этом музея упоминания о бывшей немецкой республике? Признаюсь вам, был приятно удивлен тому, что в музее работает целая экспозиция по истории немцев Поволжья. Её автор Елена Арндт. Мало того, Елена - автор двух книг, методических пособий по национальным костюмам немцев Поволжья. С ней я и говорил об истории и сегодняшних проблемах поволжских немцев.
- Елена Анатольевна, в вашем музее есть замечательная выставка по истории немцев Поволжья. Несмотря на то, что она существует уже довольно давно, интерес к этой выставке все еще сохраняется?
- Если сравнить с первыми месяцами ее работы – она открылась на Рождество 1991 года – в то время у нас в день было по семь экскурсий. К нам приходило много гостей. До 1992 года Саратов был закрытым городом. А первые месяцы работы выставки совпали с открытием города. Кого у нас здесь только не было: и аргентинцы, и французы, и итальянцы, и даже из ЮАР приезжали. В то время было огромное количество посетителей и огромное количество экскурсий. Но, надо сказать, что интерес к выставке не ослабевает и сейчас. Теперь у нас народ знает, откуда появились поволжские немцы. В первые дни работы выставки мы специально задавали этот вопрос нашим посетителям. И нам очень часто говорили: поволжские немцы – это потомки военнопленных после второй мировой войны. А сейчас даже маленькие дети знают: «Как же, как же, их сюда Екатерина Вторая пригласила»...
- Экспонаты выставки Вы находили в деревнях, в которых раньше жили немцы?
- Не совсем так. Наша коллекция уникальная по полноте и по хронологическому охвату. Коллекция в основном сложилась в 1919-21 годах, благодаря Эмме Дингес. Она возглавляла немецкий отдел Этнографического музея, который позже стал частью нашего областного музея. До 30-х годов эта экспозиция частично существовала, а уже с 1941 года в Поволжье не стало немцев, а это означало, что нет немцев – нет проблем, нет и экспозиции. В 1925 году был создан музей в Энгельсе, как центральный музей Немецкой республики. И муж Эммы Дингес - Юрген Дингес - был там первым директором, вплоть до его ареста в 1930 году. После ликвидации республики немцев Поволжья музей в Энгельсе разграбили, а в 1956 году остатки коллекции присоединили к нашей коллекции. Видимо, это было связано с тем, что было отменено спецпослеление и снова мог появиться вопрос, куда же делась коллекция? Эта часть экспонатов присоединилась к нашей, чему мы, конечно, рады. А в 1991 году, когда открылась выставка, мы поняли, что еще очень много не хватает. Воспользовавшись таким вот интересом к немецкой теме, найдя спонсоров, в частности, институт Восточноевропейских исследований в Геттингене, международный союз немецкой культуры в Москве, которые профинансировали четыре большие экспедиции работников музея по Поволжскому региону. Две экспедиции финансировал сам музей, а еще четыре большие, двухнедельные экспедиции финансировали наши спонсоры. В результате, мы собрали практически одну треть всей коллекции.
- А где Вы это все собирали?
- Мы объехали практически все немецкое Поволжье. До этого была проведена большая подготовительная работа. Мы ездили по селам и собирали предметы для музея не только у немцев, которые вернулись в саратовское Поволжье в начале 70х годов. Особенно богатыми были урожаи в Волгоградской области, куда многие вернулись в 1956 году. Мы собирали не только материал, мы записывали и устную историю. Кстати, в музейном деле в России, мы первые обратились к такой форме, как устная история. Мы записывали историю такой, какой ее прожили люди, а не такой, какой она подана в партийных документах. Попутно собирали предметы этнографии, быта. Очень много было материалов по периоду после 1941 года. Потому что эта коллекция у нас вообще никак не отражена. Это и справки о реабилитации, это и документы о выселении. Кстати, их единицы – это совершенно уникальные экспонаты. У нас есть в коллекции паспорт, в котором стоит штамп из спецпоселения. Второго такого паспорта, пожалуй, вообще не существует. Поскольку их или не давали вообще или тут же отбирали. Только благодаря халатности какого-то чиновника, у музея есть такой экспонат. А уж справок о том, что немцы сдавали дома, практически нет. Они или не сохранились, или их не давали, или их не давали нам, потому что люди собирались уже уезжать в Германию. То, что мы успели собрать в 1991-92 году из фотодокументального материала – это уникально. Людей выселяли, они оставляли свои вещи в селе или бросали их по дороге в селах, где были пристани или железнодорожные станции. Мы эти вещи собирали у русских. Путь комплектования был сложный, но интересный. Что-то собирали даже на свалках. Например, орудия труда, такие, как молотильные камни – их не утащишь, они долго сохраняются. Вот их нашли на свалке и привезли в музей.
- Мне даже странно слышать о том, что в начале 90-х годов в Саратовском музее было разрешено открыть такую выставку. Ведь в то время проходили демонстрации под лозунгом: «Лучше СПИД, чем республика немцев Поволжья». Наверное, открыть такую выставку было непросто?
- Надо отметить, что администрация нашего музея хорошо отнеслась к идее создания такой выставки и никаких препятствий нам не чинила. Но при комплектовании материалов определенные сложности возникли с материалами по современности. Поскольку я вместе с журналистами или с лидерами нашего немецкого движения уезжала в Советский район – это было у нас самое такое антинемецкое гнездо. Там, знаете, приходилось даже выслушивать оскорбления в свой адрес. Но это были комичные ситуации, потому что меня называли немкой, я вообще-то русская. Когда с этими людьми спокойно разговаривали, обоснованно с фактами, с аргументами, то им даже становилось стыдно. И сейчас многим, с кем приходится встречаться, стыдно за те события, которые происходили в начале девяностых годов. В Красноармейском районе моего коллегу вообще выставили. Его местная администрация посадила на автобус и сказала, мол, поезжайте в Саратов. Не позволили ходить по селу. Немцы нас тоже в начале очень настороженно встретили. Мол, ничего нет, ничего не знаем. Народ страшно запуган. А наша искренняя заинтересованность подкупала. В итоге у нас огромное количество друзей. Мы уж давно не ездим по селам, а нам привозят и приносят экспонаты. Кстати, многие лидеры немецкого движения, находясь в Москве, а до этого побывав в нашем музее, прониклись этим и иногда говорят нам: «Вы знаете, я вам тут документ припрятал». И передают нам в музей совершенно уникальные документы.
- Елена Анатольевна, Вы говорили, когда Саратов стал открытым городом, в Вашем музее появилось много иностранцев, много гостей, которые интересовались этой выставкой. А сами российские немцы проявили интерес к этой выставке?
- Дело в том, что периодически в Саратове проходили конгрессы, конференции, семинары. Поскольку я работала с людьми, связанными с современным немецким движением, то у нас был очень тесный контакт. Мы ставили это в программу, мы приглашали людей. Люди были в изумлении, когда приходили в первый раз. У нас с ними налаживался диалог. Они нам просто помогали в работе. Были такие моменты, когда я рассказывала какую-то историю, которая еще не описана историками, о документах, которые еще недоступны, и вдруг из посетителей музея находились участники этих событий или те, что были знакомы с тем человеком, чьи вещи представлены в экспозиции. Сейчас, когда очень много немцев выехало за рубеж, оставшиеся здесь немцы стали как родственники. Мы все друг друга знаем по всей России. Жаль, конечно, что их так мало осталось, но и сейчас интерес не пропал. Приезжают люди по возможности и пишут, и приходят.
- У Вас есть данные о том, сколько сегодня немцев проживает в Саратове и Саратовской области?
- Нет. Поскольку, такого подсчета никто не ведет, а последняя перепись была в 1989 году. По сообщениям в прессе, всего пол процента населения составляют немцы. Но Вы знаете, очень многие немцы записаны русскими.
- Елена Анатольевна, Вы по образованию историк. В процессе формирования этой выставки Вы встречались с людьми – живыми свидетелями тех событий. Вы автор книг по немцам Поволжья, не так ли?
- У меня опубликовано две книги. Одна – научная. Это каталог – хозяйство и быт немцев Поволжья. Такой получился монументальный труд. Хотелось взять всю коллекцию, но очень трудно объединить в одной книге и плуг, и свадебный венок. Но, тем не менее, работа удалась. Слава Богу, что ее поддержала наше министерство по делам национальностей, и дало возможность издать эту книгу. А несколько месяцев назад эта книга была удостоена премии Министерства культуры РФ им. Забелина. Вторая книга, вышедшая буквально через год после каталога – это национальный костюм немцев Поволжья конец 18 – начало 20 веков.
- А сегодня в Поволжье теплится национальная немецкая жизнь?
-При Саратовском университете пятый год существует подготовительное отделение для поволжских немцев. И там, благодаря финансированию Германии, есть спецкурс истории немцев Поволжья, который я веду. Вы знаете, такой интерес. Эти ребята, они не только из Поволжья, они и из Ставропольского края, из Казахстана. Интерес к поволжским немцам сохраняется. И это радует.
- Сегодня республики немцев Поволжья нет. Что заменило это ощущение родины в Саратове у тех людей, которые себя причисляют к российским немцам?
- Мне иногда кажется, что мы к российским немцам предъявляем какие-то повышенные требования в плане национального самосознания. Вот я, например, русская, но это совершенно не означает, что я дома хожу в сарафане или в кокошнике. Мы забыли, что мы все люди и живем в одной стране все вместе. И у нас очень много общего. И вообще у нас культура сейчас общая. Когда я изучала немецкий костюм или коллекцию немецкую, Вы знаете, я так много взаимного влияния обнаружила. Это взаимовлияние сделало богаче и русских, и немцев, и татар, и украинцев. Может быть, сейчас не нужно как-то на этом заострять внимание? Немцы сегодня изучают родной язык. Все возможности для изучения немецкого языка сейчас есть. Их даже больше чем раньше, поскольку у нас англоязычная, если можно так сказать, область. Я училась в сельской средней школе. У нас немецкого языка не было. Был английский. Хотя до этого был всегда немецкий. А вот где-то с 70-х годов немецкий язык практически вытравили. Сейчас к нему открыта широкая дорога. Очень много всяких курсов. Институт имени Гете. Учи – не хочу. Можно даже поехать на стажировку в Германию. Конечно, диалекты будут учить только специалисты – у нас таких специалистов два или три на всю область. Это уже все-таки история, но и мы на старославянском языке не говорим. Кто хочет, тот танцует немецкие танцы, учит стихи немецких поэтов.
- А где, по Вашему, родина у российских немцев?
- Вот мне уже немного за сорок, я уже пересмотрела понятие родины. Для меня родина там, где мои близкие, где мои родные. Где им хорошо, и где хорошо мне. Родители и родственники моего мужа живут в Германии – им хорошо там. Мы с удовольствием их там навещаем, а потом возвращаемся сюда. Мне кажется, что родина это там, где человеку хорошо жить.
Я уходил из краеведческого музея с ощущением, что встретил здесь женщину, которой не безразличны проблемы немцев Поволжья и которая, вопреки любым обстоятельствам, продолжит начатое ею дело. Тем более, что муж Елены – Александр Арндт сам потомок поволжских немцев. Ему отказано в статусе «позднего переселенца» в Германии потому, что, несмотря на все сложности, ему удалось в советские времена сделать карьеру – он был военным летчиком. Таких из числа российских немцев можно пересчитать по пальцам одной руки. Сегодня Александр Арндт – заместитель генерального директора акционерного общества «Волга-Развитие», которое непосредственно занято решением проблем немцев в Поволжье. С ним мы встретимся в следующем выпуске передачи «Мосты».