Гран-дама немецкой политической журналистики
Скончалась графиня Марион Дёнхоф
«Её моральные принципы столь же человечны, сколь и однозначны. Её политические суждения дышат глубоким дыханием истории. Её скромность родом из Пруссии, её образование – из Европы, её чувство социальной ответственности - продиктовано опытом и знанием мира», - теперь эти слова, сказанные бывшим федеральным президентом Рихардом фон Вайцзекером, следует «транспонировать» в прошедшее время:
В ночь на прошедший понедельник графиня Марион Дёнхоф, публицистка, общественная деятельница, одна из тех, про кого можно безо всякого преувеличения сказать «совесть нации», - скончалась в возрасте 92 лет.
Давно ритуал прощания общества с ушедшим человеком не было в Германии таким искренним и сердечным – и таким горьким.
Графиня Марион Денхоф была связующим звеном между достойным прошлым Германии и её настоящим. Она родилась в 1909 году в Восточной Пруссии – нышеней Калининградской области, - в замке Фридрихштай, семейном владении графов фон Дёнхоф, относившихся к цвету прусской аристократии. Её отец, граф Август Карл фон Дёнхоф, неотдалённый родственник монаршего семейства, был депутатом Рейхстага, мать, Риа фон Лепель - придворной дамой императрицы Августы Виктории. Детство Марион Дёнхоф, четвёртого ребёнка в семье, прошло в полуфеодальной атмосфере среди замков и охотничьих угодий. В 20 лет Марион совершает нетипичный для девушки её круга шаг – поступает на экономический факультет университета во Франкфурте-на-Майне. На её университетские годы приходится и «коричневая осень» 33-его. 24-летняя графиня Дёнхоф находится в открытой оппозиции к нацистскому режиму: она срывает антисемитские плакаты со стен университета, раздаёт листовки.
«Они были единственными, кто был по-настоящему настроен против Гитлера, как и я, - поясняет Марион Денхоф свою близость к коммунистическим кружкам, за которую она получила прозвище «красная графиня». - Все остальные были какими-то... не рыба, не мясо...»
Марион Дёнхоф уходит во внутреннюю эмиграцию, уехав сперва в Базель, затем – в семейный замок Фридрихштей. Оттуда она поддерживает контакты с оппозиционной элитой немецкого общества, ведя двойную жизнь «лояльной аристократки» и участницы сопротивления. Она разделяет идею об «убийстве тирана» как пути спасения отечества. Она была единственной, кто пережил гитлеровскую расправу после неудачного покушения на фюрера 20 июля 44-ого года. С казнью её друзей – в их числе графа фон Штауфенберга – кончается первая жизнь Марион фон Дёнхоф.
«То, что я пережила эту расправу – чистая случайность, - говорит Марион фон Дёнхоф. – Автомобиль с гестаповцами, которые ехали забирать меня в мой замок, сломалась где-то под Кёнигсбергом. Иначе моя судьба была бы такой же, как и судьба моих друзей.»
В 45-ом году замок Дёнхофов был сровнен с землёй, Марион верхом на лошади добирается до Гамбурга. Здесь начинается её новая жизнь. Она становится сперва корреспондентом, затем – редактором, а 72-ого года – со-издательницей интеллектуального еженедельника «Цайт» и первой значительной немецкой публицисткой послевоенной эпохи. Её политические комментарии формируют общественное мнение. Она выступает против похолодания эры Аденауэра, против холодной войны и строительства Берлинской стены. Её публикации подготавливают эру Вилли Брандта, прежде всего – восстановление отношений между двумя Германиями. В своих научных и теоретических трудах, – а на протяжении жизни Марион Дёнхоф написала более двадцати книг – она исследует непростые отношения Германии с восточными соседями и новую расстановку сил в мире. Вот лишь несколько названий «Польша и Германия», «Пруссия – мера и безмерность», «Американский контрастный душ». Дёнхоф критикует самодовольство капиталистического общества, отсутствие социальной ответственности в общемировом и индидидуально-человеческом масштабе.
Терпимость – главная составляющая её политической и моральной позиции:
«Только если мы будем по-настоящему терпимы, удастся прервать эту порочную цепочку, которая в конечном итоге производит лишь насилие и зло...»
Всё, что делала Марион Дёнхоф, было, возможно, не столь броско, но эффективно. Вот лишь несколько фактов: она единственная немка, чьё имя носит одна из польских гимназий – таким образом был вознаграждён её вклад в восстановление взаимопонимания между немецким и польским народами.
На её деньги был восстановлен памятник на могиле Иммануила Канта возле собора в Калининграде. Под её патронажем и при финансовой поддержке фонда «Цайт» успешно была организована программа поддержки молодых журналистов из Восточной Европы – и сейчас стипендиаты этой программы проходят стажировки в Германии. И переиздаётся её книги. И есть люди, несущие дальше её моральный посыл – образ лучшей Германии.
Верди, "Дон Карлос", Премьера 5.3.02
Ария O don fatale из оперы Верди "Дон Карлос", написанной по драме Шиллера о несчастной любви испанского инфанта Дона Карлоса к своей мачехе, принадлежит сегодня к числу наиболее часто исполняемых и к репертуару каждой уважающей себя примадонны.
Впрочем, российская певица меццо-сопрано Ирина Мишура, выступившая в роли принцессы Эболи в новой постановке шедевра Верди на сцене Кёльнского оперного театра, едва ли дотягивала до уровня своих великих предшественниц. Однако опера, как и любое искусство, вещь во многом субъективная, и её пение с сильнейшим вибрато, часто сбивающееся на крик, было чрезвычайно горячо принято кёльнской премьерной публикой.
Как это не покажется странным современному слушателю, опера «Дон Карлос», одна из вершин творчества Верди, на первой премьере в Париже в 1867 году полностью провалилась. Париж был в то время единственной мировой столицей, в которой имя Верди не стало еще синонимом высшего качества музыки. "Дон Карлос" был написан композитором специально, чтобы завоевать сердца парижан, но это ему в очередной раз не удалось. Тем не менее, самому Верди эта опера, видимо, очень полюбилась, поскольку он переписывал ее в общей сложности около семи раз. Почти через двадцать лет после парижской премьеры, в сильно сокращенном варианте и теперь уже на итальянском языке, "Дон Карлос" имел огромный успех в Милане. Именно эта, так называемая миланская версия и исполняется до сих пор чаще всех других. Она представляет собой череду арий, дуэтов и сцен, которые на слуху практически у любого любителя оперного искусства.
И именно эту версию выбрал режиссер Торстен Фишер (Torsten Fischer) для Кельнской сцены.
Постановка Фишера не отличается особенной оригинальностью. Действие в очередной раз перенесено из 16-го века в 20-й, время правления Франко - прием не новый, использованный многими режиссерами.
Декорации не меняются во время всего спектакля. Зритель видит грустное белое помещение, сужающееся в перспективе и кажущееся от этого безнадежно-бесконечным. С левой стороны - длинный ряд дверей и скамеек, с правой - большие окна и пара стульев. Певцы бесцельно бродят по этому пространству, передвигают стулья, открывают и закрывают окна. Обстановка, говорящая больше о бюджете кельнского оперного театра, чем о художественных вкусах режиссера.
Куда более интенсивное впечатление оставляет музыкальная часть вечера. Солисты, в большинстве своем певцы хорошего уровня, в ансамбле звучат очень гармонично. Особенно сильное впечатление оставил Скотт Хендрикс (Scott Hendricks) в роли Родриго, единственного друга Дона Карлоса. Он мастерски использует возможности своего голоса - красивого лирического баритона, выражая им мельчайшие нюансы чувств своего героя. Особенно мягко и красиво он спел сцену гибели Родриго. Певица из Грузии Яно Тамар (Iano Tamar), искусно владеющая своим чудесным сопрано, исполнила роль Елизаветы де Валуа, мачехи Дона Карлоса, влюбленной в него, но из политических соображений вышедшей замуж за его отца. С удивительной легкостью Яно Тамар справилась с арией в последнем акте, труднейшей как в техническом, так и в эмоциональном плане. Несмотря на высочайший накал страстей, она нигде не погрешила против хорошего вкуса, сохраняя достоинство королевы.
Роль главного героя Дона Карлоса исполнил Маркус Хеддок (Marcus Haddock), обладатель красивого, лирического тенора, не привнесший однако в традиционную интерпретацию ничего нового или интересного.
Оркестр под управлением дирижера Грейема Дженкинса (Graeme Jenkins) играл выразительно, хотя местами слишком громко и без особых новшеств в интерпретации. Жалко, что духовые инструменты, столь любимые Верди, часто играли не вместе и фальшиво. Но главное удалось: звучали чудесные темы Верди, выражающие глубокое сострадание автора своим героям.