1. Перейти к содержанию
  2. Перейти к главному меню
  3. К другим проектам DW

Искусство - это всегда индивидуальный акт против мира

Анастасия Рахманова, НЕМЕЦКАЯ ВОЛНА19 декабря 2002 г.

Харлампий Орошаков. Его звучное имя вполне подошло бы солисту одного из казацких хоров, колесящих по Европе вот уже не первый век. Но он прославился в другом качестве...

https://p.dw.com/p/30j0
Автор довольно радикальных перформансов и инсталляций...Фото: http://www.oroschakoff.com

Харлампий Орошаков – один из самых модных художников Берлина да и, пожалуй, всей Германии. Более того: он – единственный русский художник, которому немецкий еженедельник «Шпигель» посвятил за последние пять лет, прошедшие после спада волны моды на всё русское, не просто заметку, а целых три красочных разворота и большую статью. А это много что значит.

От Византии до Мюнхена

Происхождение Харлампия Орошакова столь же экзотично, как и его имя. Орошаков – это переиначенная на южнославянский, а затем немецкий манер старая русская фамилия Орешков. В своём автобиографическом эссе художник утверждает, что Орошаковы – древний дворянский и даже боярский род, ведущий своё происхождение от потомков византийских вельмож. Так или иначе, сам Харлампий родился в 1955 году в семье потомков белоэмигрантов в Софии. Десятью годами позже он вместе с семьёй переселяется в Белград, затем – в Вену, и наконец – в традиционно русские города Лазурного побережья: Ниццу и Канны.

В восьмидесятые годы учёба художественному ремеслу снова приводит его в Вену и Мюнхен. Он чувствует себя наследником венского акционизма и тех, кто в 20-е годы правил бал, делая искусство будущего за равнодушной спиной всё того же сытого и самодовольного Мюнхена – Алексея Явленского, Василия Кандинского, Джоджио де Кирико, далматского грека и самозваного итальянца. Восточнославянская экзотика и дерзость художественного жеста – Орошаков выступает автором довольно радикальных перформансов и инсталляций – в сочетании с аристократическим происхождением делают славянского денди излюбленным украшением художественных выставок и светских мероприятий.

Орошакова называют «посредником между культурами», художником - «перекати поле». Он сам продолжает искать свои корни, и обнаруживает их среди скал монастырского острова Афон. Отныне он становится правомочным послом Византии в современном мире. Основными визуальными элементами его работ являются крест и икона, икона в широком смысле – от традиционного образа византийских иконописцев до квадратов и крестов Малевича, который, как известно, не только к своим работам относился как к сакральным образам, но и самого себя считал живой иконой.

Искусство - вещь серьезная

Вот уже четыре года Хралампий Орошакофф, женатый вторым браком на представительнице аристократической элиты Германии, живёт в Берлине.

Недавно его работой внушительных размеров два с половиной на восемь метров украсилось одно из модных мест встреч берлинского высшего света: так называемый Кайзеровский зал – странное пространство, собранное под стеклом суперсовременного Сони-центра из остатков старых стен некогда стоявшего на этом месте отеля «Эсплнад». Сюжет картины вполне стилен: среди чёрно-белых (фирменно «орошаковских») крестов открывается окно во времени: последний кайзер Германии, Вильгельм Второй, принимает парад на Темпельхофском поле. Что это: иронический протест против новой берлинской помпезности?

- Искусство всегда окно. Не надо делать идеологических программ, я довольно долго работаю над этой темой. Византия после Византии… Абсурдный город…

А что вы понимаете под абсурдным?

- Это не негативно.

Мода на все русское всегда приходит и уходит волнами и всегда возникает много желающих прокатится на этой волне. Но когда волна спадает, русское искусство всегда оказывается в положении чего-то не вполне понятного, экзотического, маргинального. Как Вам кажется, с чем связано то, что западный мир и Россия по-прежнему говорят на разных языках?

- Это хорошо, что говорят на разных языках. Было бы ужасно, если бы все говорили в один голос. Мы помним очень хорошо, когда рухнула берлинская стена, как появился московский концептуализм. Все думали, что это будет невероятная волна, и старались делать лучше. Это неплохо, потому что искусство – это всегда индивидуальный акт против мира. Искусство – это не игра, не социальная программа, это не детский сад. Это серьезная вещь.