В борьбе с терроризмом много путаницы

В борьбе с терроризмом много путаницы

... ведущие к самым серьезным геополитическим изменениям, включая войны. Однако един ли мир в представлении о том, что такое терроризм и как должна вестись борьба с ним?

Или же за таким "фасадом" скрываются самые различные концепции, отражающие разницу в ментальности и в интересах различных стран и политических групп? На этот вопрос в программе "НВ" отвечает член европейской исследовательской группы "Военные и общество", действительный член российской Академии проблем безопасности Владимир Луков.

Господин Луков, каковы основные современные концепции борьбы с терроризмом? Я имею в виду концепции, принятые на государственном уровне…

МЛ: Характеристики терроризма и борьбы с ним обычно рассматриваются в макромасштабе. Отсюда и термин "международный или глобальный" терроризм.
Есть локальные концепции террора как деструктивного, но, якобы, объективно-исторического и необходимого явления. Они подводятся под основания систем "революционного", "православного", "исламского" и т.п. партикулярного насилия. Такие системы охотно используют государственные структуры и общественные институты. Можно вспомнить о "прославленной" геополитике Бисмарка, героике "красного террора" в СССР, "правоверных мучениках" Ислама, православия и т.п. в территориальных и других войнах.

Есть альтернативные концепции. В них значительную роль играют деньги и финансово мощные организации, от которых зависят территории, потенциально "терророопасные". При этом и вопросы борьбы с террором ставятся в более общий контекст доминирующих там процессов, включая экономические. Теперь страны НАТО апробируют схему "деньги за мир" в Афганистане. В Афганистане американцы стали платить плантаторам омиумного мака за внедрение альтернативных сельскохозяйственных культур. Хотя этот процесс идет с трудом, но он имеет перспективу. Money talks! Похожую концепцию борьбы с нежелательными явлениями Россия перелагает на Центральную Азию. Так, например, за туркменский газ Алексей Миллер предлагает двойную цену. Нужно не забывать про этот аспект, рассматривая "накидывание" цены за аренду Байконура Казахстану.

В такой концепции сама логика "мягкого контртерроризма" заставляют одних граждан все активнее защищаться от "экстремистских" требований других граждан. Если есть, что терять, то за это борются против тех, кто это хочет отнять. Самое интересное в том, что силовые структуры при этом "отдыхают". А точнее ведут свой внеслужебный бизнес.

Сегодня уже открыто говорят о неких тайных торгах Кремля с американцами по типу - мы вам ПРО в Чехии и Польше, а вы нам деньги на логистику в Центральной Азии и транспортировку оборудования для натовских войск в Афганистане. Такой военно-стратегический бартер в борьбе с международным терроризмом вполне вписывается в концепцию "мягкого" контртерроризма.

То есть полным ходом идет меркантилизация и "оцифровка" контртерроризма в глобальном масштабе. И НАТО, и Россия хотят противодействовать терроризму по-умному: с большими деньгами, компьютерами и минимальным риском (особенно для США, где выборы президента).
С другой стороны, Россия после выборов может себе позволить и блефовать "жестким" контртерроризмом на Кавказе, в Приднестровье и Центральной Азии. При этом в случае возникновения там проблем расплачиваться за это придется, вероятно, не самой России, а НАТО!

Если обратиться к Центральной Азии, то насколько, по вашему мнению, там имеются предпосылки для расширения сети террористических организаций?

ВЛ: Есть ли предпосылки для расширения деятельности террористических организаций, скажем, в Центральной Азии? Только одна - сговор силовиков в рамках ШОС о том, как "развести" американцев и других НАТОвцев на дополнительные деньги в борьбе с терроризмом. Для этого сгодятся провокации спецслужб с "обнаружением" террористов там, "где светло". Как в анекдоте - "Почему ты кошелек ищешь под фонарем? А здесь светло!". Сгодятся и преувеличенные властями масштабы волнений в связи с обострением реальных социальных и т.п. проблем. За ними можно поискать и найти "чью-то руку".
Естественно, что это легко сделать на фоне объективно существующей нищеты в Ферганской долине и при полном неверии населения ни властям Узбекистана, ни США, ни России. Внешними причинами власть всегда оправдывает свою социальную безответственность.

Господин Луков, насколько я понимаю, имеется "определенная неопределенность" даже в самом понятии терроризма: когда на Западе говорится об антитеррористической операции в Афганистане, то часто террористами называют тех, кого в других политических обстоятельствах назвали бы повстанцами или партизанами. С другой стороны, афганские полевые командиры, или, к примеру, Тегеран, некоторые действия военных США в Афганистане называют террористическими. Не мешает ли эта неразбериха при проработке практических концепций борьбы с терроризмом?

ВЛ: Оружием террора в Европе, России, США и КНР до сих пор считают лишь теракты против лиц и организаций той или иной власти, их сторонников среди широкой общественности. Но международный терроризм бросает ныне вызов образу жизни, а не просто отдельным лицам и объектам, пусть и самым значимым, которых тщательно оберегают.
Путаницы много. Так, в Афганистане, например, террористами уже называют США и их союзников, а те, в свою очередь, причисляют к террористам сепаратистов-пуштунов, наркодельцов-таджиков и контрабандистов-узбеков. А ведь на деле - это традиционный образ жизни десятков миллионов людей. Такой образ жизни популярен и в Центральной Азии. И искоренение силой оружия "плохого" по западным стандартам образа жизни в Афганистане, Центральной Азии послужит примером гуманизма и демократии? Вряд ли.
Наоборот, это чревато партизанской войной и ростом взаимодействия в рамках "исламского Интернационала" под руководством Усамы бин Ладена. Все как при Ленине и Сталине, когда "коммунизм шагал по планете". Теперь очередь терроризма, если его не остановит "мягкий контртерроризм".
Ярким примером "мягкого" контртерроризма служит желание Пекина, несмотря на недавние волнения в Тибете, пронести-таки факел Олимпиады через Гималаи при опоре на местные силы общественной безопасности. Хотя в Тибете полно войск, охрану церемонии по проносу факела с олимпийским огнем поручается осуществлять именно местным силовым структурам. В этом сущность китайской «вьетнамизации» конфликта в Тибете. Хотя, как это будет в реальности, пока трудно прогнозировать. У американцев «вьетнамизация» завершилась отводом войск США из Юго-Восточной Азии. Как бы то ни было, глушить танками террористов - прошлый век.

24 марта Иран подал через Таджикистан просьбу о вступлении в ШОС. Пока в ранге наблюдателя. Однако если допустить, что Тегеран в обозримом будущем станет тесно сотрудничать с ШОС, вероятно, следует ожидать, что и представления этой организации о борьбе с терроризмом будут определенным образом скорректированы с учетом взглядов на это Ирана?

ВЛ: Иран тоже хочет бороться за мир, прогресс против насилия и террора. Правда, внешний источник всех этих негативных явлений иранское руководство видит в политике США, Израиля и других стран НАТО. А внутренний источник террора – в действиях антиисламских сил и движений, выступающих против шиизма. Есть и экономический интерес у Ирана в ШОСе. Выведет новый президент США войска из Ирака скоро или нет, а вот блокаду вокруг Ирана американцы хотят установить надолго. Из этих-то тисков Иран и пытается вырваться через ШОС.

В странах Центральной Азии есть газ, а у Ирана – трубопроводы и морские порты для вывоза «голубого топлива» и «черного золота». И тогда все богатство Центральной Азии рано или поздно пойдет через Ормузский пролив. И здесь ни России, ни Украине, ни Беларуси и Польше, как говорится, "нечего ловить". Поэтому шансы Ирана на участие в ШОС следует рассматривать всерьез, и, соответственно, влияние Ирана на принимаемые ШОС концепции борьбы с терроризмом.

С другой стороны, от смычки Ирана и ШОС у России и связанных с ней "проводников" к Западу Украины и Беларуси появится мощный обоюдный оружейно-экономический интерес. Материализация этого интереса зависит от успеха той или иной концепции борьбы с терроризмом.